Киоко

Она несла в руках две ковбойские шляпы. Это была абсолютно сюрреалистическая картина: китаянка с купленными в магазине сувениров ковбойскими шляпами и готовый отдать концы латинос, больной СПИДом, истекающий слюной и бормочущий: «Я убью тебя!» Но момент не особо располагал к размышлениям. Больше никого вокруг не было.

— Хосе, что происходит? — закричала девушка.

— Он пытался утащить мои лекарства, маленький грязный мерзавец, — ответил дебил по имени Хосе и разразился потоком брани на испанском, причем я не понял ни единого слова.

— Отпусти его, Хосе, ты разве не видишь, что это ребенок? — снова крикнула девушка.

Судя по ее английскому, она очень давно не была в Америке.

— Ребенок? Ты шутишь! Да он пользуется невинным видом, чтобы проворачивать свои грязные делишки!

«Точно подмечено», — подумал я. Латиноамериканец, по крайней мере, хорошо знал Штаты, это было видно и по его английскому. Я знаю по меньшей мере троих пацанов одиннадцати лет, арестованных за убийство. Правда, они не родились убийцами, но это другая история.

— Хосе!

Девушка пробралась между мной и дебилом и отняла у него палку. Это оказалось не слишком трудно: сил у него было меньше, чем у ребенка. Я был свободен и мог бежать, но, когда девушка дернула палку, ее изогнутая рукоятка угодила мне в висок, и я опрокинулся на землю. У меня болело горло, а теперь еще и висок.

— Хосе, все хорошо? — спросила девушка, и кретин ответил, словно капризный ребенок:

— Нет, все очень даже плохо.

Я лежал на земле и не видел его лица, но голос у него был слезливый, будто он и впрямь плакал. Девушка помогла ему лечь, приговаривая: «Все закончилось, вот так, теперь уже все в порядке». Потом она начала собирать лекарства, разбросанные по земле. «Кто эти двое чокнутых?» — спрашивал я себя. Точнее, меня заинтересовала девушка. Я никогда не видел таких девушек ни в Ватерсборо, ни в других городах Джорджии, ни даже по телевизору или в кино. Независимо от расовой принадлежности американских девушек можно разделить на две категории: здоровые дуры и утомленные интеллектуалки. Эта девушка, которую кретин называл Еленой, не попадала ни в один из этих классов. К тому же красные джинсы очень шли ей. Хоть она и была азиаткой, но ноги у нее были такие же длинные, как у негритянки.

— Эй, куда вы едете? — спросил я незнакомку, поднимаясь с земли. Я вознамерился поехать с ними.

— В Майами, — ответила она рассерженным голосом, читай: ты еще здесь, грязный негодник? Она продолжала складывать лекарства в коробку.

— Не возьмете меня с собой? Я еду в Ватерсборо. От этой площадки для отдыха до моего городка было около трехсот миль, и по дороге мне мог бы представиться другой случай стащить морфин. Елена была хорошенькой, и, по крайней мере, она не была опасной. На дорогах попадается все больше и больше водителей-гомосексуалистов, а это опасно для черного малыша с ладно скроенной задницей.

— Нет, мы спешим.

Именно такой ответ я и ожидал услышать. Тогда я сказал:

— Где вы собираетесь ночевать сегодня? Вас ни в одной гостинице не примут с таким типом.

Это было небольшим преувеличением, но то, что гостиницу найти будет трудно, это точно. Елена поморщилась, словно вспомнила о чем-то неприятном. Она не так глупа, эта девочка. Не знает Америку, это точно, но неглупа.

— Довезите меня до Ватерсборо, я знаю там хороший мотель, где любой может переночевать; старушка, которая занимается там размещением, слабоумная.

Естественно, я не стал объяснять, что там работает моя мать.

— Ты врешь, чтобы мы взяли тебя с собой, да?

— Я не вру, клянусь, этот мотель действительно существует.

— Как он называется?

Осторожно! Смышленая девочка. Она спрашивает слащаво, с незаинтересованным видом, еще чуть-чуть, и я бы выпустил добычу из рук!

— Э, нет, так не пойдет, если скажу, вы меня не возьмете с собой!

— Clever boy![36] — сказала она, хлопнув дверцей. Я подумал: «Ты тоже не промах», но промолчал.

Елена вела машину молча, опустив левую ступню на пол. Она произнесла лишь одну фразу, велев мне пристегнуть ремень. Мне это не понравилось, но я не стал спорить.

Мы пересекли границу штата. Теперь мы находились на территории Джорджии. Елена не знала, что обочины кишат бело-голубыми полицейскими машинами, прячущимися, как тараканы. Азиатская девушка, латиноамериканец и негр, при этом первая красавица, второй болен СПИДом, а третий — подросток. Да мы словно специально напрашивались на неприятности. В довершение картины она поставила на полную громкость кассету с дурацкой латиноамериканской музыкой. Трудно себе представить более удачное сочетание компонентов, способных вызвать ненависть местной полиции. Не выдержав, я сказал ей:

— Эй, не гони.

— Что?

— Езжай помедленнее, говорю. Полиция Джорджии — это, мать их…

— Мать? Чья?

Бесполезно. Эта девчонка даже не знает выражения «мать твою!».

— Ты китаянка?

— Японка.

— Ну, одна холера, так или иначе, ты не белая, а того латиноамериканца там, сзади, СПИД здорово разукрасил, и когда я подумаю, что будет, если полиция Джорджии нас прихватит, у меня волосы встают дыбом. Ой, смотри, сзади, все, слишком поздно!

Было действительно слишком поздно. Я едва успел заметить в заднее окно микроавтобуса бело-голубую патрульную машину, припаркованную на повороте с трассы. Она уже неслась к нам на всех парах, поднимая клубы пыли, с включенным сигнальным фонарем.

— Ой! — тихонько вскрикнула Елена и посмотрела на меня неуверенно. У меня появилось желание вмазать ей кулаком по хорошенькой мордашке со словами: «Кретинка, предупреждал же тебя!» — но момент был неподходящий. Я начал с того, что выключил латинскую музыку и врубил программу country music. Так как все равно все радиостанции передавали здесь кантри, мне достаточно было повернуть ручку на миллиметр, чтобы тут же услышать тошнотворно гнусавый голос певца. Потом я схватил с заднего сиденья купленные Еленой ковбойские шляпы и напялил их на наши головы.

— Что ты делаешь?

— Послушай, заткнись и предоставь мне делать то, что я считаю нужным.

Этот дебил Хосе лежал с закрытыми глазами, потея и натужно дыша, не отдавая себе отчета в происходящем. В зеркале заднего вида было видно, как полицейская машина подъехала совсем близко и посигналила нам фарами, чтобы мы остановились.

Елена припарковала микроавтобус на обочине перед полицейской машиной, и двое полицейских стали приближаться к нам сзади. Потому что, подходи они спереди, их можно было бы пристрелить, как кроликов.

Они постучали в окошко.

— Права. Хм, японка? Паспорт. — Молодой полицейский занимался Еленой, а тот, что постарше, осматривал кретина, лежащего сзади. Я хотел взглянуть, как он реагирует на то, что видит, но не осмелился повернуть голову. Сейчас многое зависит от нашего поведения.

Ужасная музыка, от которой разжижались мозги и кишки, раздавалась на весь автобус, а на головах у нас были ковбойские шляпы. При малейшей ошибке эта мизансцена могла сыграть против нас. До сих пор я врал бесчисленное количество раз в своей жизни. Даже в детстве свои первые слова я, должно быть, произнес, чтобы обмануть маму. Когда врешь, главное — это не актерское мастерство. Главное — концентрация. Нужно использовать все свои резервы для той лжи, которую произносишь. Я перепробовал разные манеры поведения, когда вру, но единственная, которая действует безотказно на родителей, учителей и полицейских — иначе говоря, на представителей власти, это угодливость. Есть много способов лизать чьи-то ботинки, но совсем низкие, типа бесконечных, раболепных извинений, совершенно неэффективны.

Лизать ботинки начальству следует в манере благородной, нужно, чтобы твой собеседник подумал: «У малыша Эйнджела есть своя гордость, он так старается, мне жаль его». Нужно, чтобы говорящий с тобой думал: «Как жаль этого славного черного малыша, он так несчастен, по сравнению с ним мне просто чертовски повезло». Не поворачивая головы, я искоса бросил взгляд на старшего из двоих легавых, чтобы оценить выражение его лица. Тот закончил осматривать дебила и приближался к переднему сиденью. Сконцентрируйся, велел я себе и сделал глубокий вдох.