Страница 24 из 163
В тюрьме узников повели по длинному коридору, который уходил под землю. Через ряд низких, сырых пещер они добрались до подножия «башни слез», в фундаменте которой находились камеры, служившие последним приютом для несчастных, обреченных на смерть. Камеры представляли своего рода берлоги размером примерно 1,4x1x0,85 метра. Взрослому человеку в них нельзя было ни стоять, ни лежать — только кое-как сидеть, скрючившись. Стены, потолок и пол этих нор покрывала плесень, соломенные постели постоянно были мокрыми и гнилыми, повсюду ползали мокрицы. Несколько дней Савонарола и его соратники провели в этих камерах, не слыша никаких других звуков, кроме тихого журчания воды и шороха ползающих мокриц. Солдаты врывались в камеру Савонаролы во всякое время дня и ночи, насмехались над ним и угрожали побоями, если он не представит им какое-нибудь чудо. Так, например, они требовали, чтобы он превратил камни в золото. Пищи узникам совсем не давали, но Савонаролу мучили только душевные страдания. Он понимал, что с ним умрет и дело, которому он посвятил свою жизнь, и все его самоотверженные усилия останутся почти бесплодными. В монастыре, правда, еще оставалась небольшая группа его сторонников, но без вождя они распылятся и уступят грубой силе.
Когда через три дня Савонаролу вывели из каменного гроба, тюремщики были поражены его видом: вместо бодрого, полного энергии человека перед ними предстал скелет, обтянутый морщинистой кожей. И только глаза, горевшие прежним вдохновением, напоминали прежнего Савонаролу. Его ввели в большой зал, тускло освещенный бледными лучами солнца, едва проникавшими через узкие окна. В глубине стоял обитый черным сукном стол, за которым сидели судьи. Начался допрос, без которого можно было бы вполне обойтись, так как участь монаха была решена еще до ареста. Но инквизиторы требовали, чтобы Савонарола признал себя еретиком, а он отвечал, что истина для него дороже жизни. И тогда его подвергли страшным пыткам… Палачи скрутили Савонароле руки, привязали к ним конец веревки, перекинутой через блок, а потом при помощи колеса подняли несчастного к потолку. Затем веревку резко отпустили, и Савонарола упал: было слышно, как хрустнули переломанные кости. Четырежды поднимали его на дыбу, каждый раз поджигая ступни ног горячими углями. Он просил прекратить пытку и признавался чуть ли не во всех смертных грехах, но как только приходил в себя, тут же отказывался от всех своих показаний.
Савонаролу и двух других монахов приговорили к смертной казни. Перед этим им полагался обильный «обед палача», после чего предоставлялась возможность высказать свою «последнюю волю». Но что можно сказать еще, если за свои 46 лет он сказал людям все, что хотел, и даже больше… По дороге к эшафоту палачи сорвали с Савонаролы сутану, и он закричал от боли, так как пропитавшаяся кровью одежда накрепко пристала к ранам. Епископ окропил неукротимого монаха святой водой, но сделал это с нарушением ритуала, и верный себе Савонарола сделал ему по этому поводу строгое замечание. Когда его подвели к виселице, из толпы раздались крики: «Сотвори же чудо, пророк!», но и на этот раз он не сказал ни слова.
Чтобы доставить удовольствие толпе, палач начал играть повешенным телом Савонаролы, как куклой, хотя оно еще содрогалось в последних конвульсиях. Он крутил его и качал так, что сам чуть не свалился с помоста. А потом тело неукротимого монаха сожгли, но рассказывают, что, когда перегорели веревки, Савонарола, весь в копоти, погрозил толпе освобожденной от пут рукой…
Николо Макиавелли
Итальянский писатель П. Виллари, исследователь жизни и деятельности Н. Макиавелли, писал, что тот долгое время многим казался сфинксом, тайны которого никому не дано разгадать. Одни изображали его «образцом вероломства», другие — одушевленным самой чистой и благородной любовью к родной Флоренции. Согласно мнению одних ученых, произведения Н. Макиавелли были прямым указанием для злостных тиранов; согласно мнению других — убийственной сатирой на деспотов, которая побудит народы к восстанию. Например, в трактате «Князь» он на одной странице красноречиво славит свободу и доблесть, а на другой — учит, как следует обманывать, предавать и угнетать народы. Одни до небес превозносили литературные и научные труды Н Макиавелли, другие считали их ошибочными и опасными, способными лишь развратить и погубить то общество, которое будет настолько глупым, что усвоит его доктрины. Например, Д. Капони, один из наиболее уважаемых в Италии людей, в 1875 году писал о Н. Макиавелли как о человеке «с злобной мыслью и с душой, отравленной неверием в добро». С другой стороны, новейшие биографы восхваляли патриотизм и гений, великодушие, тонкость и благородство души Н. Макиавелли…
Причины таких разногласий в оценке этой личности различны, ведь и само время, в которое жил Н. Макиавелли, полно противоречий. В XIV веке Италия разделялась на множество небольших княжеств, в каждом из которых господствовали свои политические настроения: в Ломбардии царил военный деспотизм, Тоскана была объята республиканским духом, в Папской области бушевала анархия, Неаполь представлял собой королевство — недавно образованное, но уже клонившееся к закату. Все эти государства, хотя и соединенные общностью языка и религии, разделялись личными выгодами и потому постоянно враждовали друг с другом.
Несмотря на беспрестанные междоусобицы, Италия была цветущей страной. Сама она не пыталась завладеть другими государствами, но и свои территории не дозволяла завоевать. К тому же все войны велись тогда «человеколюбиво»: победители обращались с пленными хорошо, захваченные города и села щадили. Причины такой гуманности заключались в том, что главную силу итальянских войск составляли кондотьеры (наемные солдаты), беспрестанно переходившие от одного владельца к другому. Войны приносили им выгоды, поэтому они, желая их продолжения, и щадили пленных для получения выкупа.
Но разъединенная Италия сильным противникам не могла сопротивляться. В 1484 году французский король Карл VIII вступил со своими войсками в Италию, чтобы завоевать Неаполь, и тогда итальянцы поняли, что война принимает непривычный для них оборот. Швейцарцы не давали пленным пощады, исключая тех, с кого надеялись получить хороший выкуп. Был разграблен городок Рапалло, а больных, помещавшихся в госпитале, убили только из-за того, что победители захотели получить их одежду. При взятии Монте-Фертино никто из его жителей не избежал смерти, и эти «подвиги» французской армии сначала привели итальянцев в ужас, а потом пробудили в них национальный дух. В битве при Таро, а также в Барлетском сражении они показали героизм и мужество, но эти и другие победы, хоть и льстили их национальной гордости, но не способствовали выходу страны из тяжелого положения.
Некоторые итальянские города (например, Милан и Венеция) призывали объединиться против общего врага, но Флоренция, руководимая тогда Пьетро Медичи, не хотела принимать в этом участия. Более того, банкирский дом Медичи финансировал французских королей. Пьетро предпочел договориться с Карлом VIII и уже готов был впустить французские войска в город. Народ толпами стал собираться на улицах и площадях Флоренции, у многих в руках появилось оружие: казалось, что люди, в течение 60 лет терпевшие тиранию Медичи, теперь ни перед чем не остановятся. Однако при таком возбуждении и решимости господствовала и общая неуверенность горожан в себе, и их недоверие к другим.
Н. Макиавелли был образованным человеком. В 29 лет он стал правителем второй канцелярии Синьории, а вскоре и секретарем «Совета десяти». Известен он был как искусный деятель в решении некоторых юридических дел, и Синьория посылала его, в качестве дипломата, к разным влиятельным лицам, итальянским государям и правительствам республик, к римскому папе и императору. Четыре раза Н. Макиавелли ездил к французскому королю, и во всех посольствах он обнаружил редкую наблюдательность, умел быстро схватывать особенности чужой страны, ее силы и слабости и т. д. Но самому ему редко приходилось до конца доводить свои миссии, Флоренция посылала для завершения дел кого-нибудь из богатых своих граждан, а Н. Макиавелли возвращался ни с чем. Но он никогда не жаловался и по приказу Синьории с прежним энтузиазмом отправлялся в следующую миссию. Например, когда Флоренция напрягала свои силы для покорения Пизы, а наемные войска и ненадежная помощь срывали ее планы, Н. Макиавелли предложил составить национальную армию. Предложение его приняли и поручили осуществить его. Когда Пиза покорилась, именно он вел окончательные переговоры, и благодаря его усилиям покоренный город не только не был наказан, но даже получил некоторые привилегии.