Страница 8 из 25
КНИГА VI1Посылаю тебе шестую книжку,Марциал дорогой, мой друг любимый.Если тонкий твой слух ее исправит,Ей не будет так боязно и страшноВ руки Цезаря мощные отдаться.2Шуткой считался обман священного факела брака,И неповинных мужчин шутка была холостить.Твой же на это запрет поколениям будущим, Цезарь,Помощь дает и велит честно рожденными быть.Ни любодей при тебе, ни скопец появиться не сможет,А до тебя — о, позор! — был и скопец любодей.3о, народись! Ты судьбой обещан дарданцу Иулу,Истинный отпрыск богов, мальчик великий, родись!Чтобы маститый отец бразды тебе вечные вверилДля управленья вдвоем миром до старости лет.Пусть белоснежным перстом тебе Юлия нить золотуюТянет и выпрядет все Фриксова овна руно.4Цензор лучший из всех, владык владыка,И триумфами Рим тебе обязан,И рожденьем и возрожденьем храмов,Городами, театрами, богами,Ну а главное — нравов чистотою.5Приторговав для себя дорогую в деревне усадьбу,Дать мне сто тысяч взаймы, Цецилиан, я прошу.Не отвечаешь ты мне, но ответ я в молчании слышу:«Ты не отдашь!» Для того, Цецилиан, и прошу.6Трое в комедии лиц, а любит, Луперк, твоя ПавлаВсех четырех: влюблена даже в лицо без речей.7С той поры как закон возродился Юлиев сноваИ водворилась, Фавстин, в семьях стыдливость опять,И тридцати-то еще не минуло полностью суток,А Телесина пошла замуж в десятый уж раз.Замуж идти столько раз не брак, а блуд, по закону.Меньше б я был оскорблен, будь она шлюхой, как есть.8Двое преторов, четверо трибунов,Стряпчих семеро, десять стихотворцевК некой девушке сватались недавно,Дочке некого старца. Тот немедляВыдал дочь за глашатая Евлога.Что, Север, разве глупо поступил он?9Ты засыпаешь, Левин, в Помпеевом сидя театре,И недоволен, когда поднял тебя Океан?10Несколько тысяч на днях просил я Юпитера дать мне.«Тот тебе даст, — он сказал, — храмы который мне дал».Храмы-то, правда, он дал Юпитеру, мне же он тысячНе дал: Юпитера я, глупый, о малом просил.Но ни суровости в нем, ни облака не было гнева,Как благодушен он был, просьбу читая мою!Так он глядит, диадемы даря умоляющим дакам,На Капитолий идя и возвращаясь с него.Дева, молю, громовержца наперсница нашего, молви,Коль при отказе он так смотрит, то как же — даря?Так я сказал, и рекла, отложив Горгону, Паллада:«В том, что еще не дано, видишь, безумец, отказ?»11Ты удивляешься, Марк, что Пилада вместе с ОрестомНет в наши дни? Но Пилад то же пивал, что Орест;Лучший хлеб и дрозды никогда не давались Оресту,Но накрывался всегда им одинаковый стол.Устриц лукринских ты жрешь, водянистую ем я улитку,Хоть и порода моей глотки не хуже твоей.Кадмов Тир тебе шлет, мне же Галлия грязная ткани:Хочешь, чтоб пурпур твой, Марк, в грубом плаще я любил?Чтоб я представил собой Пилада, представь мне Ореста,Не на словах только, Марк: чтоб быть любимым, люби.12Что покупные косы ей принадлежат,Твердит Фабулла. Разве, Павел, врет она?13Кто же поверит, что ты не изваяна Фидием илиЧто не Паллады рукой, Юлия, ты создана?Уст не сковав немотой, отвечает сверкающий мрамор,И на спокойном лице светится отблеск живой.Не в закоснелой руке Ацидалии лента играет,Что сорвана у тебя с шеи, дитя Купидон.Чтобы и Марса увлечь и царя громовержца, пусть проситПояс Юнона ей дать, да и Венера — тебя.14Что писать ты стихи способен ловко,Утверждаешь, Лаберий. Что ж не пишешь?Кто к писанью стихов способен ловких,Пусть и пишет: сочту его героем.15Ползал пока муравей в тени Фаэтонова древа,Капнул янтарь и обвил тонкое тельце его.Так, при жизни своей презираемый всеми недавно,Собственной смерти ценой стал драгоценностью он.16Ты, своим видом мужей, а серпом блудодеев страшащий,Малый участок земли в месте укромном храни.В сад твой, куда при тебе не пробраться старому вору,С пышноволосою пусть девою мальчик войдет.17Циннам, ты называться хочешь Цинной.Разве нет в этом, Цинна, варваризма?Ведь коль раньше бы ты Вораном звался,Ты таким же манером стал бы Вором.18В землях Гиберии спит священная тень Салонина,Лучше какой ни одна Стикса не знала жилищ.Плакать, однако же, грех, ибо тот, кем, Приск, ты оставлен,Жизнь продолжает свою там, где он жить предпочел.19Ни в насилье, ни в ране, ни в отраве —Все-то дело мое в моих трех козах,И сужусь я с соседом, что украл их,А судье доказать лишь это надо.Ты ж о битве при Каннах, Митридате,О жестоком пунийцев вероломствеИ о Муциях, Мариях и СуллахВо весь голос кричишь, рукой махая.Да скажи же ты, Постум, о трех козах!20Феб, я взаймы попросил сотню тысяч сестерциев дать мне,Ты мне ответил: «Да ты просишь, я вижу, пустяк».Справки наводишь теперь, колеблешься, медлишь дней десять —Мучишь себя и меня. Лучше уж, Феб, откажи!21Браком Венера связав Иантиду со Стеллой-поэтом,Весело молвила: «Я большего дать не могла».Так при супруге сказав, ему на ухо молвит игриво:«Ну же, смотри, баловник, ты у меня не греши!Часто неистово я колотила проказника Марса:Непостоянен он был, в брак не вступивши со мной.Но, с той поры как он мой, ни разу неверен он не был:Был бы желанным такой честный Юноне супруг».Молвив, волшебным ремнем по груди ударила мужа.К пользе удар, но побей ты уж, богиня, двоих.22За сожителя выйдя, Прокулина,И любовника сделавши супругом,Чтоб закон тебя Юлиев не тронул,Ты не замуж пошла, а повинилась.23Требуешь, Лесбия, ты, чтобы вечно я был наготове,Но ведь, поверь мне, не все можно всегда напрягать.Пусть и руками меня и словами меня обольщаешь,Противоречит тебе властно твое же лицо.24Никого нет резвей Харисиана:В Сатурналии в тоге он гуляет.25О Марцеллин мой, отца безупречного истинный отпрыск,Под Паррасийским ярмом хладной Медведицы тыВыслушай то, что тебе скажет старый отцовский приятель,И пожеланья его бережно в сердце храни:Будь осмотрительно-храбр, и тебя безудержная смелостьПусть не несет на мечи или на копья врагов.Пусть безрассудных влечет и в бой, и к свирепому Марсу,Ты ж и отцу и вождю воином можешь служить.27Дважды сосед мой, Непот, — ведь твой поблизости ФлорыДом, и в старинных живешь также Фицелиях ты.Правда, есть дочь у тебя, лицом совершенный родитель,Чем подтверждает она матери честность своей,Незачем все же беречь так ревниво фалерн многолетний:Лучше ты ей завешай полные бочки монет.Пусть она будет добра, богата, но пить будет сусло,И с госпожою стареть новая будет бутыль.Пусть не бездетных одних виноград услаждает цекубский:Могут пожить и отцы, правду тебе говорю!28Мелиора отпущенник известный,Что погиб при всеобщей скорби в Риме,Господину утехой быв недолгой,Здесь, под мрамором этим, юный ГлавкийУ Фламиниевой зарыт дороги.Чист душою он был и нравом скромен,Остроумен, блестящ, благообразен.Чтоб двенадцать он жатв у нас увидел,Не осталось прожить ему и года.Плачь же! Нет ничего печальней, путник.29Не рядовой из домашних рабов, не с невольничьих рынков —Мальчик, достойный вполне чистой господской любви.Хоть не способный еще оценить хозяйского дара,Главкий отпущен уже был Мелиором своим.Милость такая за нрав и за прелесть? Но кто был милее?Кто был настолько красив, точно сам бог Аполлон?Жизнь несравненных кратка, и редко дается им старость,Пусть же не будет таким милым, что мило тебе.30Дай ты сразу сестерциев шесть тысяч,Лишь сказав мне: «Бери, возьми, даю я», —Был бы должен тебе я, Пет, все двести.А теперь, раз даешь их с проволочкойВ семь иль девять Календ, коль счет мой верен,То, по правде, скажу тебе я прямо:Потерял ты, мой Пет, свои шесть тысяч.31Ты позволяешь жене, Харидем, с врачом развлекаться?Без лихорадки ты жизнь хочешь окончить свою.32Хоть не решен был исход гражданской войны Энионой(Мог бы, пожалуй, еще слабый Отон победить),Предал проклятию он кровавые Марсовы битвы,Твердой рукою насквозь грудь поразивши себе.Пусть даже Цезаря был Катон превосходнее в жизни,Смертью Отона, скажи, разве он мог превзойти?34Жажду твоих поцелуев взасос, Диадумен! «А скольких?»Ты заставляешь меня счесть Океана валы,Раковин россыпи счесть по всему Эгейскому морюИ над Кекропа холмом реющих пчел сосчитать,Рукоплескания все и крики в полном театре,Если внезапно народ Цезаря лик увидал.Сколько Катулл умолил дать Лесбию, я не желаю:Жаждет немногого тот, кто в состоянье считать.35Громко крича, ты просил о семи клепсидрах для речи,Цецилиан, и судья волей-неволей их дал.Много и долго зато говоришь ты, и, все нагибаясьК фляжке стеклянной своей, теплую воду ты пьешь.Чтоб наконец утолил ты и голос и жажду, все просим,Цецилиан, мы тебя: выпей клепсидру до дна.38Видел ли ты, как Регул-малыш (еще трех не минулоЛет ему), слушая, сам хвалит отца своего?Как он, завидя его, сползает с колен материнскихИ в прославленье отца чувствует он и свое?И восклицанья, и «Сто мужей», и толпы окруженьеТесное, Юлиев дом — все привлекает его.Резвого отпрыск коня так же облаком пыли утешен,Так и бычок молодой нежным бодается лбом.Боги! Исполнить молю и отца и матери просьбы:Сына услышал бы сам Регул, обоих — она.39Отцом с Маруллой семерых ты стал, Цинна,Но не детей: твоим никто из них сыномНе может быть, и ни соседа, ни друга,Но все зачаты на рогожах и нарахИ видом обличают матери похоть.Один — в кудряшках мелких: смотрит он мавром;Отец его, конечно, повар твой Сантра.А вот другой — курносый и с губой толстой;Он точка в точку вылитый борец Панних.Кто в третьем не признает пекаря сына,Кто знал и видел гнойноглазого Даму?Четвертый — с наглым взглядом и с лицом бледнымОт полюбовника рожден тебе Лигда;Пронзи, коль хочешь, сына: нет греха в этом.А этот — голова колом, торчат уши(Он ими движет так, как будто он ослик),Кто ж усомнится, что он сын шута Кирты?А две сестры — брюнетка с рыжею — дочкиФлейтиста Крота и приказчика Карпа.Ублюдков стадо было бы твое полным,Когда скопцом Корез бы не был иль Диндим.40Было нельзя предпочесть никого тебе, Ликорида.Но никого предпочесть нынче Гликере нельзя.Будет она, как и ты, но такой, как она, ты не будешь:Время всесильно! Тебя жаждал, а жажду ее.41Кто декламирует, шерсть намотав на горло и шею,Видно, не может никак ни говорить, ни молчать.42Если в баньке Этруска ты не мылся,Ты умрешь, Оппиан, мытья не знавши.Так не могут нигде нас нежить воды:Ни Апона источник, чуждый женам,Ни струя Синуэссы, ни горячийТок из Пассера, или гордый Анксур,Феба заводи, или сами Байи.Нет нигде столь безоблачного неба:Самый день там сияет дольше, свет жеНиоткуда позднее не уходит.Там Тайгета зеленый блещет мрамор,И друг с другом там спорят краски камня,Что ломали фригийцы и ливийцы.Пышет жаром сухим оникс там жирный,И офиты огнем согреты легким.Коль по сердцу тебе лаконский способ,Ты, сухим насладившись жаром, можешьВлагой Марция или Девы мыться,Где вода так чиста и так прозрачна,Будто там и воды-то нет ни капли,А лигдийский один сверкает мрамор,Но тебе все равно, и ты давно уж,Видно, слушать меня не хочешь больше:Ты умрешь, Оппиан, мытья не знавши.43Кастрик, покуда тебя ласкают блаженные БайиИ в беловатой ты там плаваешь серной воде,Я отдыхаю в тиши спокойной номентской деревни,В хижине скромной моей средь необширных полей.Это — мой байский припек, это — тихая влага Лукрина,Это милей для меня, Кастрик, всех ваших богатств.Некогда нравилось мне на любые хваленые водыЕздить, и долгий мне путь не утомителен был.Нынче — люблю я пожить в усадьбе поближе к столицеИ наслаждаюсь, коль там можно бездельничать мне.44Кажется, Каллиодор, тебе, что ты очень забавен,Что у тебя вдоволь соленых острот.Все потешает тебя, над всем готов ты смеяться,Воображая, что так всем за столом угодишь.Если же я кое-что не мило скажу, а по правде,То не решится никто, если пригубишь ты, пить.45Побаловались, и все! Идите, проказницы, замуж:Нынче дозволена вам чистая только любовь.Чистая это любовь? Летория вышла за Лигда:Худшей женою она будет, чем шлюхой была.47Чистого Нимфа ключа, что к Стелле-другу струитсяИ к господину течет в дом драгоценный его,Нумы ль супруга тебя послала из Тривии грота,Или из хора Камен Муза девятая ты, —В жертву приносит тебе по обету свинью молодуюМарк, что украдкой твоей выпил, болея, воды.Будь же довольна моим прегрешеньем и дай насладитьсяЕй безмятежно: пусть мне жажда на пользу пойдет.48Не обольщайся, что громко кричат тебе римляне «браво»:Вовсе, Помпоний, не ты, — красноречив твой обед.49Не из ломкого высечен я вяза,И не сделан мой вверх торчащий столбикИз какой ни попало древесины:Он из прочного резан кипариса,Что ни сотни веков не устрашится,Ни гниенья от старости глубокой.Берегись же, кто б ни был ты, разбойник!Ибо стоит тебе рукою хищнойХоть бы ягодку тронуть винограда,Заработаешь ты немедля шишку, —Кипарис я недаром, верь не верь мне!50В пору, когда посещал друзей он достойных и честных,В тоге холодной ходил нищим бедняк Телесин.С той же поры как заискивать стал у развратников гнусных,Земли, столы, серебро он покупает себе.Хочешь ты стать богачом, Битиник? Ступай к негодяям:Чистый тебе поцелуй, право, не даст ни гроша.51Часто, Луперк, приглашая гостей, ты меня забываешь,Вот и придумал я, чем можно тебе досадить.Я раздражен: приглашай ты меня, зазывай, и проси ты...«Что же ты сделаешь?» Я? Сделаю что? Да приду.52Здесь погребен Пантагат, скончавшийся в юные годы,Это и горе и скорбь для господина его.Ловкий он был брадобрей: едва прикасаясь железом,Волосы стричь он умел ровно и щеки обрить.Да, хоть и будешь, земля, ему мягкой и легкой, как должно,Быть невозможно тебе легче искусной руки.53В баню он с нами ходил, пообедал веселый, и все жеРано поутру найден мертвым был вдруг Андрагор.Просишь, Фавстин, объяснить неожиданной смерти причину,Да Гермократа-врача видел он ночью во сне.54Если «такой» и «с таким» запретишь ты Секстилиану,Авл, говорить, то, увы, трех ему слов не связать.«Что ж это с ним?» — говоришь. Я открою свои подозренья:Думаю, Секстилиан любит «такого с таким».55Киннамоном и кассией ты вечноИз гнезда гордой птицы густо смазанИ, разя точно банка Никерота,Коракин, ты смеешься, что не пахнем?Лучше всяких духов ничем не пахнуть!56Если в шерсти твоя грудь, если голени в жесткой щетине,Думаешь ты, Харидем, этим молву обмануть?Выщипи, право, себе ты волосы всюду на телеИ, ощипавши себя, спину свою оголи.«Ради чего?» — говоришь. Да ведь разное люди болтают:Лучше тебе, Харидем, будет миньоном прослыть.57Пряди поддельных волос ты, Феб, под помадою прячешьИ закрываешь ты плешь краскою цвета волос.Для головы прибегать к цирюльнику вовсе не надо:Лучшею бритвою, Феб, губка послужит тебе.58На Паррасийских вблизи ты любуешься, Авл мой, МедведицИ на медлительный ход гетского неба светил,Я же, к Стигийским волнам едва не попав в это время,Видел уж мрачный туман на Елисейских полях.Как ни устали глаза, но тебя они вечно искали,И с холодеющих уст имя слетало твое.Если мне прялки сестер не черные выпрядут нитиИ не глухими к мольбе боги пребудут моей,Здравым к здоровому мне ты вернешься в Латинскую землю,Всадником славным, неся первого пила почет.59И раздражен и ворчит, что вовсе не знает прохладыБаккара из-за своих сотен одежд шерстяных;Ждет не дождется он пасмурных дней и ветра со снегом,И ненавистна ему оттепель зимней порой.Вред причинили какой тебе наши, жестокий, лохмотья,Сбросить которые с плеч может порыв ветерка?Было б гораздо честней, человечней гораздо бы было,Если б и в августе ты кутался в байку свою!60 (61)Любит стихи мои Рим, напевает повсюду и хвалит,Носит с собою меня каждый и держит в руках.Вот покраснел, побледнел, плюнул кто-то, зевнул, столбенеет.Это по мне! И стихи нравятся мне самому.61 (60)Осуществилась мечта Помпулла, Фавстин: он читатьсяБудет везде и во всем мире его назовут.«Ну его, так же как род белобрысый коварных усиповВместе со всеми, кому в тягость Авзонии власть».Полны, однако, ума, говорят, сочиненья Помпулла.«Но, чтоб прославленным быть, этого мало, поверь:Сколько речистых людей и моль и червей угощают,Нужны ученых стихи только одним поварам!Надо еще кое-что для вечной славы твореньям:Книга, чтоб вечною стать, быть вдохновенной должна».62Сын один у Салана был и умер.Что же ты, Оппиан, с дарами медлишь?О, безбожное дело! Злые Парки!Коршун будет кружить над новым трупом!63Знаешь, что ловят тебя, и знаешь ловчего жадность,Знаешь и то, Мариан, что ему надо словить,Ты же, однако, его, сумасброд, внося в завещанье,Все состоянье ему хочешь, глупец, отказать.«Да ведь он щедро дарит». Но дары на крючки насадил он:Так ведь и рыба, скажу, может любить рыбака.Им ли, по смерти твоей, ты искренне будешь оплакан?Чтоб горевал он, ему ты откажи наотрез.64Хоть по рождению ты не из строгого Фабиев родаИ не из тех, что жена, приносившая Курию в полеЗавтрак, когда он пахал, родила под дубом косматым,Но ты в отца, что пред зеркалом брит, и матери-шлюхиСын, и невесте твоей тебя называть бы невестой, —Ты поправляешь мои, всему свету известные, книжкиИ позволяешь себе унижать удачные шутки,Шутки мои, говорю, что и форума знать и столицыНе презирает ничуть и внимательно слушать готова,Те, что достойно лежат на бессмертного Силия полках,Те, что всегда на устах у Регула красноречивых;Их восхваляет сосед Авентинского храма Дианы —Сура, смотрящий вблизи состязанья Великого Цирка,Их даже тот, кто несет государства тяжелое бремя,Раза два-три развернуть не гнушается — Цезарь-владыка.А у тебя, видно, больше ума, да и сердце МинервойИзощрено, и утонченный вкус тебе дали Афины!Но провалиться бы мне, коль то не утонченней сердце,Что вместе с кучей кишок, с огромной говяжьей ногою,С потрохом красным гниет. И страшно каждому носу,Если разбойник мясник его носит по всем перекресткам!Да еще смеешь писать, хоть и некому знать их, стишонкиТы на меня и марать несчастные свитки бумаги.Но, если я заклеймлю тебя огнем своей желчи,Въестся навеки клеймо, и везде оно станет известно,И уничтожить его не сумеет и Циннам искусный!Но пощади ты себя, безумец, и бешеным зубомПышущих дымом ноздрей не трогай живого медведя:Пусть он и кроток, и тих, и лижет ладони и пальцы,Но, если боль иль желчь, если гнев справедливый заставят,Станет медведем. Клыки изощряй на ободранной шкуреИ поищи для грызни ты себе безответной поживы.65«Пишешь гекзаметром ты эпиграмму?» — заметит мне Тукка.Тукка, ведь принято так, Тукка, так можно писать.«Но ведь она же длинна!» Но и это принято, Тукка.Любишь короче? Читай только двустишия ты.Договоримся с тобой: эпиграммы ты длинные можешь,Тукка, мои пропускать, я же их буду писать.66Раз девчонка не слишком доброй славы,Вроде тех, что сидят среди Субуры,С молотка продавалась Геллианом,Но в цене она шла все невысокой.Тут, чтоб всем доказать ее невинность,Он, насильно схватив рукой девчонку,Целовать ее начал прямо в губы.Ну чего ж он добился этим, спросишь?И шести за нее не дали сотен!67Не понимаешь, зачем только евнухов Целия держит,Панних? Да хочет любить Целия, но не рожать.68Плачьте о вашем грехе, по всему вы плачьте Лукрину,Вы, о Наяды, и пусть слышит Фетида ваш вопль!Байской похищен волной, погиб среди озера мальчикЕвтих, который твоим, Кастрик, наперсником был.Был он печалей твоих соучастником, сладкой утехой,И, как Алексий, певцу нашему дорог он был.Или в зеркальной воде тебя резвая Нимфа нагогоВидела и отдала Гила Алкиду назад?Или же Гермафродит был женственной презрен богинейИ захотела обнять нежного мужа она?Но безразлично, какой был хищенья внезапного повод,Пусть и земля и вода ласковы будут к тебе!69Не удивляюсь тому, что пьет воду, Катулл, твоя Басса;Тем же, что дочка ее воду пьет, я удивлен.70Шестьдесят, Марциан, и даже на двеБольше жатв, полагаю, видел Котта,Но и дня одного он не припомнит,Чтоб ему надоело страсти ложе,И, бесстыдно сложивши пальцы, кажетОн на Симмаха, Дасия, Алконта.А у нас, сосчитай-ка наши годыИ все те, что жестокой лихорадкой,И недугом, и злою скорбью взяты,Отделить от счастливой жизни надо:Мы юнцы, а уж смотрим стариками.Тот, кто Нестора век или ПриамаДолголетним считает, Марциан мой,В заблужденье находится глубоком:Жизнь не в том, чтобы жить, а быть здоровым.71Та, что под звук кастаньет бетийских ходила игривоИ под гадесский напев ловко умела плясать,Так что и Пелий-старик взбодрился б и муж бы ГекубыУ погребальных костров Гектора горе забыл,Прежнего мучит и жжет Телетуса хозяина нынче:Продал рабу, а теперь выкупил он — госпожу.72Воровством всем и каждому известный,Сад один обобрать задумал Килик.Не найдя же, Фабулл, в саду обширномНичего, кроме идола Приапа,Чтоб с пустыми руками не вернуться,Утащил самого Приапа Килик.73Я не ножом мужика неумелого вытесан грубым:Славный стоит пред тобой домоправителя труд,Ибо известнейший здесь Церейского поля хозяин —Гилар на тучных холмах и перевалах живет.Не деревянным кажусь со своим выразительным взглядом,И не сгорит в очаге вооруженье мое:Прочный пошел на него кипарис, и оно вековечноБудет стоять, а ваял точно сам Фидий его,Ты же, сосед мой, смотри почитай святого ПриапаИ все четырнадцать здесь югеров ты пощади.74На среднем ложе кто лежит всегда первый,Помадой трехволосый зализав череп,И, рот разинув, ковыряет в нем спичкой, —Обманщик, Эфулан: зубов во рту нету.75Если в подарок ты мне дрозда ль, пирога ли кусочек,Бедрышко ль зайца пришлешь, или еще что-нибудь,Понтия, ты говоришь, что лакомства мне посылаешь.Лакомств таких не дарю, Понтия, да и не ем.76Тела священного страж и Марса в тоге хранитель,Препоручался кому высшего лагерь вождя,Здесь покоится Фуск. Мы уверенно скажем, Фортуна:Этому камню теперь козни врагов не страшны.Шею склоненную дак подставил под мощное иго,И победителя тень рощей владеет теперь.77Раз ты бедней самого несчастного нищего Ира,Раз ты моложе, чем был юноша Партенопей,Раз ты бы мог одолеть и мощного Артемидора,То почему ж тебя шесть каппадокийцев несут?Всем ты посмешище, Афр, над тобой издеваются больше,Чем если б голым гулять начал по форуму ты.Так же смешон и Атлант верхом на карлике мулеИли же черный слон с черным на нем вожаком.Чем же так ненавистны твои носилки, ты спросишь?Коль ты умрешь, то тебя не понесут вшестером.78Славный пьяница Фрикс был крив, а зрячийГлаз, мой Авл, у него всегда гноился.Врач сказал ему Гер: «Смотри не пей ты!Коль вино будешь пить, совсем ослепнешь».Глазу Фрикс «будь здоров» сказал с усмешкой,И, двенадцать налить велев стаканов,Их подряд осушал он. Что же вышло?Фрикс вина напился, а глаз — отравы.79Счастлив, а сумрачен ты. Берегись! Не узнала б Фортуна:Неблагодарным тебя, Луп, она может назвать.80Были отправлены в дар, как новинка редкая, Цезарь,Гордою нильской землей зимние розы тебе.Но посмеялся садам фаросским моряк из Мемфиса,Только столицы твоей переступил он порог.Так велика была прелесть весны, благовоние Флоры,Так велика красота Пестума сельских цветов:Всюду, на каждом шагу, куда бы он только ни глянул,Алой дорога была от переплетшихся роз.Ты, принужденный теперь преклониться пред римской зимою,Жатвы нам, Нил, отправляй, розы от нас получай.82Глянул, Руф, на меня недавно некто,Как учитель борцов иль как торговец,И, тайком осмотрев и тронув пальцем,«Ты ли, ты ль, Марциал, — сказал, — тот самый,Чьи остроты и шутки всякий знает,Кроме тех разве, кто с батавским ухом?»Усмехнувшись слегка и поклонившись,Я не стал отрицать, что я тот самый.«Что же плащ у тебя так плох?» — спросил он.«Видно, — я отвечал, — плохой поэт я».Чтоб с поэтом так больше не случалось,Присылай-ка мне, Руф, плащи получше.83Сколько судьбою отец обязан заботам Этруска,Столько ж обязан тебе, Цезарь, и тот и другой.Молнии ты ведь отвел десницы твоей от обоих;О, коль Юпитера гнев мог бы столь милостив быть!Если подобен тебе верховный был громовержец,Молнии редко его грозно метала б рука.Может Этруск подтвердить, что была твоя милость двойною:Он и поехал к отцу, и возвратился с отцом.84Хоть и здоров, а несут Филиппа, Авит, целых восемь.Коль, по тебе, он здоров, ты помешался, Авит.85Вот без тебя и шестая моя, Руф Камоний, выходитКнига, которой тебе не суждено увидать.Каппадокия тебя нечестивая встретила мрачно,Вместо тебя возвратив прах твой и кости отцу.Осиротелая, лей, Бонония, слезы по Руфу,И раздается твой плач пусть по Эмилии всей.Что за прекрасная жизнь, что за краткий век прекратился:Он всего-навсего пять видел Алфея наград!Руф, постоянно мои наизусть приводивший остротыИ целиком повторять шутки привыкший мои,Вместе с рыданьем прими стихи огорченного другаИ воскуренным вдали их фимиамом считай.86Сетии вина, снега госпожи и кубок за кубком,Скоро ли вас буду пить без запрещенья врача?Неблагодарен, и глуп, и дара такого не стоитТот, кто Мидаса богатств хочет наследником быть!Жатвы пусть Ливии все берет себе с Гермом и ТагомИ напивается пусть недруг мой теплой водой.87Пусть и боги и ты по делам воздадут тебе, Цезарь!Пусть и боги и ты мне по делам воздадут.Утром сегодня тебя я случайно по имени назвалИ не сказал я тебе, Цецилиан, «господин».Вольность такая во что обошлась мне, ты, может быть, спросишь?Сотни квадрантов лишен этой оплошностью я.89Позднею ночью себе потребовал вазу ночную,Щелкнув пальцем, подать пьяный совсем Нанарет.Дан ему был сполетский кувшин, тот, что сам осушил он,Хоть не хватило его даже ему одному.Он добросовестно все вино в него вылил обратно,Винохранилища груз весь возвратив своего.Ты удивлен, что кувшин вместил все то, что он выпил?Не удивительно, Руф: чистое пил он вино.90Есть у Геллии лишь один любовник.Хуже то, что она двоих супруга!91Властью верховной вождя наложен запрет безусловныйНа блудодейство. Зоил. Радуйся: ты ни при чем!92Коль змея отчеканена МирономУ тебя, Анниан, на чаше, ты жеВатиканское пьешь, — ты пьешь отраву.93Так от Таиды несет, как не пахнет валяльшика-скрягиСтарый горшок, что сейчас был на дороге разбит,Иль после случки недавней козел, или львиная глотка,Или же кожа и шерсть драных за Тибром собак,Или цыпленок в яйце, недосиженном курицей, сгнивший,Или амфора, куда влили протухший рассол.Чтоб эту вонь заглушить каким-нибудь запахом острым,Всякий раз как она в баню, раздевшись, войдет,Едкою мазью себя или уксусным мелом обмажет,Или по нескольку раз гущей из жирных бобов.Но несмотря ни на что, на все тысячи разных уловок,Все ж от Таиды всегда той же Таидой несет.94Кальпетиану всегда подают золоченое блюдо,Дома ль обедает он, в городе или в гостях.Он и в гостинице так обедает, так и в деревне.Нет, знать, других у него? Нет. Да и то не свое.