Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 60

Я посмотрел на Алину – она была спокойна. Видимо, ужасы, о которых рассказывал нам Карагод, были для нее вполне обыденным делом.

– Последний вопрос: куда мы идем?

– Этого вам, братишки, знать не полагается. Идем и идем, а куда – не ваша забота. Веду я, вот и все. Если меня грохнут, Алина знает, к кому идти за помощью. Доволен?

– Вполне. Когда выступаем?

– Покурим на дорожку, да и пойдем, – Карагод вытащил из кармана бушлата тяжелый серебряный портсигар, явно трофейный. – Сигаретами не угощаю, у самого мало.

– Я свои курю, – я вытащил пачку, предложил Алине, но она отказалась.

– Ты что-то загрустила, – шепнул я девушке.

– Об отце думаю. – Алина помолчала. – Моего бегства ему не простят.

– Он мог уйти с нами.

– Ты не знаешь моего отца. Он всегда говорил, что его место – рядом с детьми.

Мне нечего было сказать. Тут и без слов все ясно. Думать о том, что ожидает учителя Лукошина, мне не хотелось. Уж наверняка ничего хорошего. Тяжелее всего было другое: мне показалось, что Алина очень спокойно об этом говорит. Вряд ли она так равнодушна к судьбе отца – похоже, единственного близкого ей человека. Все проще и страшнее: люди в этом мире так свыклись с мыслями о смерти, что она уже никого не пугает, а кому-то, возможно, кажется избавлением. И я снова вспомнил Ивана Шумилина.

– Алина, почему вы мне поверили? – задал я ей вопрос, который меня мучил с самого утра. – Нет, я, конечно, вам всем благодарен, но такая доверчивость опасна.

– Просто почувствовала, что надо поверить. В вас много всего, и хорошего, и плохого, но хорошего больше. И отец вам поверил, а он… чистый человек. Таких больше нет.

– Ну что, божьи люди, пора в дорожку, – сказал Карагод, очень кстати отвлекая меня от печальных мыслей.

Я заметил, что темнота вокруг меня значительно просветлела – начала действовать вервольф-таблетка. Я уже мог хорошо рассмотреть лицо Карагода: молодое, широкое, курносое, с пышными светлыми усами. Холодная апрельская ночь за окном вагона понемногу превращалась в густые сумерки, и я сразу с тоской вспомнил питерские белые ночи. Алина накинула на голову капюшон куртки, взвалила на плечо тяжелый мешок с припасами. Я предложил ей отдать мешок мне, но она покачала головой.

– Вам придется стрелять с двух рук, – сказала она.

Карагод взял еще один мешок, перекинул через плечо сумку с припасами, и мы покинули вагон. Прошли по путям, обходя застывший на рельсах прицепной состав, и углубились в железнодорожный тоннель, забитый локомотивами, путевыми машинами и металлоломом. Вскоре мы оказались у пролома в бетонной стене тоннеля, и Карагод нырнул туда первым. За проломом оказалось какое-то эксплуатационное помещение.

– Мы с Алекто идем первыми, – сказал наш проводник. – Кис и Тога в десяти метрах за нами. Что увидите, сразу стреляйте, разбираться потом будем. Только в нас не попадите.

Это всего лишь игра. Эти слова я повторил сам себе бессчетное количество раз, пока мы пробирались по заброшенным тоннелям к выходу из города. Мне и в самом деле начало казаться, что все происходящее со мной – нереально. Что это какой-то запутанный, бессвязный сон, похожий на кошмары, которые снятся больному при высокой температуре, когда видишь бесконечное множество каких-то мелких предметов и без конца совершаешь с ними одно и то же действие. Мы переходили из одного тоннеля в другой, и при этом каждый новый тоннель был в точности похож на пройденный. Мы лазали, пригнувшись, по каким-то трубам, гудящими под нашими шагами, перебирались через нагромождения прогнивших досок, металлолома, ржавые бочки, кучи щебня и битого камня, шлепали по дурно пахнущим лужам скопившейся на полу воды и жидкой грязи, опять оказывались в тоннелях, спускались и поднимались по металлическим лесенками – представления не имею, сколько времени продолжался наш переход по этому лабиринту. Если не считать нескольких крыс, ничего живого в подземных переходах станции я не увидел. Воздух был сырой, пропитанный едкой вонью.

– Тога, – позвал я, – ты за фоном следишь?

– Естественно. Сейчас на этом участке сорок миллирентген в час.

– А на предыдущем?

– Столько же. Здесь подземелье, сильной грязи не будет.

– Держи свой приборчик постоянно включенным, понял?

– Будь спок. От девушек прятаться не придется.

– Здесь радиации нет, – сказал Карагод. – Дальше, к северу, попадаются пятна. Но мы теми местами не пойдем.

– И на этом спасибо. Между прочим, сорок миллирентген не есть норма.



– Я, когда маленький был, люди от радиации больше болели, – сказал Карагод, закуривая: видимо, наш поводырь решил сделать маленький привал. – Мы тогда в подземном городе жили, так каждую неделю кто-то помирал. А потом привыкли, что ли. Наш доктор раз в месяц всем какие-то таблетки дает, а иногда капельницы ставит, если кто из отравленных мест пришел. И ничего, помогает.

– А где ваш доктор лекарства берет?

– По-разному. Когда у дойчей или шуцманов бесплатно затовариваемся, – ну, ты понял, – когда американцы присылают.

– О, у вас с ними связь налажена?

– Есть маленько. Время от времени их киберпланеры нам кое-какие грузы доставляют. Патроны, оружие, консервы, лекарства, радиоштуки всякие.

– Радиоштуки? – оживился Тога.

– Ага, детальки в коробках. Пару раз компьютеры присылали, как у тебя. Только твоя техника немецкая, а у них другая немного. Но много не присылают, то ли жадничают, то ли у самих не хватает. Оно и понятно: дойчи уже на их территории хозяйничают. По радио говорили, они Лос-Анджелес ракетами дотла сожгли, Сан-Франциско захватили вместе с японцами.

– Так там и японцы воюют? – спросил я.

– А как же, они с дойчами союзники. Их император Шимода каждый день по радио обещает американцам за водородные бомбежки отомстить. Мы, говорит, всю Америку от океана и до океана кровью зальем. Там от Японии ни хрена не осталось, половина страны после ракетных ударов под воду ушла, а все грозятся, ронины, мать их перетак.

– Слышь, Леха, – приободрился казанец, – не все так в этом мире скверно, если Ай-Ти прогрессируют.

– Нашел чему радоваться. Люди друг друга жрут, а ты про Ай-Ти.

– Спецов у нас не хватает, – внезапно сказал Карагод. – Один Сашка Стриж малость в электронике петрит, но Георгий говорит, что ему учиться надо. А где тут учиться?

– Георгий – это ваш командир?

– Ага. Слушай, мастер, – спросил Карагод Тогу, – а ты в электронных взрывателях понимаешь? Мог бы сделать такие?

– Сделать можно все, что угодно, было бы из чего.

– А рацию мощную соберешь?

– Как два пальца об стол. Детали давай, и чем делать – я тебе хоть компьютер, хоть телевизионный ретранслятор соберу.

– Не слишком ли самонадеянно? – шепнул я Тоге.

– Я знаю, что говорю.

– Это хорошо, – посветлел лицом Карагод, отшвырнул бычок. – Значит, не зря я вас с собой тащу. Идем дальше, други. Немножко совсем осталось.

Остаток пути по туннелям мы прошли почти в полном молчании. Наконец, Карагод привел нас в эксплуатационный колодец, мы поднялись по лестнице наверх и выбрались на поверхность. В первый момент мне показалось, что мы опять вернулись на разрушенный вокзал, с которого началось наше путешествие – опять пути, сгоревшие и разбитые вагоны, повсюду горы металлолома. Но Карагод заявил, что это и есть станция Солнечный-Товарная.

– Скоро рассветет, – заметил он, посмотрев на светлеющее небо. – Теперь нам надо добраться до моста через Нелибу и потом прямиком на север.

– До моста далеко? – спросил я. Уже то, что мы все-таки выбрались из проклятого Зонненштадта, было приятной новостью, и на душе у меня сразу похорошело.

– Километра два. – Карагод сверился с компасом. – Нам туда. Смотрите под ноги, здесь могут быть неразорвавшиеся бомбы.

Карагод не зря нас предупредил. Одна из таких бомб попалась нам буквально через несколько метров. Я вначале принял ее за теннисный мячик. Карагод тут же велел всем отойти и укрыться за вагоном, а сам с поразительной ловкостью обезвредил бомбу.