Страница 46 из 96
Он умолк. И, чтобы не молчать, чтобы хоть что-то сказать в наступившей тишине, сказал:
— Вот.
— Благо тебе, Вольг, — откликнулся Гоймир. — Благо тебе.
И отвернулся в море.
А Олег необычайно отчетливо вспомнил, когда он выучил эту песню. Весной 99-го, когда НАТО бомбило Югославию, вот когда. Отец смотрел новости, ругался сквозь зубы, а потом уходил к себе в комнату и ставил кассету. А на небе горели, взрывались дома и с гулом плыли над взлетными полосами бездушные и высокомерные «файтинг фалконы», «иглы», «торнадо», «хорнеты», «тандерболты»…
Как тот данванский фрегат, что придавил его, четырнадцатилетнего славянского мальчишку, на железнодорожной просеке. Придавил ужасом, мощью, беспомощным сознанием собственного ничтожества перед проплывающей в небе броневой тучей…
А еще вспомнилось тоже виденное по телевизору — люди, взявшись за руки, стоят на мостах и глядят в пересеченное пунктирами очередей завывающее небо. Женщины стоят, дети и старики.
Нельзя прятаться от опасности. И если уж совсем нет сил — одолеть врага, если не осталось даже надежды — так надо подняться в рост и, глядя ему прямо в глаза, сказать: «Стреляй, сволочь».
И пусть тогда убивает.
Это — тоже победа.
В последующие дни у Олега было много возможностей снова и снова пожалеть о необдуманном решении принять участие в ОЧЕНЬ плохо продуманной, подготовленной и управляемой экспедиции. Нет, морская болезнь не вернулась. Но было постоянно холодно (опять-таки ОЧЕНЬ!), мокро и ветрено. Возможность согреться была только в спальнике — по утрам из него не хотелось вылезать. На четвертое утро появилось солнце. Нет, вообще-то оно никуда и не девалось, предпочитало оставаться на небе круглые сутки. Просто на этот раз оно решительно разогнало тучи, очистило небосклон, заиграло на воде… и ударил мороз градусов в пятнадцать. Брызги замерзали на лету, и коч набрал лишний вес за счет льда.
Лежа в спальнике, Олег хмуро размышлял над своим идиотизмом. Помимо воли перед ним вставала картинка — коч затирают и давят могучие льды, они все идут пешком… куда — не вполне понятно. Ему уже объяснили, что коч не может затереть в принципе — он построен так, что лед сам выдавливает кораблик наверх. А уж летом такого льда не бывает даже на самом севере. Это не зима, когда Снежные Моря замерзают до самого побережья! Но жуткое видение продолжало качаться перед глазами.
— Морской Народ!!! — заорал кто-то с носа. Все вокруг засуетились, забегали, из спальников пулями повылетали даже те, кто вроде бы дремал. Йерикка перескочил через лежащего Олега, крикнул:
— Вставай скорей!
Около носового склада расхватывали охотничье оружие — рогатины, короткие мечи, тяжелые топоры. Кое-кто скакал по обледеневшим трапам босиком. Выбираясь наверх, все рассыпались вдоль бортов или группировались на носу и корме. Захваченный общей тревогой, Олег тоже вскочил, не ощущая холода. Воображение почему-то рисовало ему викингов на большом длинном корабле, подгоняемом неутомимо шевелящимися веслами. «Во попал!» — лихорадочно думал он, засовывая за пояс брошенный ему меч и поспешно передергивая затвор «сайги». Но, когда он в числе последних взобрался на борт, то не увидел никакого корабля вообще — на все шестнадцать румбов, как говорят моряки на Земле. Только метрах в двухстах к кораблю, по-дельфиньему выпрыгивая из воды, приближалась большая стая крупных рыб.
— А где? — тяжело дыша, спросил он.
— Кто? — ответил вопросом оказавшийся рядом парнишка, державший обеими руками тяжелый топор-секиру.
— Эти. Морской Народ, — повторил Олег.
— Да вот же они! — удивленно указал топором горец. — Плывут! Дай боги — по-мирному… Махаться перед охотой — недобро…
Но Олег его уже не слушал. С изумлением и омерзением он понял, что к кораблю плывут вовсе не рыбы — это были человекоподобные зеленокожие существа, необычайно стремительно передвигавшиеся волнообразными движениями чешуйчатых тел. Челюсти их резко выдавались вперед, над выпуклыми надбровными дугами начинался гребень, становившийся все выше и выше до центра спины, а потом вновь уменьшавшийся к копчику. Некоторое время Олег не мог понять, есть ли у Морского Народа хвост, пока те не подплыли поближе и не стало ясно — хвоста нет, а есть почти обычные ноги, в то же время напоминавшие плавники.
Метрах в двадцати от корабля Морские Люди разделились на два потока и, охватив коч овалом, легко пошли вровень с ним, то и дело поворачивая к людям ничего не выражающие большеглазые лица. Потом один из них плавно отделился от остальных и приблизился к корме. Старик кормщик, передав рукоять весла напарнику, наклонился над водой и крикнул:
— Добром пусти — дадим чего! А нет — много нас, с огненным боем идем, бить вас станем!
Не переставая пугающе легко держаться вровень с кочем, Морской Человек поднял из серой воды длинную трехпалую руку с перепонками, коротко протрещал — словно на сучок наступили. Кормщик взял в ладонь поданный ему нож — не камас, конечно, а просто длинный одноострый клинок из бронзы, кованый с рукоятью в одно целое и, нагнувшись ниже, вложил оружие в пальцы чудища. Оно немедленно нырнуло — и тут же, повинуясь явному беззвучному приказу, нырнули и остальные, чтобы появиться метров за сто от коча. Олег шумно перевел дух, покосился на соседей — никто не смотрел насмешливо, размякли лица, опускались руки с оружием. Олег щелкнул предохранителем ружья.
— Берег рукой подать, — сказал кормщик. — Может, и доберемся к месту.
— Почему берег близко? — спросил Олег у своего соседа. Тот, поставив секиру рукоятью между ног, ответил охотно:
— А Морской Народ вдаль от берегов не забирается. Им отмели самое по душе. А вот погоди — берег увидим-то. Сейчас увидим.
— Не каркай, ворона! — окликнул кормщик.
И тут же кто-то истошно крикнул — еще никогда не слышал Олег такого человеческого голоса:
— Вон!
…Данванский вельбот шел над водой совсем низко и очень быстро, немного похожий сейчас на экранопланы Земли. Поверхность моря разбегалась мелкой белесой рябью.
На коче все окаменели. А вельбот приближался легко, играючи. Оба «ППШ» в блистерах[18] были наведены на палубу кораблика.
«Оружие данванов… Извергает поток маленьких стрелок из металла… Они летят так, что пробивают каменные плиты…» — вспомнил Олег слова Бранки. И сдвинул вниз предохранитель.
Вельбот повис над палубой — метрах в трех от верхушки мачты. Звук его движения стал неслышным вопреки расстоянию. Сколько это продолжалось — Олег не взялся бы сказать. Он смотрел прямо в черный косой срез ствола и думал только о том, чтобы успеть выстрелить. Хотя бы раз. Просто в это серо-голубое днище, наверняка бронированное всеми видами брони.
Потом что-то тяжело упало на носовую палубу. Все вздрогнули, а вельбот так же легко снялся с места и уже медленнее, зачем-то рыская в воздухе, пошел дальше.
— То что? — напряженно спросил кормщик.
С носа ответили:
— Мешок, вспорем сейчас… — И после короткой паузы — какой-то болезненный крик: — То дерьмо! Мешок с дерьмищем кинули, паскудцы!
Мальчишка рядом с Олегом прохрипел:
— Уж добро бы били… выродки… чем так-то…
Олег покосился на него — из глаз мальчишки текли медленные злые слезы. А с носа закричали:
— Йой, ты смотри! Ты смотри, смотри, что творят, что творят-то, негодящие! Смотри!
Вельбот словно бы танцевал над поверхностью воды старый брейк — резко дергался туда-сюда, чуть опускался и тут же поднимался на прежнюю высоту… Из носа и кормы в воду били серебристые, посверкивающие под холодным солнцем струи, казавшиеся призрачными, как слабый туман. Там, где они касались воды, та вскипала. И в этом кипении суетливо и гибко подскакивали и рушились обратно рыбообразные тела Морских Людей.
Их спокойно и точно расстреливали с вельбота — всех, кто не успел нырнуть глубже. Вот один из Морских Людей подскочил высоко, взмахнул рукой — на солнце ярко вспыхнул вылетевший из его руки клинок, направленный в брюхо вельбота — и падал обратно уже мелким крошевом…