Страница 10 из 52
– Знаешь, что я бы хотел с тобой сделать?
Он нарочно говорит громко – Тим это понимает, – чтобы все замерли и прислушались. Все так и делают. Она, черт бы ее побрал, розовеет от удовольствия. Глаза у нее загораются, и она интересуется:
– И что бы ты хотел со мной сделать?
– Я хотел бы нашлепать тебя по твоей маленькой заднице…
– Может, пусть это останется между вами? – говорит Тим Гансу.
Ганс достаточно нагрузился, чтобы забыть, кто перед ним, поэтому он одаряет Тима усмешкой, полной аристократического превосходства, вновь поворачивается к своей даме и продолжает с нарочитым, как в дешевом фильме, акцентом:
– …буду кусать тебя, пока ты не закричишь…
– Заткнись, Вилли, – говорит Элизабет.
– …трахну тебя, а потом кончу тебе на грудь.
Все смеются, кроме мальчика, Элизабет и Тима.
Тим не смеется.
А делает он вот что: резко распрямляется и сильно шлепает Вилли по лицу. Пощечина сшибает Вилли с кресла. Стоя на коленях, он потрясенно глядит на Тима, а Тим хватает его за ворот рубашки, тащит к бассейну и сует его голову под воду.
И держит.
И все это время Тим думает: вот за эту-то несдержанность меня и вышибли из морпехов. Однако ему сейчас плевать на изъяны собственного характера, он чувствует только слепящую ярость, пока держит голову Вилли под красивой голубой водой.
И никто даже с места не сдвинулся. Ни Брайан, ни его парень, ни женщина, которая только что считала, что Вилли – такой весь из себя горячий. Они просто сидят и смотрят, как он топит их друга.
Черт дери, вот так друзья-приятели, думает Тим.
Но тут Элизабет, точно змея, разворачивающая свои кольца, медленно поднимается с шезлонга, подходит и касается плеча Тима.
– Бобби, – негромко говорит она и снова улыбается, – он стал очень забавного цвета.
Тим рывком вытаскивает Вилли. Тот лежит на спине, хватая ртом воздух, точно выброшенная на берег форель, и Тим говорит ему:
– Не стоит так разговаривать при ребенке. – И, чтобы больше походить на Бобби Зета, добавляет: – Это не круто.
Он уже готов сделать выговор окаменевшей няньке, сказать ей, чтобы получше смотрела за мальчиком, когда вдруг оказывается, что рядом стоит давешний ковбой. Теперь у него на бедре револьвер.
И говорит он как ковбой, думает Тим, слыша, как мужчина произносит:
– Мы готовы выдвигаться, мистер К.
К собственному удивлению Тим заявляет:
– Я хочу поехать.
Брайан поспешно начинает юлить:
– Я не думаю, что…
– Я хочу поехать, – повторяет Тим. Холодно, как Зет: типа – никто не смеет мне перечить.
Ковбой только спрашивает:
– А настоящая одежда у тебя есть?
– Да, в комнате, – отвечает Тим.
– Могу малость подождать.
Уходя, Тим чувствует, что мальчик провожает его взглядом. И она – тоже, хотя и пытается это скрыть.
Когда через несколько минут он вышел, вечеринка уже закончилась. Но ребенок все еще играл со своей лодкой, и Элизабет за ним присматривала. Увидев Тима, она встала, подошла к нему и сказала:
– Мне понравилось, как вы поступили.
– Как придурок, – угрюмо заметил он. – Вышел из себя.
– Кит в восторге, что кто-то за него заступился. Наконец-то.
– По-моему, он славный, – пробормотал Тим – не мог придумать, что еще сказать.
– Вы так думаете? – спросила она, как-то странно глядя на него.
– Да, а что тут такого? – откликнулся он и добавил: – Ну, если кому вообще нравятся дети.
– А вам?
– Нет, мне-то нет.
– А жаль, – вздохнула она.
– Почему жаль? – поинтересовался он, полагая, что с ним флиртуют. И ему это было по душе.
Она внимательно посмотрела на него умными, понимающими глазами.
– Потому что он – ваш, – ответила она. Повернулась и ушла.
10
Ковбоя звали Билл Джонсон. Он был управляющим на ранчо. У Брайана действительно водился кое-какой скот, но это была не главная часть его бизнеса. Тим узнал об этом, пока они с Джонсоном в кабине грузовика «бедфорд» тащились по узкой горной дороге к границе.
Поездка началась в гаражах, расположенных за проволокой. Четыре больших «бедфорда», накрытые брезентом, заправленные и готовые к отправлению, уже ожидали их. Впереди колонны двинулся единственный «хамви», освещая дорогу, – сущую овечью тропу. Они добрались до хребта, с которого была видна граница, примерно около десяти вечера.
Джонсон приказал грузовикам притормозить и подал сигнал «хамви», идущему перед ними. Водитель грузовика надел наушники и стал вслушиваться в эфир. Посмотрел на Джонсона, покачал головой и поднял большие пальцы вверх. Джонсон взял переносную рацию и повесил на шею инфракрасный бинокль.
– Хочешь пройтись? – спросил он Тима.
– А то.
Джонсон подошел к кузову грузовика, опустил борт и быстро что-то произнес на испанском. Наружу выпрыгнули пять индейцев кауилья, вооруженные винтовками и мачете. Они побежали вниз по склону, к каньону.
– Двигаем, – сказал Джонсон Тиму.
Они вскарабкались на хребет, туда, где, словно сторожевой пес, от которых Тим немало натерпелся во времена, когда занимался кражами, торчал вездеход «хамви». Фары потушены, мотор выключен. Тим залег рядом с Джонсоном за какими-то камнями. Управляющий ранчо осмотрел местность в бинокль ночного видения и протянул его Тиму:
– Погляди.
Справа Тим увидел Восьмое шоссе и огни приграничного городка Хакумба. Прямо перед ними, на плоской поверхности пустыни, он заметил четыре кучки людей, мчащихся от границы. Откуда ни возьмись показались индейцы кауилья, преградили беглецам путь и начали загонять их в каньон.
Нелегалы. Направляются в Эль-Норте в поисках работы.
Джонсон встал и, пригнувшись, подошел к «хамви». Открылось окно, и Тим увидел еще одного водителя в наушниках.
– Есть что-нибудь? – спросил Джонсон.
Тот покачал головой.
До Тима дошло, что они пытаются поймать сигналы раций иммиграционной службы. Сигналов не было – значит, не будет и проблем.
– Двигай туда, – бросил Джонсон водителю. – Поторопи их.
Тим смотрел, как вездеход несется в долину и помогает загнать стадо нелегальных иммигрантов в узкое устье каньона. Джонсон пробурчал какой-то приказ в свою рацию, и Тим услышал, как за его спиной заводятся моторы грузовиков.
– Пошли, – сказал Джонсон.
Они вернулись на дорогу. Индейцы и водитель «хамви» рассаживали мексиканцев в кузовы грузовиков. Десятки растерянных нелегалов стояли, сбившись в кучки, и тряслись от страха. Тиму показалось, что они тут целыми семьями: мужчины, женщины, дети и бабушки-дедушки. Каждая семья пыталась попасть в один грузовик, и это замедляло дело.
Тут вмешался Джонсон: он толкал, бормотал ругательства, раздавал пинки. Индейцам кауилья передался его гнев, и они начали размахивать винтовками, посыпались удары – не по головам, а по спинам и ягодицам. На то, чтобы упаковать нелегалов в грузовики, ушло минут десять. Когда брезентовые борта были завязаны, Джонсон приказал водителям:
– И пусть они callar – пусть заткнутся. – И забрался в кабину.
– Раньше я гуртовал скот, – сухо бросил Джонсон. – Теперь гуртую людей.
Кортеж тронулся в обратный путь. Джонсон послал «хамви» вперед, на его подножке ехали индейцы. Возвращались долго: на этой петляющей дороге грузовики все время прижимались к горному склону, от одного поворота до другого. Тим высунулся в окно и посмотрел вниз: до дна – несколько сот футов по прямой. Его даже затошнило, особенно когда он услышал, как колеса пробуксовывают на гравии.
Джонсон курил и, как видно, не особенно следил за дорогой. Он предложил Тиму сигарету; сейчас она была бы как нельзя более кстати, однако Тим бросил курить, пока сидел в одиночке, и теперь постарался удержаться от искушения.
Кажется, единственное, что беспокоило Джонсона, – это его часы. Он все время на них поглядывал и хмурился. Через час он сказал: