Страница 28 из 96
Всадник тронул коня — каким-то неуловимым движением. Олег успел отметить, что эта мохнатая животина ничуть не напоминает тех коней, с которыми он привык иметь дело — глупая мысль. Копье, опустившись, ткнуло его в плечо, отодвигая в сторону, и мальчишка сделал шаг — не потому, что толчок был сильным, нет. Просто от удивления. Конь, равномерно покачивая головой, украшенной чеканным налобником, вклинился между Олегом и Бранкой, которая замерла, словно парализованная. Больше не глядя на Олега, всадник нагнулся… и сырой воздух резанул отчаянный визг Бранки. Не крик, как от боли или гнева, а именно визг. Так визжат даже очень храбрые девчонки, случайно прикоснувшись к лягушке или столкнувшись со страшной серой мышью. Всадник что-то довольно проскрежетал, прохрюкал — ничего общего с человеческой речью это не имело. Бранка снова подала голос — и на этот раз уже не визжала, а отчаянно кричала:
— Пусти! Пусти! — и вдруг: — Во-оль!
Пригнувшись, Олег прямо с земли прыгнул на латную спину.
…Он не знал, что заставило его сделать этот прыжок. Только что он не ощущал ничего, кроме изумления, смешанного с заторможенностью. Даже когда Бранка завизжала, он вздрогнул лишь от неожиданности и — помнилось — тупо подумал: «Чего это она?» Но крик вдруг разом объяснил ему — и что происходит, и «чего» она.
И что с ней — и с ним — будет.
Наверное, это и называется — «генетическая память».
…Всадник не ожидал прыжка. Ударив всем телом, Олег выбил его из седла наземь, и при всей неожиданно кошачьей ловкости тот уже не успел перехватить повод или схватиться за луку — одной рукой он мял грудь Бранки, а второй держал ее за волосы. Но успел, невообразимо извернувшись, оказаться лицом к лицу с Олегом и ударить головой в шлеме в подбородок навалившегося сверху мальчишки.
Тренируясь, Олег получал и более сильные удары. Его охватила злость, смешанная с омерзением. Этот грязный коротышка тискал Бранку! Может быть, именно злость и помешала ему выбрать на самом деле верное решение. Помотав головой, как молодой бычок, Олег чуть отстранился от врага, чтобы нанести удар вернее — и полетел кувырком, получив пинок в живот.
Но вскочили они одновременно. Всадник, визжа — конечно, не как Бранка, а с явной угрозой, — молниеносно схватился за рукоять сабли. Но Олег уже сделал быстрый скользящий шаг — и свинг правой свалил мерзкую тварь с ног. Сабля серебристой змейкой выскользнула в траву, а Олег зашипел — костяшки пальцев были рассечены о проклятый нащечник! И поэтому же нокаута не получилось. Всадник быстро поднялся — потряхивая головой, чуть покачиваясь, но уже с длинным кривым кинжалом в руке. Рукоять кинжала была украшена алыми ленточками. Из-под нащечника всадника, склеивая левый ус в сосульку, медленно выползала кровь. Он тряхнул рукой, сбрасывая щит в мокрую траву.
Труднее всего было заставить себя не бояться ножа. Пританцовывая на траве, Олег принял решение. Подпустить ближе. Пускай ударит. Поставить блок. Если порежет руку — неважно, вытерпим. И — панч в переносицу этой жабе. Во всей своей амуниции он ляжет на месте.
…Лицо всадника вдруг стало безмерно изумленным. Он подался вперед, словно увидел друга после долгой разлуки и решил обнять его, даже руки чуть развел. Рот приоткрылся, выдохнул: «Ххххуу…» — а потом из него толчками полилась густая темная кровь, и вот теперь Олег заметил окровавленный наконечник копья, который, раздвинув чешуи панцыря, торчал на пол-ладони из правого бока врага.
Не сгибая ног, всадник тяжко повалился ничком. Только теперь Олег заметил, что волосы его заплетены сзади в две тонких косицы. Всадник лежал, разбросав руки, и над его телом мерно раскачивалось древко его собственного копья. А подальше стояла Бранка — ощеренная, как волчица, напружиненная и торжествующая. Олег смотрел на нее почти с ужасом — напряжение схватки спало. Он же вовсе не хотел убивать напавшего на них! Его мысли не шли дальше нокаута — и он не мог себе и представить, с какой легкостью его спутница способна убить человека!
— Вот вам кегли, — вырвалось у Олега.
Бранка смачно и хладнокровно плюнула на труп и, подняв саблю, двумя деловитыми ударами отделила голову убитого от тела Пинком босой ноги откатила ее в сторону. И, как ни в чем не бывало, обратилась к Олегу:
— Бежать надо, Вольг. Что дождь — добро, он следы замоет, и шума не слышно было за ним. Но все одно — найдут его скоро. Выжлоки по одиночке не ездят.
— Бежать так бежать. — Олег заставил себя отвести глаза от трупа. Впрочем, тот выглядел не так страшно, как в фильмах. — Ну, ты его… — Слов больше не нашлось, и Олег просто покачал головой.
— У тебя кровь, — сказала Бранка, отшвыривая саблю. — На лице и на руке.
— А, ерунда, — Олег несколько раз согнул и разогнул пальцы, мазнул по подбородку. — Заживет.
— Второй раз ты меня спасаешь. — Ладони Бранки легли на плечи Олегу, она серьезно посмотрела мальчишке прямо в глаза — Благо тебе и на этот раз. Смелый ты. Сильный. И бьешься умело.
— Ерунда, — с запинкой повторил Олег, не зная, куда деваться сейчас от своей спутницы. Да что это дитя природы — совсем не соображает, что делает, или просто его провоцирует?! Но Бранка не собиралась его провоцировать. Она лишь слегка подалась вперед и, коснувшись лбом плеча Олега, отстранилась со словами:
— Идти надо. Скорее.
Олег ощущал, что местность поднимается. И горы больше не были призрачными силуэтами на горизонте — какими их он увидел с дуба в первый день своего суматошного пребывания здесь. Они нависали и громоздились над деревьями, сами покрытые лесом, как невиданным мхом.
Вопреки опасениям Бранки, хангары-выжлоки их не нашли. Да и неизвестно — может, и не искали. Дождь шел почти до вечера, надежно смыв все мыслимые и немыслимые следы, пока они безостановочно уходили на север — шли, пока совсем не стемнело, и лагерь вопреки всем правилам разбивали уже в темноте. Просто забились под кусты, прижимаясь друг к другу и провели настороженную, холодную ночь. Хорошо еще, утро встретило вновь пением птиц, теплом и солнечным светом — одежда сохла буквально на глазах, а вместе с сыростью испарялось и дурное настроение с опасениями.
Нельзя, впрочем, сказать, что опасения испарились совсем. Бранка продолжала твердить о коварстве хангаров, оба были настороже — именно это спасло им жизнь на третий день пути, когда они вовремя метнулись под деревья с проплешины, поросшей вереском. А через считанные секунды над головами проплыл данванский корабль. Как Олег догадался, это и было то, что обозначалось, как «вельбот». Аппарат в самом деле походил на крылатую лодку размером с большой вертолет. Два уже знакомых гипертрофированных ППШ торчали снизу на носу и корме.
— Оружие данванов, — пояснила Бранка шепотом, хотя машина давно уже скрылась за деревьями. — Извергает поток маленьких стрел из металла. Они летят так, что пробивают каменные плиты… А еще у них есть взрывающиеся снаряды, которые сами видят врага и сами летят к нему на тепло, на огонь костра… И оружие, которое превращается в огненный шар, — такой шар оставляет после себя только пепел. Даже камень плавится, даже сталь…
— А люди? — пораженный догадкой, спросил Олег. — Те, кто остается жив, — они… ну, они ничем не болеют?
— Нет, — помотала головой Бранка. — Но данваны могут колдовством заражать воду, землю и воздух. Тогда начинают болеть все — и растения, и животные, и люди. Так они убили два наших племени только на моей памяти. Выжившие приходили к нам. Только все равно… — Она махнула рукой. — У них постоянно что-то болело. И самое страшное, — в голосе Бранки прозвучал настоящий ужас, — они не могли иметь детей! Так и умерли — бездетными!
«Как же, колдовство, — зло подумал Олег. — Знакомые штучки. „Оранжевая рецептура“, еще какие-нибудь дефолианты… А то и радиоактивную пыль рассеивают. Вот сволочи!»
Он впервые по-настоящему разозлился на неведомых данванов. И только позже понял, почему — и разозлился еще больше. Бранка ему нравилась. И отвратительна была мысль, что и ее могли убить каким-нибудь подлым оружием — сильную, смелую, красивую девушку превратить в больное, изуродованное существо… Олег не отдавал себе в этом отчета, но в нем сидело привитое отцом — бывшим офицером — глубокое отвращение к «неспортивным методам ведения войны». Можно вырезать ножами спящий вражеский лагерь — нельзя залить его ипритом. Можно пытать пленных, чтобы добыть сведения, — нельзя издеваться над мирными жителями. И так далее…