Седой Кавказ

– Не суй свой нос не в свои дела! – оборачиваясь, замахнулся разъяренный Докуев.

– Хватит вам шуметь, перестаньте, – вступился сын, и после недолгой паузы спросил: – Так что, Денсухар нам должен был?

Домба молчал, только голова его тряхнулась, то ли в знак согласия, то ли от очередной дорожной рытвины.

– И много он должен? – не унимался сын.

Отец вновь промолчал. Они как раз ехали в том месте, где Домба и Денсухар впервые встретились после долгих лет вынужденной разлуки.

– Кто кому должен – как понять? – как бы про себя, в глубокой задумчивости вымолвил Докуев-отец.

– Как «кто кому должен»? – затарахтела Алпату.

Однако Домба уже никак не реагировал на ее болтовню.

– Да-а, мужественный был человек, настоящий кремень, – невольная слеза выступила в его глазах. – Да благословит его Бог!

– Лучше бы рассчитался, а потом подыхал, – сквозь зубы, зло процедила Алпату.

Домба вновь промолчал, низко опустил голову. Денсухар забрал с собой многие тайны. Только сейчас Докуев понял, что был несправедлив к покойному и теперь с его смертью он потерял единственного надежного и мужественного человека. «Денсухар не был другом, но он был верной опорой, его слово многого стоило… А теперь кругом одно жулье, думающее только о деньгах… Бедный Денси, как я тебя водил за нос»! И Домба вспомнил давнее…

…За два-три дня до свадьбы Самбиева Денсухара на совещании в райисполкоме, во время перерыва, лично первый секретарь райкома партии подошел к Докуеву, очень вежливо поздоровался и на глазах пораженных участников учтиво, под локоть провел в свой кабинет.

– Домба Межидович, как у Вас дела, нет ли проблем? – начал издалека гроза района, а потом, уже за чашкой чая, вдруг спросил: – А откуда Вас знает Шаранов?

Докуев опешил, не знал, что ответить, ток прошел по телу.

– Видимо, с Казахстана? – подсказал первый секретарь. – Ведь он служил в области, где вы жили, а потом его перевели в Чечено-Ингушетию. А на днях назначили на очень высокую должность в обком партии. Вы, наверное, читали в газете? Так вот, он о Вас спрашивал, даже просил передать привет… Вы с ним в близких отношениях?

– Да, – с трудом выдохнул Докуев.

…Ночью Домба любовался заревом над Грозным. Он окончательно определился и понял, что общество Самбиева – вред, а его свадьба – лишние затраты и вынужденное общение с голытьбой, в то время как ему передает привет через первого секретаря райкома один из высших руководителей республики.

Несколько недель Докуев тщетно пытался встретиться с Шарановым на общих основаниях через приемную обкома. После совета Алпату он стал поджидать его у парадного входа. И хотя милиция пару дней гоняла, на третий удача улыбнулась: Шаранов узнал его и пригласил в кабинет. Только войдя в торжественно-грандиозное здание обкома, Докуев понял всю силу этого храма Советской власти. От давящей мощи он не мог внятно говорить.

– Ну ладно, Докуев, – быстро подытожил беседу секретарь обкома. – Нам нужны грамотные специалисты. Поедете учиться в Высшую партийную школу. Вот Вам направление, все адреса, телефоны, а это мой в приемной. Звоните в любое время… Только по делу.

В июле в республиканском доме политпросвещения шло собеседование. Принимали всех: более грамотных в Москву, остальных в Ростов-на-Дону. Докуева послать учиться экзаменаторы никак не смогли: абсолютно безграмотен – был их вердикт, да к тому же в возрасте.

Огорчился Домба не на шутку, а жена все точит – «иди попроси работу, иди проси!». Побрел вновь он к «золотой рыбке», а точнее, к манящему «огоньку».

– Ну ладно, – озабоченно сказал Шаранов, – свои кадры мы на произвол судьбы не бросаем… У нас беда с воровством на винно-коньячном комбинате – будешь там нашими глазами и ушами, – перешел на ты и начальственно-приказной тон секретарь. – Устроим замначальником охраны. Там грамотность не нужна, но нужны бдительность и исполнительность. Ясно?

– Да, – мотнул Докуев.

– Не «дакай», – передразнил Шаранов, – а так точно.

– Так точно, – вскочил Домба, – товарищ, э-э-э…

– Сек-ре-тарь обкома.

– Так точно, секретарь обкома, – чуть не разрывался в струне заместитель начальника охраны Грозненского винно-коньячного комбината.

– Да, квартиру не проси, через годика три-четыре сам купишь, а так, я думаю, ты не пропадешь, – Шаранов недобро улыбнулся. – Хм, как ты акты потравы полей выдумал? Мо-ло-дец!

– Да я, я, я, – Домба был ошарашен, как нашкодивший школьник, затрясся, еще больше вытягиваясь в стойке.

– Да ладно, – махнул рукой секретарь, – просто впредь мелочевкой не занимайся, ну и друзей не забывай. Все понятно?

– Так точно!

– Брось эту брехню, – сморщился Шаранов. – Ко мне – только в особо важном случае… Ну, со временем сам поймешь. Контакт держи через помощника.

Строго выполняя наказ, Докуев квартиру не просил, просто через полгода купил маленький домик, оформив его на Самбиева, а лет через пять построил в центре Грозного с виду невзрачный, но добротный дом со всеми удобствами.

К этому времени Домба уже занимал очень доходное место на комбинате – заместитель начальника цеха готовой продукции. Этому способствовало два крупных ЧП. К концу второго года работы, когда Докуев думал, что он знает все и все у него «схвачено», он попался на крупной групповой краже в ходе совместной проверки милиции и народного контроля. Трех человек арестовали, и вдруг во время следствия выяснилось, что Докуев невиновен, а соучастники получили по пять лет лишения свободы с конфискацией имущества.

Казалось, что Домбу должны как минимум уволить, так нет – в наказание из бригады охраны его переводят для «перевоспитания» в цех готовой продукции, на материально ответственную должность кладовщика. Через год Домба вновь попадается с поличным, вновь уголовное дело, и вновь он выходит «сухим из воды», только теперь за халатность ему не доверяют должность кладовщика, а назначают в наказание заместителем начальника цеха готовой продукции, и его стали все называть по-русски – Зубр *.

Со времен депортации вайнахов все руководящие позиции на винно-коньячном комбинате занимали в основном приезжие армяне. Освоившись в родном городе, чеченцы и ингуши стали потихоньку теснить чужаков с доходных мест. Первым не выдержал напора начальник цеха готовой продукции. Он «по болезни» раньше положенного срока вышел на пенсию и переехал жить в Прибалтику.

За вакантное место развернулась жесточайшая конкуренция. Из четырех явных конкурентов остались только два – Докуев и некий Беков – представитель крупного тейпа – со стороны. Сплотившись, Бековы до того подняли ставку, что ни связи, ни деньги Докуева ничего поделать не могли. И тогда Домба вспомнил Самбиева.

Щегольски приодетый Докуевым в честь такого случая, рецидивист Денсухар наглой кривой походкой ввалился в дом конкурента и, уставившись своим искривленным глазом, безапелляционно сказал:

– Вы хотите сесть на «живое» место, которое по всем понятиям положено моему другу Докуеву?

– О каких понятиях ты болтаешь? – возмутились хозяева.

– Докуев много лет честно служил комбинату, чтобы со временем занять этот пост, а вы лезете нагло со стороны.

– Ничего не знаем. Пошел прочь.

– Я вас предупредил.

– Ты что, нам угрожаешь?

– Да нет же, – беззубая ухмылка, а точнее кривая гримаса решимости, застыла на лице Денсухара. Он не играл, он готов был ради односельчанина, ну и конечно обещанных комиссионных, на все. В случае успеха мог два года не ездить на заработки. Такой удачи он не знавал.

Через день после этого диалога в Ники-Хита к Самбиеву (он тогда только-только перешел жить в родной дом) на нескольких машинах явилась представительная делегация. В дом вошли только четверо: известный мулла, крупный милицейский чин, какой-то блатной с многочисленными перстнями и более грозной, чем у Денсухара, мордой и сам претендент. Основная группа устрашения осталась у ворот.

Одинокий Самбиев не растерялся, природная дерзость выпирала из всех его пор. Это была его стихия: борьба, слово, честь, стойкость. Никто бы не сказал, что это нищий шабашник. Сила, решимость и твердость исходили из его уст, глаз, движений, осанки.