Страница 32 из 106
Увидев Хайруллина, Немцов остановил его тяжёлым взглядом: «Не замай…Был?»
Хайруллин, обречённо: «Был…в один ДОТ не пустили, в другом — звонили, звонили — никто трубку не берёт…»
(Фото: Штаб 62-го УРа, Высокое. Большая, ярко освещённая восходящим солнцем комната. Нелепо и ненужно светят оставленные зажжёнными керосиновые лампы над широким столом…На столе — расстеленные карты, на одной виден штамп «Секр…». Никого. Только на приставном столе- надрываются наперебой несколько полевых телефонов. Только маленький беленький котёночек, сидя на секретных картах, умывается беленькой лапкой с розовой подушечкой. Намывает скорых гостей…)
Немцов: «Наджибулла, нам конец…Но только нам, слышишь? Собирай всех, кого увидишь, идите в ДОТы…отступать команды не было! Ты меня понял? Скоро придёт Красная Армия. Отомстите за нас. Иди.»
Хайруллин, на секунду выглянув из окопчика и не увидев там ничего хорошего, рывком выскочил наверх- на прощанье выстрелив в озарившееся понимающей благодарной улыбкой лицо своего лучшего друга…
Директива?003. Москва. 22 июня 1941 года, 21 час 15 минут.
«…противник наносит главные удары из сувалкского выступа на Алитус, вспомогательные удары в направлении Тильзит-Шауляй.
23 июня концентрическими сосредоточенными ударами войск Северо-Западного и Западного фронтов окружить и уничтожить сувалкскую группировку противника и к исходу 24 июня овладеть районом Сувалки…» Нарком обороны Маршал Советского Союза Тимошенко.
Получена Павловым 23 июня в 5 часов 18 минут.
Во исполнение этой директивы к 11 часам утра 23 июня из Белостокского выступа два механизированных (6-ой и 11-ый МК) и один кавалерийский (6-ой КК) нанесут удар не на юг- во фланг и тыл Гудериана, а на север…Где и сгинут бесславно…
Фото: дорога, забитая изувеченной техникой до совершенно непроезжего состояния…Машины, повозки, новейшие КВ и старенькие БТ-2…На много, много километров…
Называется это побоище — Конно-механизированная группа Болдина)
Пять часов 19 минут. Севернее Бреста. Немирув.
Из динамиков машины пропаганды вырывается бодрая маршевая песня- «Гимн Русского похода»- автор музыки Альфред Йиллинг…слова народные.
(Фото: С закатанными по локоть рукавами, бодрые, весёлые — они вступали на нашу землю…В этом конкретном месте- их много, очень много…)
(Фото: Окопчик. В нём — два немолодых мужичка, призванные из запаса на Большие учебные сборы, сведённые в этот окопчик общей судьбой. На бруствере лежат две винтовочки, пара гранат…
Мужички терпеливо ждут. Держат свой фронт. Один, похожий на школьного учителя — без всякой надобности протирает полой гимнастёрки круглые очки в металлической оправе. Губы шевелятся, он что-то неслышно ритмически шепчет- неужели стихи? Поверить невозможно…
Второй-по виду типичный ЖЭКТовский слесарь-сантехник- напоследок яростно затягивается смятой папиросой «Беломорканал», фабрики им. Урицкого… и по всему видно, прекрасно понимает — что так докурить уже и не успеет.
Потому как осталось им жить: всего минуту до начала их первого и последнего боя, и столько же- после броска их гранат и пары-тройки торопливых выстрелов…
За ними и рядом с ними- никого. Только поле, лесок, голубое, выгорающее небо… Только Советская Родина.)
Спокойный, чуть усталый голос. Никакой патетики. Доверительная, дружеская интонация….
Слова тоже — народные…
Только вот народы- совсем разные.
Шесть часов 21 минута. Штаб 4-ой армии.
Начальник штаба армии Сандалов: «Товарищ командующий, я чудом, чудом уцелел…Если бы я вовремя не прикрылся — то осколок прямо в меня угодил бы…Представляете, какая бы это была потеря для штаба, для армии, для всего фронта? Эх, вот только жалко — потерял я своего любимого котёнка — отстал, видно, где-то, мой бедный Белянчик…И эмка моя сгорела — представляете, мне пришлось в кабине простого грузовика ехать!»
Командующий армии Коробков- перебивая Сандалова: «У нас здесь ходят слухи, что противник, прорвавшись между Высоким и Брестом, распространяется на Видомль.
Поезжайте сами в дивизию Васильева, узнайте, что там делается, и свяжите его с танкистами.»
Сандалов: «Виноват, товарищ командующий, но я очень занят, мне надо срочно готовить оперсводку для Генштаба! Сами ведь знаете, главное- не что именно произошло, а — как об этом правильно доложить руководству…»
Коробков, взрываясь: «Поезжайте немедленно! Я и так излишне Вам доверился! С Вашей эрудированностью и образованностью может так случится, что докладывать оперсводку будет уже некому!»
Сандалов, уходя, очень-очень тихо: «Самодур! Совершено невоспитанный тип!»
Шесть часов тридцать одна минута. Жабинка.
«Скотина! Ты что с моей машиной сделал?! Я её тебе доверил, как человеку, а ты! Петух ты гамбургский!»
Рядового Фалангера можно понять…Его любимый «Саблезубый»- весь покрыт шрамами и вмятинами, как будто его царапала сотня обезумевших великанских котов…
«Так ведь, товарищ командир…Налёт был…»
«Я понял, что был налёт! Отчего вы, лишенцы, из зенитного пулемёта не стреляли? Так близко бомбу можно положить либо с пикирования, либо уж совсем случайно, а я в случаи не верю!»
«Да что Вы на нас всё орёте, как потерпевший! Ночку всего и отдохнули без Вас…»
«Как же нам стрелять, командир, ежели пулемёт ты над своим люком пристроил, а там- сидел уже не ты, а это говно усатое…то есть товарищ лейтенант…А как налёт начался- так он совсем не стрелял, а сразу спрыгнул с башни, и юрк — под танк…Ну, я чтобы его не задавить, по тормозам…Тут и грохнуло…»
«Лучше бы ты его задавил, ирода. Где он, кстати? Не вижу Гигиенишвилли. А ведь кулак уже зудит!»
«Да осколками его пошинковало…лопатой из-под машины выгребали»
«По делам вору и мука. Ладно, ты мне вот что скажи- ты масло сменил? А ПОЧЕМУ?!!»
Семь часов утра. Москва. Кремль. (Развилка Истории.)
«…а Вас, товарищ Ворошилов, я попрошу остаться!»
Первый рабочий день войны, которую позднее назовут не только Великой, но и Отечественной, наконец заканчивался…