Страница 67 из 163
На церковном Соборе 1666–1667 годов раскольников отлучили от церкви и объявили вне закона Стрельцы и воеводы чинили над ними расправу, Аввакума и его единомышленников сослали в Пу-стозерск… А в доме боярыни Морозовой продолжала пребывать тайная раскольничья община, которую возглавляла старица Мелания, отличавшаяся не меньшей приверженностью к старой вере, чем сам протопоп. Боярыня Морозова во всем подчинилась этой наставнице, наладилась переписка с Пустозерском, и протопоп прислал Федосье Прокофьевне «Книгу бесед» и другие свои богословские и полемические сочинения. Ртищевы не раз пытались образумить свою родственницу, уповая на ее материнские чувства:
Великому государю не повинуешься… За твое прекословие приидет на тя и на дом твой огнепальная ярость царева, и повелит дом твой разграбити. Тогда многи скорби сама подъимещи, и сына своего нища сотворища своим немилосердием.
К тому времени боярыня Морозова в придворных кругах считалась «заблудшей овцой» и для царского окружения была «не в пример и не в образец». Однако думные бояре не решались создать прецедент, и на первых порах царь ограничился экономическими санкциями. Он повелел отобрать лучшие ее вотчины, и боярыня, испугавшись полного разорения, поддалась уговорам своего дяди Ф. М. Ртищева, который играл при дворе видную роль, и пообещала принять троеперстие. После этого имения были ей возвращены, но Аввакум обличил малодушие боярыни, да так крепко, что она «дни с три бысть вне ума и расслабленна». Затем прокляла «ересь никонианскую… и оздоровела, и паки утвердилася крепче и первого».
Для царя Федосья Прокофьевна и ее сестра были не рядовыми противницами его помыслов и церковной реформы, ведь их роды были очень влиятельными во время правления первых двух царей из династии Романовых. Алексей Михайлович хорошо знал, что дом свой боярыня превратила в оплот и пристанище раскольников, молится по-старому, состоит в переписке с Аввакумом. Однако обрушить на нее свой гнев царь пока не решался по многим причинам, в частности, не надеялся на поддержку Боярской Думы.
Особые надежды в «увещевании» строптивой боярыни царь возлагал на ее родственников. Ее дядя Ф. М. Ртищев со своей дочерью Анной не раз бывал у Федосьи Прокофьевны, убеждал и уговаривал ее, но в ответ она говорила:
Поистине, дядюшка, вы прельщаете дьяволом, а потому ублажаете отступника, книги его, содержащие римские и иные ереси, восхваляйте! Православным же подобает книг его отвращаться и всех его нововедомых преданий гнушаться, а самого его проклинати всячески![30] [ Так сказано у автора «Повести о боярыне Морозовой»]
На Ф. П. Морозову не возымели действия и просьбы родственников «оставить распрю, перекреститься тремя перстами, не прекословить великому государю и всем архиереям» — хотя бы ради благополучия единственного сына. Потом за нее взялось духовенство. В 1664 году по цареву повелению к боярыне приходили и вели «богословский диспут» архимандрит Чудовского монастыря Иоаким и ключарь того же монастыря Петр. Боярыня приняла гостей, но в споре «крепко свидетельствовала и зело их посрамила».
К сентябрю 1668 года у Федосьи Прокофьевны окончательно укрепилось намерение постричься в монахини, и она обратилась с просьбой к своей духовной матери — инокине Меланье — помочь ей в этом. Рассудительная духовная мать стала убеждать боярыню отказаться от этого, приводила разумные доводы. В частности, она говорила, что «невозможно этого в дому утаить, а если узнают у царя — многим людям многие скорби будут по случаю розысков и допросов». На время Федосья Прокофьевна удержалась от пострига, но в марте 1669 года умерла царица Марья, ее «заступница», и это, видимо, ускорило переход боярыни в «иноческий чин». Она тайно приняла постриг, удалилась от вотчинных дел, перестала ездить во дворец…
В январе 1671 года царь Алексей Михайлович вступил во второй брак — с молодой красавицей Натальей Кирилловной Нарышкиной. Федосья Прокофьевна в числе первых боярынь должна была присутствовать на свадьбе и «титлу цареву говорить, благоверным его назвать, руку целовать и вместе со всеми благословиться у архиерея». Но она решила «лучше острадати, нежели с ними сообщитися», и отказалась идти во дворец «на царскую радость», сославшись на болезнь ног. Царь не один раз посылал за ней, и твердый отказ боярыни принял как оскорбление.
В 1671 году, после разгрома восстания С. Разина, гонения на сторонников старой веры усилились. В Москве был сожжен старец Авраамий, в Мезени повесили юродивого Федора и москвича Луку Лаврентьевича, «сапожника чином» — ученика протопопа Аввакума, в Пустозерске его «соузникам» — старцу Епифанию, отцу Лазарю и дьякону Федору за их писания и речи «велено языки резати, а за крест руки сетчи»… Надвигался царский гнев и на Федосью Прокофьевну. Сначала к ней отправили боярина И. Б. Троекурова, но его визит остался без последствий. Затем царь направил другого гонца — мужа ее сестры князя П. С. Урусова, который заявил, что царь сильно гневается и требует, чтобы она покорилась всем нововведениям. А если не послушается, то «быти бедам великим»… В ночь на 16 ноября 1671 года за боярыней пришли Чудовский архимандрит Иоаким и думный дьяк Илларион Иванов из Стрелецкого приказа. Царские посланцы объявили не пожелавшей встать боярыне указ: «Понеже не умела еси жити в покорении, но в прекословии своем утвердилася еси, сего ради царское повеление постиже на тя, еже отгнати тя от дому твоего. Полно тебе жить на высоте! Сниди долу! Восстав, иди отсюду!»
Боярыню посадили в кресла и понесли из комнат, вместе с ней пошла и сестра ее — княгиня Е. П. Урусова. Их поместили под стражу в людской подклети, наложив на ноги «железа конская», и приставили стражу из дворовых людей. Через два дня женщин доставили в Чудов монастырь, где церковные иерархи опять пытались увещевать раскольниц, но сестры «во всем мужество показали». Глубокой ночью их вернули домой под стражу слуг в ту же холодную подклеть. А утром сестер разлучили, заковав их в цепи «со стулом» (тяжелым обрубком дерева).
Боярыню Ф. П. Морозову посадили в темницу Печерского монастыря, располагавшегося на Арбате, под надзор стрельцов, а княгиню Е. П. Урусову в цепях отвели в Алексеевский монастырь Белого города. Было приказано водить ее в церковь, но княгиня так сопротивлялась, что ее приходилось волочить на рогожных носилках. Но она и тут притворялась расслабленной, будто не могла ни рукой, ни ногой двинуть, и сама на носилки не ложилась. Разлученный с матерью, внезапно заболел «от многия печали» сын боярыни Морозовой. К единственному наследнику знатного рода царь послал своих лекарей, которые и залечили его до смерти. Охранявшие узницу стрельцы долго слышали, как она голосила надгробные причитания. Со смертью молодого Морозова боярский дом был разграблен и совсем запустел: их вотчины, имения, табуны лошадей и стада коров царь роздал боярам; золотые и серебряные вещи, дорогие меха продали, а деньги взяли в казну. В стене одной из комнат в доме боярыни нашли дорогой клад, спрятанный, видимо, еще ее предками. Слуга Иван припрятал для опальной своей хозяйки несколько золотых изделий, но был предан своей женой.
Протопоп Аввакум из пустозерской ссылки продолжал посылать письма своим единомышленницам, восхвалял их мужество в мученичестве и даже смерть, угрожавшую им, рисовал как желанные врата царства небесного. Поддержку боярыне оказывали и другие раскольники, а княгиня Урусова вела оживленную переписку со своими детьми. Пятнадцатилетнему сыну, который под влиянием отца начал было забывать мать, она пишет:
Ох, любезный мой друг, Басенка, или ты забыл меня… И я ныне молю о тебе, любезный мой… обрадуй ты душу мою и свою душу помилуй во веки, поживи ты усердно Христу, стой в вере истинной старой, а к новому не прикасайся, не погуби душу свою…
30
Так сказано у автора "Повести о боярыне Морозовой".