Страница 29 из 57
–Но… а куда?
Лена пожала плечами. Кирсанов язвительно заметил:
–С чего ты взяла, что она вообще собирается работать? У Ленки программа-минимум – удачно выйти замуж, для этого и за дипломом явилась.
–Нахал, – Лена легонько шлепнула брата по затылку. – Я, может, журналисткой стану. О-о-о – на телевидение пойду, вот!
Поля зачем-то кивнула. Лена обрадованно зачастила:
–Классная работенка, скажи? Непыльная и престижная. – Она ослепительно улыбнулась невидимой камере и вкрадчиво проворковала: – Здравствуйте, уважаемые телезрители! Рада сообщить, что с сегодняшнего дня… – Лена запнулась, размышляя, но в голову ничего не приходило, и она рассмеялась. – Неважно! ТАМ я не споткнусь, вот увидите!
–Чучелко, – добродушно проворчал брат. – Из тебя пока телеведущая…
–Пока! Сам сказал!
Лена присела рядом с Полей. Заглянула в ее анкету и поморщилась:
–Математикой захлебнешься, тебе оно нужно?
–Я… люблю математику.
–Ну и зря, – весело сказала Лена. – Не девичье это дело, мозги компостировать!
Поля промолчала. Кирсанов с интересом рассматривал ее, и девушке было не по себе. Она вдруг почувствовала, как убого смотрится рядом с Леной в своих простеньких дешевых джинсах и черной футболке. Бледная, ни тени косметики, одни веснушки и рыжие волосы безобразным веером надо лбом.
Может, ей стоило надеть юбку? Ту самую, джинсовую, Поля ее купила три дня назад в комиссионном магазине всего за двести рублей. Как раз для университета. Не идти же на собеседование в джинсах и футболке? Поля и белый велюровый джемпер к юбке подобрала там же: рукава три четверти, отложной воротничок, по талии плотная резинка и крохотный карман на груди. И белые носки, их вполне можно надеть с кроссовками, все-таки джинсовая юбка – не бальное платье, кроссовки с ней вполне сочетаются.
Поля раз десять дома примерила обновки. Стояла перед зеркалом и казалась себе настоящей красавицей. А Натка восторженно всплескивала руками и кружилась вокруг. Осторожно касалась тонкими пальчиками волшебных вещей и смешно ахала:
–Какая пр-релестная пр-релесть, да, Поль? Ты прямо окончательная Золушка, прямо буквальная, правда?
Поля еле-еле убедила малышку не раскрывать Игорю ее «сюрприза». Вот как-нибудь потом, она сама…
И Поля жмурилась, представляя, как округлятся глаза Игоря, когда он увидит ее в девичьей одежде.
Может, ей и волосы заодно перекрасить? Встретить Игоря при полном параде, темноволосой, скажем, и без единой веснушки.
Полю пугало незаметное течение времени, оно истаивало как снежинка на теплой ладони. Недавняя жизнь казалась кошмарным сном, далеким от реальности.
Поля настороженно наблюдала за младшей сестрой, Натка все больше походила на обычных городских детей. Она совершенно не вспоминала о доме, будто в самом деле забыла о нем. Только ночами иногда всхлипывала и несколько раз пыталась спросонья забиться под кровать, девочке снился пьяный отец.
Натка просыпалась на полу, ощупывала старенький диван и облегченно улыбалась, смаргивая с ресниц слезы.
–Никого нет, – бормотала она, карабкаясь обратно в постель, – совсем-совсем никого. Только я и Поля. Игорь еще. И все.
Натка тесно прижимала к себе куклу – Поля купила ее на первый же свой заработок – и крепко засыпала.
Поля не заговаривала с ней о родителях. Раз Натка не спрашивала о маме, значит, так надо. Поля не брала сестру на вокзал, когда встречалась с Павкой, брат уже три раза приезжал в город первой утренней электричкой. О доме он говорил неохотно, Поля понимала, что там все по-прежнему.
Отчим будто и не заметил, что Поля с Наткой исчезли. Может, считал, что они болтаются где-нибудь в лесу, лето все-таки. Он ни разу не спросил о них. Снова пил по-черному, вот только драться пока не дрался, мама все еще не вставала с постели.
Сотрясение мозга оказалось тяжелым, еще и простуда наложилась, фельдшер трижды в день приходила делать маме уколы. Отчим ее побаивался, старая Татьяна Матвеевна грозила решеткой, заверяя, что ему там самое место. Высокая, статная, с властным суровым лицом и по-мужски крупными руками она чувствовала себя в Полином доме хозяйкой. Мыла, убирала, готовила, отчим в это время и носа не показывал, прятался где-то у дружков.
Татьяна Матвеевна заверила, что подготовила все документы о тяжком избиении его несчастной жены, и при малейшем проступке отчима передаст дело в суд. Мол, предварительно узнавала, звонила в город – до пяти лет колонии душегубу гарантировано. А если приложить к делу справки о регулярном издевательстве над маленькой Натальей – у Татьяны Матвеевны все зафиксировано, все подготовлено, все синяки подсчитаны, на каждый свой документ имеется! – так негодяй и все десять получит.
Первый раз за много лет отчиму не удалось добраться до маминой зарплаты. Татьяна Матвеевна сама получила ее по доверенности и ни копейки из рук не выпустила. Лично покупала продукты, лично готовила, и лично купила Павке новые джинсы вместо той рванины, что носил мальчишка.
Татьяна Матвеевна одобряла Полин отъезд. И радовалась, что Поля забрала с собой малышку. Она даже пыталась передать Поле немного денег, но девушка наотрез отказалась их брать. Сообщила в коротком письме, что нашла временную работу няней, у них с Наткой есть крыша над головой, и все хорошо, просто отлично. Она вот-вот станет студенткой, а Наташу на зиму постарается устроить в детский сад.
Поля купила Павке в комиссионном хорошую джинсовую куртку, брат давно о такой мечтал. Утепленная, с множеством карманов, она сидела на мальчишке как влитая и буквально очаровала его.
Павка не смог отказаться от подарка, хоть и злился на старшую сестру – Поля видела – из-за «глупого транжирства».
Остальные деньги Поля бережно хранила под жалкой стопкой своего белья. Из трех заработанных тысяч оставалась на руках сумасшедшая сумма – тысяча восемьсот рублей. Там, в деревне, они временами жили на сотню в месяц, остальные деньги отбирал и пропивал отчим. Вчетвером жили!
Поля чувствовала себя миллионером. Она ничуть не жалела, что купила сестре большую красивую куклу – Поля заплатила за нее больше, чем за свою юбку! – резиновый мяч и комплект для пляжа: красное пластмассовое ведерко, лопатку, совочки и формочки для песка.
Натка, увидев эти сокровища, буквально оцепенела. Она даже дотронуться до них в первое время боялась. Бродила вокруг и что-то невнятно шептала себе под нос. Восторженно гладила мячик и долго смотрела, как он перекатывается на месте. Держала в руках лопатку и недоверчиво улыбалась. Возвращала ее в ведерко и судорожно вздыхала.
Кукла два дня просидела на стуле, Натка смотрела на нее как на настоящее божество. Кружилась вокруг на цыпочках, что-то напевая, рассказывала ей об утенке, о Поле и об Игоре. И даже о лысом Сашке, что Полю просто возмущало!
Поля не вмешивалась в ее игры. Потихоньку наблюдала за малышкой и терпеливо подтверждала: «да, это твоя кукла, только твоя и ничья другая», «да, специально купила ее для младшей сестры, вот так взяла и купила. Потому что почувствовала – кукла сама этого хочет», «да, ОНА так и сказала, что мечтает о подружке, такой, как Натка, поэтому-то Поля и не пожалела денег на подобную красавицу»…
Ночами Поля плакала, так ей было жаль маленькую сестру. И еще больше – куда больше-то?! – ненавидела отчима, лишившего Натку нормального детства.
Понятно, что малышка боялась коснуться куклы. Сколько раз случалось: мама с зарплаты – или кто-нибудь из соседей – дарили Натке игрушку, а пьяный отчим отбирал и продавал за копейки на станции. Еще и избивал дочь, если замечал, что у куклы помято платьице или на ярком резиновом мяче царапина – мол, теперь настоящей цены не взять. Не трогал он лишь Полины старые игрушки, жалкие и поломанные, ведь с ними рос и Павка, после мальчишки о товарном виде того же плюшевого зайца мечтать не приходилось.
На третий день Натка наконец поверила, что куклу не отберут. Назвала ее «Манечкой» и прошептала, застенчиво опуская глаза: