Страница 64 из 163
Когда Людовик XIV любовался с террасы чудесным видом, вдруг откуда-то сверху раздались звуки музыки. Это заиграли сидевшие на деревьях музыканты: король обернулся и увидел перед собой Фуке, склонившегося к земле. Министр преподнес монарху пергаментный свиток, в котором указывалось, что хозяин предоставляет замок Во-ле-Виконт со всеми его угодьями в дар королю. Расчет Фуке оказался верным: самолюбие короля было удовлетворено, и он с улыбкой протянул министру руку. Однако это не спасло Фуке, так как судьба его уже была предрешена…
Господин Фуке своим великолепием хочет пристыдить короля, но это ему не удастся. Согласно своему девизу, он желает подняться на один с нами уровень, но я низведу его на степень министра. Министр представляет своему королю проекты и планы на усмотрение, и я докажу господину Фуке, что он исполнил только обязанности министра.
Король готов был арестовать хозяина в его собственном доме, но королева-мать удержала его. Через две недели после праздника д'Артаньян арестовал Фуке на соборной площади города Нанта. Сюринтенданта посадили в карету вместе с четырьмя мушкетерами, а потом к ним присоединились еще 100 человек охраны. Несколько месяцев Фуке перевозили из одной тюрьмы в другую, и наконец он оказался в Бастилии. Здесь к нему приставили стражу из мушкетеров, которые не выпускали его из поля зрения ни днем ни ночью, а двое даже спали в комнате узника.
В середине ноября 1664 года генеральный прокурор Талон предъявил бывшему министру обвинение в расхищении государственных средств и оскорблении короля, даже в заговоре и бунте против него — словом, хотели найти любой предлог, чтобы вынести Фуке смертный приговор. Сюринтендант, используя многочисленные документы, защищался твердо и умело, признав себя только в нарушении некоторых финансовых формальностей. Как судьи ни старались, они не смогли уличить Фуке ни в оскорблении короля, ни в заговоре. Судебный процесс длился больше года, и под конец девять голосов было подано за смертную казнь, а тринадцать — за ссылку, но Людовик XIV своей властью заменил Фуке ссылку на пожизненное заключение.
В конце декабря 1665 года узника привели в церковь Бастилии и зачитали приговор, а потом Фуке посадили в карету, где уже находились четыре стражника. Д'Артаньян с 50 мушкетерами проводил его до засыпанной снегом деревушки Пиньероль, находящейся в самом центре Пьемонта. Здесь он был передан под надзор коменданта Сен-Мара, который имел при себе для охраны Фуке еще 50 солдат.
После огромного дворца в Во-ле-Виконт у Фуке в замке Пиньероль были только две крохотные комнатушки. Цитадель наглухо закрыли, и никто не мог переступить порог камеры осужденного. Ему не давали книг и чернил, запретили прогулки и свидания, видеться можно было только с местным священником. Пекке, домашний врач Фуке, хотел добровольно разделить с хозяином заключение, но ему в этом отказали. Новости о семье узник мог получать только два раза в год. Мадам Фуке обращалась к королю с просьбой разрешить ей перебраться в Пиньероль и разделить заточение мужа, но ей было отказано. Только через 18 лет со дня ареста жена и дети получили разрешение на первое свидание с Фуке.
Постигшее несчастье не сделало всесильного прежде министра малодушным, и он сносил свое заключение с большой твердостью и смирением. Однажды во время грозы гром ударил в темницу заключенного, были ранены несколько людей, находившихся в ней, но Фуке нисколько не пострадал.
В конце 1670 года друзья пытались организовать ему побег, подкупив солдат гарнизона. Но заговор провалился и одного из заговорщиков повесили: рассказывают, что Фуке через окно показали тело его верного слуги Лафайета. После 10 лет заключения за узником следили все с той же строгостью, даже зарешетили окна в его комнатках. Фуке сделался пленником суровых неприступных гор: гурман, когда-то ужинавший под звуки 80 скрипок, теперь слышал только, как постукивает деревянная ложка о самшитовую миску.
Скончался Фуке в конце марта 1680 года: акта о его смерти не существует, вскрытие тела не производилось, гроб сразу же запломбировали. В 1681 году его перевезли в Париж и захоронили на кладбище одного монастыря. Впоследствии в связи с тайнами, окружавшими смерть Фуке, о сюринтенданте стали говорить как об одном из претендентов на роль «железной маски».
Неистовый протопоп Аввакум
Члены «Кружка ревнителей благочестия», как указывалось ранее, стремились сохранить русскую церковь как всеобъемлющий и культурообразующий орган, ратовали за еще большее проникновение православной обрядности в русскую жизнь. Поэтому они сильно заволновались, когда патриарх Никон затеял «неладное». К чему эти новшества, если греческая церковь давно с латинской соединилась, да и сама Греция под влияние турок попала? Это грекам у русских учиться надо, а не наоборот! И члены «Кружка ревнителей благочестия» отказались повиноваться решению Собора 1654 года.
Так возникла оппозиция царю Алексею Михайловичу и патриарху Никону в Москве и провинциальных российских городах. Движение это возглавили протопоп Аввакум и другие священники: они написали подробные возражения по всем пунктам нововведений, но цели своей не достигли и тогда начали сеять враждебное и непримиримое отношение к церковной реформе. «Зачем нам греческие книги и греческие обряды? Свое лучше, по ним все святые на Руси молились и Богу угождали! Старина дедовская лучше, по ней предки не хуже других, а много лучше жили…» Жизнь протопопа Аввакума всегда была многострадальна. Ему было 23 года, когда его поставили священником в одном из сел Нижегородской губернии. Чистая, нравственная боярыня Морозова навещает протопопа. Среди тогдашнего духовенства: распущенность, пьянство, чревоугодие являлись обычными пороками. Аввакум же проводил время в посте и молитвах, и его жизнь была суровым подвигом воздержания. Строгий к самому себе, тому же он учил и свою паству, но не всем нравились его требования. И часто прихожане били своего батюшку смертным боем: «волочили за ноги по земле прямо в ризах», а один начальник, придя к протопопу домой, тоже бил его и «руки у персты отгрыз, яко пес, зубами», покушался даже застрелить его.
Однажды пришли на село странствующие скоморохи с бубнами, в масках и с прирученным медведем. Народ высыпал навстречу веселым странникам, и вдруг среди толпы появился разгневанный Аввакум и начал обличать бесовские игрища. Властной рукой изломал он бубен и маски, выпустил в поле медведя, а самих скоморохов выгнал из села. Но народ пришел в такое негодование, что дальше Аввакуму и его семье оставаться в селе было невозможно. Не лучше пришлось Аввакуму и в Юрьевце-Подольском, куда его назначили протопопом. Его суровые обличения вызвали настоящее возмущение прихожан, которые чуть было не убили Аввакума на месте, да вовремя подоспел воевода с пушкарями.
Оказавшись в Москве, протопоп сначала проповедовал в Казанском соборе, а когда пришлось оставить его, перешел во двор Неронова и стал совершать богослужения в сушильне. Вместе с ним перешла и значительная часть прихожан, и некоторые из них прямо говорили, что «бывает время, когда и конюшни иные лучше церкви». Про их «сушильное бдение» донесли патриарху Никону, и однажды во двор Неронова явились стрельцы, которые захватили Аввакума вместе с паствой, били его и дергали за волосы, а потом препроводили на патриарший двор.
На другой день арестанта, закованного «юзами, чепью большою», отправили в Андроньев монастырь, где посадили на цепь в темном земляном подвале. Три дня его морили голодом и уговаривали покориться патриарху Никону, но все увещевания были напрасны, поэтому его «отдали чернецу под начало и велели волочить в церковь. У церкви за волосы драли, и под бока толкали, и за цепь трогали, и в глаза плевали». А он в ответ патриарха Никона «от писания бранил да лаял». И тогда строптивого протопопа отправили в Сибирь, но ссылка Аввакума не остановила церковной смуты, как надеялся на то царь Алексей Михайлович. Как снежный ком, пущенный с горы, распространялся по русской земле раскол. Под его знаменем тесно сплотились все защитники старины, считавшие иноземные новшества «дьявольским наваждением» и отстаивавшие древние устои жизни. Личные же страдания не имели над Аввакумом никакой власти.