Страница 78 из 96
Завороженный его речью, Олег молчал, почти не слыша слов. Но что-то заставило его встрепенуться.
— Как ты сказал? — переспросил он. — Как ты сказал, что такое совесть?!
— Это не мои слова, — покачал головой Ардаар. — Наш народ говорит, что совесть — это голоса мертвых.
— Да, — кивнул Олег. — Да, спасибо…
Он машинально отпил пива, не ощутив вкуса, — просто во рту пересохло. Совесть — голоса мертвых.
«Не уходи от меня, дед, — попросил Олег и не удивился этой мысли, не смутился ее кажущейся наивности. — Не бросай меня…»
Пива он выпил слишком много. За разговором, за компанию, просто потому, что хотелось пить. Теперь Олег об этом жалел — пиво ударило в ноги, выходило потом, во рту стоял его вкус. Оружие казалось тяжелее обычного. Очевидно, он и выглядел странно, потому что на него несколько раз косились.
«Да ты набрался, придурок, — пришла необычайно ясная мысль. — Ты просто пьяный, вот и все! Ну и ну…»
Он присел на траву возле чьих-то телег. Почему-то пришла обида — жгучая и болезненная — на Бранку, на Йерикку… Бросили. Его все бросили. Или нет. Бранку-то он сам оттолкнул, а зачем? Она же выбрала его, его, не Гоймира, а он повел себя, как последний сопливый пацан! Или… или как настоящий мужчина? Снова вернулись болезненные и приятные мысли о том, ЧТО и КАК могло быть у них с Бранкой. А теперь она на него и смотреть не хочет. Вот странно — сделал хорошо одному человеку и обидел второго…
Шевельнулся — в кармане ощутил серебро. Почти все было цело — вчера только на чай потратился… А вот интересно — есть ли у них проститутки? Олег серьезно задумался. Что если найти — и… Такая мысль ни разу не приходила ему в голову на Земле, где он не раз видел этих женщин, а то и девчонок младше себя. Да нет, наверное, нету тут проституток. Дикая земля…
«Как домой хочется, — трезво подумал Олег. Он ничего не ощущал — ни тоски, ни желания заплакать, ни желания вернуться. Просто, словно написанные на плакате, всплыли перед его мысленным взором эти слова. — Как домой хочется».
Напротив балагана сидел на скамеечке сухощавый старик, одетый в белое, — немного похожий на волхва с иллюстрации к «Песни о вещем Олеге». Косматые брови до такой степени нависали над глазами, что невозможно было понять, открыты они или нет. Но Олегу почему-то казалось — старик смотрит на него. Пристально и непонятно. Хмель быстро откатывался прочь, и Олег с неожиданным суеверным ужасом понял, что это — из-за взгляда.
Мальчик решительно поднялся и в несколько широких шагов оказался рядом со стариком. Тот остался неподвижен — даже головы не поднял на замершего рядом рослого вооруженного парня — и Олег грубовато спросил:
— Почему ты смотрел на меня, старик?
Седая длинноволосая голова поднялась, из-под густых бровей, из глубины темных впадин, загадочно и жутковато посмотрели в лицо Олегу блеклые, не имеющие выражения глаза.
— Ты был пьян, — сказал старик на городском диалекте, как две капли воды схожем с земным русским. — Я не люблю пьяных. Тем более — тех, кто начинает пить в твоем возрасте.
— Я вообще не пью, — возразил Олег сердито. — Просто… настроение поганое. Мысли всякие…
— Это не причина, — непреклонно ответил старик. — Никому и никогда не может быть настолько плохо, чтоб заливать горе хмелем. Да и не удалось это никому, как ни старались. А твое горе и горем не назовешь.
— Откуда ты знаешь, что со мной случилось? — подобрался Олег.
— Да то же, что и с сотнями до тебя, — безразлично отозвался старик. — Все молодые одинаково слепы, они думают, что до них не было на земле ни счастья, ни горя, что их беда и радость — первые в Мире. А это не так. Я знаю, что говорю. Когда пришла Беда, я уже был немолод. А в твои годы сидел князем в городе, данванское имя которого не хочу произносить, а нашего сейчас никто не помнит. И мне тоже казалось, что до меня ничего не было. Даже солнце засветили для меня… А если приходила беда — я удивлялся, почему весь свет не плачет со мной.
— Сколько же тебе лет? — спросил Олег. Старик поднял и опустил широкие костлявые плечи. — Ты вправду был князем? — седая голова склонилась. — А сейчас, если не секрет, ты чем зарабатываешь себе на жизнь? Или ты живешь у родни?
— Я не дряхлая развалина, чтобы меня кормила родня, — Олегу показалось, что старик усмехнулся. — Я рисую.
— Ты художник? — удивился Олег. — Разве тут это может прокормить?
— Знаешь слово «художник»? — в свою очередь удивился старик. — Ты с юга?
— Я горожанин, — уклончиво ответил Олег. И ему показалось, что старик не поверил. — Так ты живешь продажей рисунков?
— Ты не понял, — покачал головой старик. — Мои рисунки не повесишь на стену. Ты видел, конечно, наколки на коже воинов? Многие из них сделал я — к какому бы племени воин ни принадлежал.
— Татуировки? — Олег поморщился, вспомнив, в каких условиях впервые увидел татуированного человека. — Ясно.
Он было собрался отойти и поискать своих. Но задержался. Татуировки славян были искусными и красивыми, но особого восторга не вызывали. Еще на Земле Олег с пренебрежением относился к пирсингам и «тату», которыми увлекались многие одноклассники и одноклассницы, открыто посмеивался над ними: мол, недалеко ушли от дикарей, еще консервные банки к ушам подвесьте! Или кость в нос… Здесь, в Мире, татуировки казались вполне уместными, но Олега не привлекали.
А сейчас вдруг он подумал о них совсем по-другому.
— Ты можешь сделать любую наколку? — спросил он старика.
Князь-мастер ответил, не поворачиваясь:
— Любую, которую знаю. А если у тебя есть рисунок — сделаю по нему и незнакомую.
Олег помолчал, помялся. Собственная затея казалась ему с одной стороны нелепой — это же на всю жизнь! Да и больно, наверное… Но именно эта мысль — о боли — заставила принять решение. Что он, боли испугался, что ли?!
— Дорого берешь? — задал он еще один вопрос.
— Рубль, — ответил старик.
Это было дорого: рубль — пятая часть здешней гривны, это Олег уже знал. Часть его все еще сопротивлялась, но мальчишка уже знал, что не откажется от затеи, хотя и не понимал, на кой черт ему это нужно.
— Сделай мне, — почти приказным тоном сказал он.
Старик вновь поднял голову. Смерил мальчишку с ног до головы непонятным взглядом. И спросил без интереса:
— Зачем?
— Мне так хочется, — не нашел лучшего объяснения Олег.
— Не стоит, — безразлично, без выражения, сказал старик.
— Я плачу, — настаивал Олег. — Это твоя работа, так ведь? Ты делаешь — я плачу.
— Подумай. — Тон старика стал предостерегающим. — А лучше не думай — просто уйди и купи на этот рубль сластей той, с которой поссорился. Это будет умнее.
— Тебе нет дела до моих ссор! — негромко, но резко бросил Олег. — Я ХОЧУ, чтобы ты это сделал.
Он приготовился продолжать спор, но старик внезапно спросил:
— Какой рисунок и куда?
— Сюда. — Олег коснулся груди слева под ключицей, почувствовав, как засосало под ложечкой от предчувствия неприятных ощущений. Это даже на Земле, говорят, больно — специальной машинкой, под обезболиваньем. А тут? Но он решительно продолжал: — Знаешь Рысь? — Старик кивнул. — Я хочу коловрат, — Олег употребил местное название свастики, — а в центре его — Рысь.
— Хорошо. — Старик легко поднялся, и Олег невольно шагнул назад: в нем было за два метра росту, широченные ладони походили на лопаты, плечи у стоящего казались еще шире, чем когда он сидел. Олег понял, что в зрелом возрасте это был богатырь. — Подожди здесь.
С этими словами он скрылся в балагане. Олег нервно огляделся, снова подумав, что делает глупость. Вот про такие случаи говорили на Земле: «Бес под руку толкает». И знаешь, что не стоит, и…
А может, именно стоит?
Он не успел закончить спор с самим собой — старик появился так же бесшумно, как и исчез. В руке он нес ковшик с водой, который протянул Олегу, повелительно сказав:
— Выпей.
— Обезболивающее? — Олег замотал головой. — Зачем, не надо, я не боюсь…