Эпиграммы

КНИГА VII1Новый нагрудник прими — воинственной броню Минервы:Даже Медузы самой страшен он гневным власам.Без применения он мог бы панцирем. Цезарь, быть назван.Но на священной груди станет эгидой теперь.2Недостижимый для стрел сарматских панцирь владыки.Ты надежных щитов гетского Марса верней.Ты, под ударом копья этолийского несокрушимый.Весь из бесчисленных ты скользких кабаньих копыт.Жребий твой счастлив: тебе к священной груди прикоснутьсяБудет дано и душой нашего бога гореть.Следуй ты с ним невредим и триумфов великих добейся,Но не замедли вернуть пальмовой тоге вождя.3Понтилиан, почему тебе книжек своих не дарю я?Чтоб своих собственных ты мне никогда не дарил.4Кастрик! Стал Оппиан смертельно бледен.Потому что стихи писать он начал.5Если ты. Цезарь, к тоске снисходишь отцов и народаИ неподдельный восторг Лация ведом тебе.Бога скорее верни: врагу завидуют в Риме,Хоть и в лавровой кайме к нам донесенья идут.Ближе владыка земли ко врагу, и, тебя лицезрея,Варвар и в страхе бежит, и наслажденьем объят.6Правда ль, обратно к нам от Гиперборейских пределовПо авзонийским путям Цезарь желает идти?Верных свидетелей нет, но повсюду об этом толкуют:Верю тебе! Ты, Молва, правду всегда говоришь.Наш всенародный восторг подтверждают победные вести.Марсовых пик острия зеленью лавра цветут.Снова — о, радость! — триумф возглашают великий по Риму,Непобедимым тебя. Цезарь, твой город зовет.Но, чтобы больше еще укрепить ликование наше,Лавра сарматского сам вестником ты появись.7Пусть хладный Север, пусть суровый брег Певки,И топотом копыт вспененный ток Истра,И трижды нами сбитый дерзкий рог РейнаВ коварных, непокорных областях держатТебя, владыку света и отца мира, —Забыть не можем мы тебя в мольбах наших:Мы все с тобою взором и душой, Цезарь,И так всецело занял ты умы граждан,Что нету дела и толпе в Большом Цирке,Кого пускают, — Пассерина иль Тигра.8Весело, Музы, теперь, коль мне вы послушны, резвитесь:К нам из Одрисской земли бог-победитель идет.Первый ты, о декабрь, воплотил упованья народа,И громогласно теперь можно воскликнуть: «Идет!»Счастлив твой жребий, и ты ни в чем январю не уступишь,Если сулимые им радости нам подарил.В праздничном воин венке озорной перебранкой займется,В свите когда он пойдет лавром увитых коней,Да и тебе не грешно игривым остротам и песням,Цезарь, внимать, если их любит и самый триумф.9Отроду все шестьдесят Касцеллию лет, и ораторОн даровитый. Когда ж он говорить-то начнет?10Гнусен Эрот, омерзителен Лин. Что, Ол, тебе в этом,Ежели кожи своей оба они не щадят?Платит Матон за любовь по сто тысяч. Что, Ол, тебе в этом?Ведь обеднеешь не ты, а разорится Матон.Кутит всю ночь напролет Серторий. Что, Ол, тебе в этом,Ежели до свету ты можешь спокойно храпеть?Тысяч семьсот задолжал Луп Титу. Что, Ол, тебе в этом?Не одолжил, не ссудил Лупу ведь ты ни гроша.Лучше займись-ка ты тем, что подлинно, Ол, твое дело,Чем озабочен ты быть должен гораздо сильней.За обстановку свою ты не платишь. Вот, Ол, твое дело.В долг не ссужают тебе даже полушки. Иль нет?Шлюха супруга твоя. Вот подлинно, Ол, твое дело.Надо приданое дать дочери взрослой. Иль нет?Дел до пятнадцати мне твоих перечислить не трудно,Но до тебя самого, право, нет дела мне, Ол!11Исправлять ты меня собственноручноЗаставляешь, Пудент, мои книжонки.Чересчур ты мои безделки ценишь,Коль автографы их иметь желаешь!12Пусть благосклонно, Фавстин, мои шутки владыка читает,И да внимает он мне так же, как внемлет всегда;Ведь не порочит мой стих и по праву мне ненавистных,И от чужого стыда славы не надобно мне.Что мне за выгода в том, коль иные считают моимиСтрелы, какие Ликамб кровью своей обагрил,Иль изрыгают на всех под именем нашим отравуТе, кто не смеют на свет Фебовых выйти лучей?Шутки невинны мои, ты знаешь; клянуся я мощнымГением Славы и всем хором Кастальских сестер!Слухом твоим я клянусь, читатель, которого богомЯ почитаю своим: злобной ты зависти чужд.13Смуглая раз услыхав Ликорида, что Тибура солнцеВновь придает белизну старым слоновым клыкам,На Геркулеса холмы отправилась. Воздух всесиленТибура высей! Она черной вернулась домой.14С девочкой нашей беда несказанная, Авл, приключилась:Всех своих игр и забав сразу лишилась она!Но не таких, о каких, любимая нежным КатулломЛесбия плакала, ласк птички своей лишена,Иль Иантида, моим воспетая Стеллой, рыдала,Чья в Елисейских полях тенью голубка летит.Ни увлечений таких, ни безделок мой светик не знает,Сердца моей госпожи горем таким не разбить:Отроду лет двадцати она мальчика вдруг потеряла,Но, чтоб ее утешать, все-таки он не дорос.15Что тут за мальчик спешит от прозрачной струи ИантидыИ от Наяды бежит прочь? Неужель это Гил?Благо, что в этом лесу герой почитаем Тиринфский,И похотливые он воды вблизи стережет.Влагу из этих ключей ты черпай, Аргинн, без опаски:Нимфы не тронут тебя. Бойся хозяина ты.16Нет ни гроша у меня за душой, и твои лишь подаркиМне остается продать, Регул. Не купишь ли ты?17О читальня в изящном сельском доме,Из которой нам Рим соседний виден,Если между стихов почтенных местоРезвым, Талия, шуткам ты нашла бы,Помести ты хотя б на нижней полкеЭти семь подносимых мною книжек,Что сам автор своей рукой исправил:От помарок таких они ценнее.Обновленная малым этим даром,В мире целом прославишься повсюду,Сохраняя залог любви сердечной,Моего ты читальня Марциала.19Жалкий обломок, что ты деревяшкой ненужной считаешь,Некогда первой ладьей вод неизведанных был.Ни Кианей не могли его сокрушить столкновенья.Ни ужасающий гнев яростных Скифских пучин.Ветхостью он побежден, но, хотя он годам покорился,Малая эта доска нового судна святей.20Таких обжор презренных нет, каков Сантра:Лишь только прибежит он на обед званый,Какой давным-давно он день и ночь ловит,По три-четыре раза чрева он вепря,Два заячьих бедра, лопатки две просит,Божбы ему не стыдно для дрозда ложнойИ кражи устриц с бахромой совсем бледной.Куском лепешки мажет он платок грязный,Куда он и горшечных насует гроздьев,И горстку зерен из плодов гранат красныхС дрянною кожей от объеденной матки,И прелых винных ягод, и грибов дряблых.Накравши столько, что платок вот-вот лопнет,Костей огрызки и остатки он горлиц,Уж безголовых, в теплой пазухе прячет,Зазорным не считая запустить рукуВ объедки, от которых даже псам тошно.Но мало глотке алчной лишь одной снеди:В бутыль-подружку он вино с водой цедит.И, по двумстам ступеням взгромоздив, этоК себе в каморку под замок скорей прячетОбжора-Сантра, чтобы все продать завтра.21Славный сегодняшний день, свидетель рожденья Лукана:Дал он народу его, дал его, Полла, тебе.О ненавистный Нерон! Что смерти этой ужасней!Если б хоть этого зла ты не посмел совершить!22Памятный день наступил рожденья певца Аполлона:Благостно, хор Аонид, жертвы ты наши прими.Бетис, давший земле тебя, о Лукан, свои водыНыне достоин смешать с током Кастальской струи.23Феб, появись таким же, каким к воспевшему войныТы пришел, чтобы плектр лиры латинской вручить.В день сей о чем я молю? Постоянно, о Полла, супругаТы почитай, и пусть он чувствует этот почет.24Всячески ссорить меня пытаясь с моим Ювеналом,Сплетен каких только ты, злостный язык, не плетешь!Из-за вранья твоего и Орест невзлюбил бы Пилада,И Пирифою бы мог стать ненавистен Тезей;Братьев поссорил бы ты сицилийских, и славных Атридов,И во врагов обратить мог бы и Леды сынов.Вот какой кары тебе за бесстыдство твое я желаю:Чтобы погрязнуть тебе в мерзости гнусной твоей!25Хоть ты и пишешь одни только сладкие всё эпиграммы,Чистя их так, что они кожи беленой белей,И ни крупинки в них нет соленой, ни капельки горькойЖелчи, ты хочешь, глупец, чтобы читали их все ж!Пиша и та ведь пресна, коль не сдобрена уксусом едким;Что нам в улыбке, коль с ней ямочки нет на щеке?Яблок медовых и смокв безвкусных давай-ка ты детям,Мне же по вкусу лишь та фига, которая жжет.26Аполлинария приветствуй ты, скадзон,И, если только он не занят (будь скромен),Отдай стихи, каких ты служишь сам частью:Пусть тонкий слух его услышит их первый.Коль ты увидишь, что радушно им встречен,О благосклонности проси его прежней.Ты знаешь, как привержен он к моим шуткам:К тебе не большей я и сам горю страстью.Коль ты придирок злостных избежать хочешь,Аполлинария приветствуй ты, скадзон.27Тусского желудя вепрь-истребитель, от множества кормаТучный и грозный, как сам славный Этолии зверь,Нашего Декстра копьем блестящим насмерть пронзенный,Возле моих очагов тушей завидной лежит.Пусть же тучнеют мои Пенаты от жирного чада,В праздничной кухне пускай с гор запылают дрова.Но... надо повару дать несметное множество перцаИ драгоценный рассол рыбный с фалерном смешать!Ты к господину вернись: очаг мой тебя не осилит,О разоритель-кабан, — голод дешевле для нас.28Пусть твоя роща растет во владеньях Тибуртской ДианыИ подымается вновь часто срубаемый лес.Пусть и Паллада твоя не уступит тартесскому жому,Фуск, и течет через край доброе сусло в чаны.Форумы пусть рукоплещут тебе и Дворец тебя славит,И да висит на дверях пальмовых много ветвей.Ты же, пока в декабре наслаждаешься кратким досугом,Шутки мои прочитав, правильно их оцени.«Правду ты хочешь узнать? Это трудно!» Но то, что желаешь,Чтобы сказали тебе, мне можешь высказать, Фуск!29Тестил, для Виктора ты Вокония сладкая мука,Мальчик, чьей славе нигде в мире соперников нет;Пусть и остриженный, ты останешься мил и прекрасен,Девы пускай ни одной твой не полюбит певец!Хоть ненадолго отбрось ты господские умные книжки,Если пришел я читать Виктору мелочь свою.И Меценат, хоть и был воспеваем Мароном Алексий,Все ж с Меленидою был, Марса смуглянкой, знаком.30Целия, ты и к парфянам мила, и к германцам, и к дакам,И киликиец тебе с каппадокийцем не плох,Да и Мемфисский плывет с побережья Фароса любовник,С Красного моря спешит черный индиец прийти,И не бежишь никуда от обрезанных ты иудеев,И на сарматских конях едут аланы к тебе.Как же понять, если ты настоящая римлянка родом,Что никакие тебе римские ласки не всласть?31Птиц горластого птичника и яйца,Фиг, от легкого жара пожелтелых,И козленочка, блеющего жалко,И маслин, уже тронутых морозом,С овощами от инея седымиИз своей разве я послал деревни?Ошибаешься ты изрядно, Регул!Только я и расту в моей усадьбе.Все, что староста умбрский, или мызник,Иль деревня твоя на третьей миле,Иль что шлют тебе тускулы и туски, —Для меня это все родит Субура.32Красноречивой семьи имена воскрешающий, Аттик,И не дающий у нас славному дому молчать,Преданной ты окружен Минервы Кекроповой свитой,Друг тебе тихий покой, друг тебе каждый мудрец.Юношей тешит других с разбитым ухом учитель,И состоянье у них терщик поганый крадет;Ты ж ни в ручной, ни в пузырный, ни в сельский мяч не играешь,В термы придя, и тупым палку не рубишь клинком.Ты не вступаешь в борьбу, натершись липкою мазью,И не стремишься поймать ты запыленный гарпаст.Бег ты один признаешь у источника светлого ДевыИль где любовью горит страстной к сидонянке Бык.Бег — это лучше всего, а на всяких свободных площадкахВсякого рода игрой тешится только лентяй.33Черной грязи грязней всегда твоя тога, но обувь,Цинна, белей у тебя, чем свежевыпавший снег.Что же ты ноги, глупец, закрываешь, спуская одежду?Тогу свою подбери, Цинна: испортишь башмак!34Ты желаешь узнать, Север, возможно ль,Чтоб Харин, негодяй из негодяев,Хорошо поступил хотя б однажды?Очень просто: ну что Нерона хуже,А Нероновых терм, скажи, что лучше?Но смотри-ка: сейчас же злопыхательКисло к нам обращается с вопросом:«Бога нашего зданий и владыкиТы считаешь их лучше?» Нет, НеронаТермы выше я ставлю бани гнусной.35Чресла закрывший свои мешочком кожаным черным,Раб при тебе, когда ты нежишься в теплой воде.Но у раба моего с оголенной, Лекания, кожей(Я о себе уж молчу) груз иудейский висит,Но ведь с тобой старики и юноши голые в бане...Или мужчина из всех подлинный только твой раб?Разве, матрона, идешь ты в особую женскую мыльнюИ потаенно в своей моешься, шлюха, воде?36После того как дожди и хляби небес отказаласьДача моя выносить, зимней водой залита,Множество мне от тебя в подарок пришло черепицы,Чтобы могла она слить ливень, нахлынувший вдруг.Вот наступает декабрь, суровый Борей завывает:Стелла, одел ты мой дом, но не владельца его!37Знаешь ли, Кастрик, скажи, ты квестора знак смертоносный?Стоит запомнить тебе новую эту фиту.Он объявил, что когда он сморкнется простуженным носом,Это есть знак, что должна следовать смертная казнь.Гадко свисала с его противного носа сосулька,В пору когда завывал страшный декабрь во всю мочь;Сдерживать руки его приходилось коллегам: что делать,Кастрик? Несчастному нос высморкать было нельзя.38Так непомерно велик, Полифем, ты у друга Севера,Что удивляться тебе мог бы и самый киклоп.Но ведь и Скилла тебя не меньше. И если поженимЭтих двух чудищ, страшны будут друг другу они.39Обиванье порогов рано утром,И надменность вельмож, и поздравленьяПерестав выносить, придумал ЦелийПритвориться, что болен он подагрой.Но, для верности большей, приложившиМазь к здоровым ступням и еле ногиВолоча, их укутав, ныне Целий(Что за сила в уходе за недугом!)Непритворною болен уж подагрой.40Старец покоится здесь, известный в палатах владыки,Тот, что достойно сносил милости бога и гнев.Соединен он сынов благочестием с тенью супруги,И в Елисейской они роще витают вдвоем.Первой она умерла во цвете юности свежей,Он — восемнадцать почти Олимпиад пережил.Но преждевременной смерть сочтет несомненно и этуВсякий, кто слезы твои горькие видел, Этруск.41Космополитом себя ты, Семпроний Тукка, считаешь:В космосе, Тукка, добра столько же, сколько и зла.42Коль состязаться с тобой кто-нибудь пожелает в подарках,Пусть-ка осмелится он, Кастрик, на то же в стихах.Слаб я и в том и в другом и сдаться готов добровольно:Мне безмятежный покой с ленью глубокою мил.Что же, ты спросишь, тебе я плохие стихи посылаю?И Алкиною, поверь, тоже дарили плоды.43Первым делом «я дам» говоришь ты мне, Цинна, на просьбу,Ну а потом ты даешь сразу же, Цинна, отказ.Я и дающих люблю, и не против отказа я, Цинна,Но иль давай, или дай сразу же, Цинна, отказ.44Здесь пред тобою стоит, Овидий, твой Максим Цесоний,Облик которого воск точно живого хранит.Изгнан Нероном он был, но ты, проклявши Нерона,Не осужденный пошел смело изгнаннику вслед.Спутником ссыльному ты отважным был по морю Скиллы,Хоть в свое время за ним — консулом — ты не пошел.Если в моих стихах суждено именам сохраниться,Если даровано мне собственный век пережить,Пусть поколенье мое и грядущее знает, что был тыТем же ему, кем и он Сенеке был своему.45Друг речистого Сенеки великий,Что Серена и ближе и дороже,Этот Максим, кого он постоянноВ письмах буквой приветствует счастливой,В Сицилийское с ним пустился мореТы, Овидий, — чье имя все пусть славят, —Гнев владыки безумного презревши.Пусть Пиладом своим кичится древность,За изгнанником матери пошедшим,Но возможно ль сравнить его с тобою,Кто пошел за изгнанником Нерона?46Стихотворением свой желая украсить подарокИ рассказать про него лучше Гомера стремясь,Приск, и меня и себя давным-давно ты изводишьТем, что Муза твоя все, на беду мне, молчит.Для богачей и стихи и элегии звучные, нам жеТы, беднякам, посылай прозу простую — дары.47Ты из ученых мужей славнейший, Лициний наш Сура,Чей воскрешает язык древних ораторов мощь,Снова ты нам возвращен (о, судеб великая милость!),Хоть и готов был вкусить Леты недавно воды.Страха в мольбах наших нет, как бывало, когда мы печальноИ со слезами давно мертвым считали тебя.Негодованья не снес Аверна немого властительИ унесенную им прялку он Судьбам вернул.Знаешь теперь ты печаль, какую ложною смертьюВызвал, и славой своей будущей можешь быть горд.Полною жизнью живи! Лови мимолетные благаИ ни единого дня, снова ожив, не теряй.48Хоть столов-то у Ания три сотни,Но еду у него разносят слуги:Блюда бегом бегут, летят подносы.Пусть и модно такое угощенье,Не по вкусу нам этот пир бродячий.49Из подгородного мы посылаем подарочки сада:Яйца — для глотки твоей, фрукты — для нёба, Север.50Ключ госпожи, ты царишь над землей, Иантиде любезной:Славой и радостью ты дому роскошному стал,Как окружили твои берега белоснежные слугиИ Ганимедов в твоей хор отразился воде.Чем же тут занят Алкид, в лесу почитаемый этом?В гроте, соседнем с тобой, что сторожит этот бог?Иль наблюдает за тем, чтобы Нимфы опять не влюбилисьИ не похитили вдруг множество Гилов себе?51Если досадно тебе покупать наши, Урбик, безделки,Но тем не менее знать хочешь проказы в стихах,К Авкту Помпею пойди (да ты, верно, и сам его знаешь),Он у порога всегда Мстителя Марса сидит.Он и в гражданских делах, и во всем правоведенье сведущ,И не читатель он мой, Урбик, но книга сама:Знает стихи он мои наизусть, ему книжек не надо,И не пропустит из них даже и буквы одной.Словом, он мог бы прослыть, захоти он, как их сочинитель,Но предпочел он моей славы глашатаем быть.Можешь в десятом часу (не свободен он раньше) явиться,Чтобы за скромным столом с ним отобедать вдвоем.Он почитает, ты пей и, хочешь не хочешь, все время,Даже когда «перестань» скажешь, он будет читать.52Очень приятно, что ты читаешь Целеру нашиКнижки, мой Авкт, коль ему тоже по вкусу они.И кельтиберами он и нашим племенем правил,И благородней его не было в нашей земле.Благоговея пред ним, я смущаюсь: для нас он не толькоСлушатель, но и судью вижу я строгого в нем.53Ты отослал ко мне, Умбр, целиком все те подношенья.Что набрались у тебя за пять Сатурновых дней:Дюжина триптихов здесь и целых семь зубочисток,Губка сопутствует им, плошка, столовый платок,И полумодий бобов с плетенкой пиценских оливок,И лалетанский еще в черной бутыли отвар.Мелкие смоквы пришли с черносливом морщинистым вместеИ полновесный горшок фиг из ливийской земли.Все это, думаю я, и тридцать сестерциев вряд лиСтоит, а восемь несли рослых сирийцев дары.Право же, легче бы смог без всяких ко мне затрудненийМальчик один принести фунтиков пять серебра!54Вечно мне вздорные сны про меня поутру ты болтаешь,Ими смущая меня и беспокоя мой ум.Прежнего нет уж вина, да и новое все до подонковОтдано ворожее, чтоб твои сны не сбылись;Да и соленой муки и ладана кучи извел я,И поредели стада: столько убито овец;Птицы домашней, яиц, поросят — ничего не осталось...Или не спи, или грезь, Насидиан, про себя.55Если, Хрест, никого не отдаряешь,Не дари ты меня, не отдаряй ты:Щедр, по-моему, ты и так довольно.Но коль Титию с Лупом отдаешь тыИ Апицию с Цесием и Галлом,Ты польстишь, но не мне, — я чист и беден, —А пришельцу с солимского пожара,Что обязан платить налог особый.56Звезды и небо умом благочестным постиг ты, Рабирий,Дивным искусством творя нам Паррасийский дворец.Если же Писа почтит Юпитера Фидия храмом,Наш Громовержец тебя должен ей в зодчие дать.57В Кастора был обращен Габинией Поллукс-Ахилла:Был он кулачным бойцом, всадником будет теперь.59Цецилиан наш, мой Тит, за стол не возляжет без вепря.Милого гостя себе Цецилиан наш завел!60О, Тарпейских палат владыка чтимый,Громовержец, у нас вождя хранящий,Если все пристают к тебе с мольбами,Умоляя дать то, что в божьей власти,Не карай гордеца во мне, Юпитер,Коль моей обо мне не слышишь просьбы:У тебя ведь за Цезаря прошу я,За себя же у Цезаря прошу я.61Всю столицу себе захватил было лавочник наглый,Так что нельзя и пройти было нам к нашим домам.Ты же, Германик, велел расширить все переулки:Вместо тропинок теперь всюду дороги ведут.Нет уже больше столбов, увешанных цепью бутылок,И не приходится лезть претору в самую грязь.Стиснутый всюду толпой не бреет цирюльник вслепую,Не занимает теперь улицы грязный кабак.Повар, мясник, брадобрей, трактирщик сидят по порогам:Рим возродился и стал Римом из рынка он вновь.63Вечного Силия ты бессмертных читатель творений,Где он достойно воспел подвиги римских мужей,Только приют Пиэрид, по-твоему, был для поэтаМилым и Вакхов венок на аонийских власах?Таинств священных достиг он трагической Музы Марона,Лишь одолевши труды, в коих велик Цицерон.Он восхищает досель Сто мужей при копье непреклонном,И поминают добром много клиентов его.После правленья его при двенадцати ликторах в славныйГод священный, когда вольную мир получил,Годы отставки своей посвятил он Фебу и Музам,А постоянным ему форумом стал Геликон.64Ты, кто цирюльником был знаменитейшим в целой столицеИ госпожою своей всадником сделан потом,Скрылся теперь в города сицилийские, в области Этны,Циннам, от строгих бежав постановлений суда.Чем, неудачник, ты там займешься в тяжелые годы?В праздности жалкой теперь что будешь делать, беглец?Ты не грамматик, не ритор; учителем стать не способен,Так же как стоиком ты или же киником быть,Или в театрах кричать сицилийских и хлопать за деньги.Циннам, придется тебе снова цирюльником стать.65Холод двадцатой зимы тебя мучит за тяжбой одною,Гаргилиан, и на трех форумах судишься ты.Жалкий безумец! К чему тебе двадцать лет заниматьсяТяжбой, которую ты сразу бы мог проиграть.66Фабий имущество все целиком отказал Лабиену,А Лабиен говорит: «Большего я заслужил».68Наши, пожалуй, стишки, Инстанций Руф, подожди тыТестю хвалить: может быть, любит серьезное он.Если ж снисходит и он до книжек стихов шаловливых,Даже Фабрицию я с Курием сам их прочту.69Вот Теофила, твоя нареченная, Каний, супруга;Гласом Кекроповых уст ум у нее напоен.Старца великого сад ею в Аттике мог бы гордитьсяИ пожелала б своей стоиков школа назвать.Не суждено умереть тому, что одобрено ею:Так не по-женски она, так необычно умна.Пусть Пантеида твоя перед ней не заносится слишком,Хоть и знакома сама хору она Пиэрид.Стихотворенья ее Сафо любострастная хвалит:Эта невинней ее, и не ученее та.71Шишки растут на жене, и супруг-то сам тоже весь в шишках,В шишках и дочка, и зять, шишки на внуке твоем,Ключник, приказчик, копач загрубелый, а также и пахарь —Нет никого, чтоб у них гнусный не вырос желвак.Но раз у каждого здесь, будь он стар или молод, есть шишки,То почему же тогда шишки в саду не растут?72Пусть декабрь к тебе, Павел, будет милымИ не триптихи вздорные, платочки,Иль полфунтики ладана пустыеДаст, а блюда старинные и кубкиОт друзей и ответчиков богатыхИли то, что тебе еще приятней;Новий с Публием пусть тебе сдадутся,Между шашек стесненные стеклянных;Пусть судья у атлетов умащенныхЗа тригон тебе голому наградуДаст и бросит хвалить левшу Полиба,Чтобы, — если б со злости приписалиМне стихи, что сочатся ядом черным, —Ты в защиту мою возвысил голосИ без устали стал кричать ты громко:«Не писал Марциал мой этой дряни!»73И на Эсквилиях дом у тебя, и на холме Дианы,И у Патрициев твой тоже возвысился дом;Здесь ты Кибелы-вдовы, там видишь святилище Весты,Новый Юпитера храм виден и древний тебе.Где же застать мне тебя, где же мне отыскать тебя можно?Тот, кто повсюду живет, Максим, нигде не живет.74Вестник речистый богов, Киллены гордость и неба,Ты, у кого золотой жезл обвивает змея!Пусть удаются тебе проказы любовные вечно,Будешь ли в Пафию ты иль в Ганимеда влюблен.Иды матери пусть украшает священная зелень,Старому деду легка ноша да будет его.Пусть этот памятный день, в какой сочеталась НорбанаС Карпом, проводят они радостно всю свою жизнь.Мудрости он воздает дары, благочестный служитель,И, воскуряя тебе ладан, Юпитера чтит.76То, что ты нарасхват у нашей знатиПо пирушкам, по портикам, в театрах,Что тебя, повстречав, зовут сейчас жеНа носилки к себе, зовут и в баню,Не должно обольщать тебя чрезмерно:Не любим, Филомуз, ты, а забавен.77Требуешь, Тукка, чтоб я подарил тебе свои книжки.Не подарю: продавать хочешь ты их, — не читать.78Хвост саксетанской тебе на стол подается макрели,Если же вволю ты ешь, ставятся в масле бобы,Вымя, барвен, кабана, шампиньоны, зайцев и устрицДаришь ты, Папил. Лишен вкуса и разума ты.79Угощали нас «консульским» недавно!«Что ж вино было старым, благородным?»Консул Приск разливал! Но консул этотБыл тем самым, Север, кто угощал нас.80Так как теперь уже Рим замирил одрисских МедведицИ не разносятся там звуки свирепой трубы,Книжечку эту, Фавстин, ты сможешь послать Марцеллину:Есть у него для моих книжек и шуток досуг.Если ж не знаешь, какой отправить подарочек другу,Мальчику ты поручи эти стихи отнести;Но не такому, что пил молоко от гетской коровыИ по замерзшей земле обруч сарматский катал.Из Митилены он быть румяным юношей долженИли лаконцем, какой розги еще не знавал.Ты же получишь взамен раба с покоренного Истра,Что тибуртинских овец может пасти у тебя.81«Целых тридцать плохих эпиграмм в твоей книге!» Ну что же?Если хороших в ней, Лавс, столько ж, она хороша.82У Менофила такой с застежкою запон, что мог быКомедиантов он всю труппу свободно закрыть.Думал я, Флакк, что его (ведь часто мы моемся вместе)Он надевает затем, чтобы свой голос сберечь,Но, когда раз на глазах у народа играл он в театре,Запон его соскользнул. Бедный! Обрезан он был.83Ловкий пока Евтрапел подбородок бреет ЛуперкуИ подчищает лицо, снова растет борода.84Будут пока мой портрет для Цецилия делать СекундаИ под умелой рукой станет картина дышать,В гетскую Певку ступай и к Истру смирённому, книжка,Где обитает Секунд средь покоренных племен,Малым ты будешь ему, но сладостным дружеским даром:Подлинней будет лицо в стихотвореньях моих.Несокрушимо судьбой никакой, никакими годами,Жить оно будет, когда труд Апеллесов умрет.85Четверостишия ты сочиняешь, порой не без соли,Мило, скажу я, Сабелл, пишешь двустишия ты.Это похвально, но я не в восторге. Писать эпиграммыМило не трудно, но вот книгу писать не легко.86В день рожденья всегда меня обедатьЗвал ты, Секст, когда не были мы дружны.Что ж случилось, скажи, что вдруг случилось?После столь долголетней нашей дружбыОбойден я тобой, твой друг старинный!Но я знаю, в чем дело: не прислал яСеребра из Испании ни фунта,Ни плащей тебе новых с гладкой тогой.Угошенье корыстное противно!Не друзей, а подарки, Секст, ты любишь.Скажешь ты: «Виноват посыльный!» Лжешь ты!87Если приятель мой Флакк ушастою векшей утешен,Ежели Канию мил мрачный его эфиоп,Коль без ума от любви к собачонке крошечной Публий,Ежели в схожую с ним Кроний мартышку влюблен,Ежели Марию мил ихневмон его может быть злобный,Если сороки привет, Лавс, забавляет тебя,Если Главкилла змею холодную носит на шее,Коль Телесиною холм над соловьем возведен,Так почему ж не любить мне Лабика с лицом Купидона,Видя пристрастья господ к этим чудным существам?88Мне говорят, если верить молве, что в прекрасной ВиеннеВсем эпиграммы мои очень по вкусу пришлись:Все там читают меня — старики, молодежь и подростки,И молодая жена с мужем суровым вдвоем.Этому больше я рад, чем если б меня напевалиТе, что, на Ниле живя, пьют из истоков его;Иль если б Таг мой меня испанским златом осыпал,Если бы Гибла, Гиметт пчел насыщали моих.Значит, мы вовсе не вздор и совсем не обмануты ложьюЛьстивых похвал: я теперь думаю, Лавс, что ты прав.89О счастливая роза, пусть тобоюУвенчает власы Аполлинарий.Их увей и седыми, — но не скоро! —И любезною будь всегда Венере.90Всюду болтает Матон, что стихи в моей книжке неровны.Коль это правда, то их хвалит, конечно, Матон.Ровные книги стихов всегда у Кальвина и Умбра:Ежели ровны стихи, Кретик, то плохи они.91Вот сатурнальских тебе, Ювенал мой речистый, ореховЯ посылаю теперь с маленькой дачи моей.Все остальные плоды раздарил шаловливым девчонкамЩедрый похабник у нас, бог — охранитель садов.92«Если нужда тебе в чем, ты знаешь, я дам и без просьбы», —Дважды и трижды на дню, Баккара, ты говоришь.Напоминает Секунд угрюмый мне грубо о долге:Слышишь, но в этом тебе, Баккара, нету нужды.Требуют платы с меня при тебе откровенно и громко:Слышишь, но в этом тебе, Баккара, нету нужды.Жалуюсь я, что мой плащ не держит тепла и протерся:Слышишь, но в этом тебе, Баккара, нету нужды.Лучше бы ты онемел от внезапного с неба удараИ перестал повторять, Баккара: «Если нужда...»93Нарния, серной рекой в излучине сжатая тесноИ в окруженье двойных малодоступная гор,Что тебе радости в том, что так часто у нас похищаешьКвинта и долгие дни держишь его у себя?Что обесценивать мой в Номенте малый участок,Прелесть которого вся только в соседе его?Ну пожалей же меня, не удерживай, Нарния, КвинтаИ наслаждайся своим вечно за это мостом.94Благоуханная мазь в ониксе малом хранилась.Папил понюхал, и вот это уж рыбный рассол.95Цепенеет декабрь от зимней стужи,Ты же, Лин, с ледяным своим лобзаньемСмеешь к каждому встречному соватьсяИ весь Рим целиком расцеловал бы!Чем бы мог отомстить ты злей и хуже,Если б высечен был иль отколочен?Ни жена пусть в такой мороз, ни дочкаНе целуют нас нежными губами!Ты-то разве изящней их и тоньше,Ты — с сосулькою бледной из-под носа,Точно пес, с бородой такой же жесткой,Что загнутыми ножницами щиплетКиликийский стригач козлам кинифским.Лучше сотню похабников мне встретить,Да и Галл мне вонючий так не страшен!Если ум у тебя и стыд остались,Эти зимние, Лин, ты поцелуиОтложи, умоляю, до апреля.96Басса печального сын, здесь покоюсь я, Урбик-младенец.Римом великим рожден был я и назван им был.Шесть только месяцев мне до полных трех лет оставалось,Как прервалась моя жизнь волею мрачных богинь.Чем мне мой лепет помог, миловидность, младенческий возраст,Слезы пролей на холме, где ты прочел про меня.Пусть же на Лету уйдет позднее даже, чем Нестор,Тот, кому пережить ты пожелаешь себя.97Если знаешь ты Цесия Сабина,Книжка, Умбрии горной честь и славу(Авлу он моему земляк Пуденту),Отправляйся к нему, будь он и занят:Пусть хоть тысячи дел его тревожат,Для стихов моих он найдет минутку:Так он любит меня и все читаетВслед за славными сатурами Турна.О, какая тебе готова слава!Что за честь! А поклонников-то сколько!Огласятся тобой пиры и форум,Храмы, портики, лавки, перекрестки:Все прочтут тебя, лишь один получит.98Все покупая себе, все, Кастор, скоро продашь ты.99Да безмятежным всегда ты видишь, Криспин, громовержцаИ да возлюбит тебя Рим, как твой отчий Мемфис!Коль в Паррасийском дворце стихи мои будут читаться, —Ибо привычно для них к Цезарю в уши входить, —Слово замолвить за нас, как читатель правдивый, осмелься:«Он для эпохи твоей, Цезарь, скажи, не пустяк:Мало уступит он в чем Катуллу ученому с Марсом».Этого хватит, а все прочее богу предай.