Ядерный Ангел

– Красавица! – воскликнул он, подбрасывая бомбу на ладони. – Шариковая бомбочка с фотоэлементом. Подойдешь чуть ближе, и амба. Сохраню себе, ее можно будет потом как ручную гранату использовать.

– Откуда здесь бомбы?

– Союзники постарались, – сказал он. – Поначалу американцы автономии не трогали. А вот когда в резервациях стали набирать добровольцев в армию Рейха, их авиация стала бить по военным объектам. В Солнечном фармацевтическая фабрика была, которую концерн «ИГ Фарбениндустри» построил – американцы ее разбомбили. И вокзалы тоже.

– А давно все это было?

– Два года назад.

– Это вы сколько лет уже воюете?

– А сколько я живу, столько и воюем. Тсс!

Карагод замер, подняв руку, и секунду спустя мы поняли, в чем дело. Метрах в пятидесяти впереди нас, на путях, появилась стая собак.

– Туда! – крикнул Карагод, показав рукой на стоявшую неподалеку одинокую платформу.

Мы припустились к платформе, и вовремя – стая заметила нас и тут же с лаем кинулась в нашу сторону. Мы едва успели влезть на платформу, а собаки уже были рядом. Их было, наверное, десятка два. Звери были очень крупные, и настрой у них был крайне недружелюбный.

Карагод скинул с плеча мешок, который тащил из Зонненштадта, несколько раз проткнул его ножом и швырнул в самую гущу стаи. Собаки кинулись рвать мешок, в воздухе поплыл резкий запах падали. Мешок оказался набит гнилым мясом.

– В чем тут фишка? – Я наклонился к самому уху Карагода, чтобы перекричать яростный визг и лай стаи, дерущейся за содержимое мешка.

– Сейчас посмотришь.

Собаки в считанные секунды сожрали мясо и начали носиться вокруг платформы, пытаясь найти способ добраться до нас. Я на всякий случай приготовил дробовик, но Карагод посоветовал мне не спешить и не тратить попусту заряды. Меня удивило его спокойствие. Я вообще терпеть не могу собак, а уж эти были особенно отвратительные – здоровенные, крупнее взрослых волков, тощие, грязные, облезлые, с бешеными глазами. Мне ужасно хотелось пострелять, тем более что псы, пытаясь добраться до нас, подпрыгивали почти до края платформы. Просто сам Бог велел пристрелить одну из этих тварей. Но несколько мгновений спустя я понял, что Карагод знал, что делать. Собаки ни с того ни с сего начали скулить, вертеться на месте и биться в корчах. Очень скоро вся стая благополучно передохла у нас на глазах. Когда последняя собака испустила дух, Карагод скомандовал отбой, и мы попрыгали с платформы на землю.

– Вот так мы с ними расправляемся, – откомментировал он. – Быстро, безопасно и патроны не тратишь. Спасибо Сене-шуцману, выручил.

– Какому еще Сене-шуцману? – не понял я.

– В мешке у меня что было? Сеня и был, фрагментами. Если предателя как следует быстродействующим токсином приправить, то и от него польза бывает.

Я не стал спрашивать Карагода, что случилось бы, если бы мы так удачно не оказались поблизости от платформы. Он пошел вперед, а я все еще пытался переварить то, что он сказал. Хотя, вобщем-то, все было и так ясно…

– Мы идем? – услышал я голос Алины.

– Да, – я с шумом втянул воздух, чтобы побороть накатившую тошноту и двинулся по рельсам вслед за проводником.

Глава восьмая.

Дорога на север

Информации о прохождении данного квеста нет

Наверное, есть на свете какая-то высшая сила, которая оберегает от бед хороших людей. Карагод так запугал меня своими рассказами о шуцманах, рейхсъягерах, людоедах-коптильщиках и сектантах, что я не ожидал от нашего рейда на север ничего хорошего. Но все обошлось. Три дня мы пробирались к месту назначения: шли по ночам, а днем отсыпались в развалинах, которые довольно часто попадались на пути. Больше всего нас доставал холод, от которого некуда было укрыться. У меня начался сильный ларингит, то ли от переохлаждения, то ли оттого, что мы спали в заброшенных домах. Алина держалась молодцом – мы не услышали от нее ни одной жалобы. Впрочем, – и мне это уже не понравилось, – девушка замкнулась в себе и почти все время молчала. Отвечала на наши вопросы односложными фразами и ни с кем не заговаривала сама. Но в остальном, все шло вполне рулезно. За все это время только два раза пришлось поволноваться. Вечером первого дня мы натолкнулись в руинах на еще одну стаю собак, но эти псы оказались не такими агрессивными, как стая на товарной станции – полаяв на нас, они убрались, уступив нам развалины для ночлега. А вот на второй день, когда мы миновали участок леса и вышли к дороге, нас едва не засекли. По дороге двигалась колонна из двух грузовиков, джипа и трех мотоциклов – судя по намалеванным на технике красным лисицам, это были автономы. К счастью, техника была старая, гремела и тарахтела так, что ее было слышно, наверное, за километр, и мы успели спрятаться в кустах у обочины дороги.

– Продкоманда, – пояснил Карагод, когда колонна исчезла из виду. – Фермеров шарпают.

– Здесь есть фермеры? – У меня не укладывалось в голове, что в этом чудовищном мире есть люди, которые не стреляют, не мародерничают, не служат врагу, а просто работают на земле.

– Конечно. В этих местах много ферм.

– Неужто не боятся здесь жить?

– А чего бояться? Жрать все хотят – и лисовцы, и повстанцы. Если б не фермеры, все давно бы с голоду передохли. Так что у них вроде как неприскосновенность имеется. И наши их не трогают, и лисовцы берегут, иной раз даже платят за еду. Даже ягеры у них на постой останавливаются, уважают.

– А коптильщики?

– Эти всех хватают. Но фермеры тоже за себя постоять могут.

Карагод сказал правду – на следующий день мы вышли к одной из таких ферм. Она напоминала укрепленный форт. Усадьба была обнесена мощным частоколом из бревен, густо оплетенным колючей проволокой и усиленным бронелистами от разобранной боевой техники, а на подступах к ферме красовались таблички типа «Чужакам не входить!», «Стреляем без предупреждения!» и «Фугасы!» Над воротами хозяева фермы устроили сторожевые вышки с пулеметами. На одной из вышек был человек, и он устроил нам настоящий допрос. Лишь после этого нам открыли ворота.

Хозяина фермы звали Евгением. Обликом и повадками он напоминал скорее атамана какой-нибудь банды времен гражданской войны, чем фермера – здоровенный, угрюмый, обросший до самых глаз седой бородой, одетый с ног до головы в немецкую камуфлированную форму. Кроме Евгения на ферме жили его жена, четверо сыновей с семьями и несколько работников-сервов.

– Еды вам? – буркнул Евгений-Лесовик, когда Карагод объяснил кто мы такие и попросил поделиться продуктами. – А чем платить будете?

– Да у нас вроде как и нечем.

– Нечем? Тогда и еды не будет.

– А шуцманов, небось, кормишь, как гостей дорогих, – набычился Карагод.

– Коли платят, то кормлю, – ответил фермер. – Мне все едино, что шуцман, что боцман, что хрен, что редиска, лишь бы платили. Нынче весна, свои припасы почти подъели, а тут еще этих дармоедов кормить, – Евгений указал на сервов, складывавших дрова в поленницу. – Так что милости прошу со двора.

– Погоди, – я вытащил из споррана немецкий выкидной нож, который взял у Веника, прибавил неисправный обрез и последнюю оставшуюся у меня пачку сигарет. – Что за это дашь?

– За это? – Фермер взял обрез, подергал затвором, потом повертел в руках нож. – Картошки дам полведра и полосу сала.

– Надеюсь, не человеческого?

– Не, мы говорящую поросятину не едим, – фермер оскалил в улыбке крепкие и острые желтые зубы. – У нас хрюкающая есть. Будем меняться?

– Будем, нам еда нужна.

– Эй, постой, прибавь еще что-нибудь! – потребовал Карагод. – Полведра картошки за винтарь – это грабеж.

– Винтарь этот еще ремонтировать надо. Так что не гоношись. Все по справедливости. Можете малость отдохнуть на дворе и воды из кадки взять, – разрешил фермер. – Только ради девки вашей позволяю. Но помните, начнете шуметь, мы вас быстро стреножим.