Страница 1 из 52
Дон Уинслоу
Жизнь и смерть Бобби Z
Джимми Вайнсу, агенту, который делает все, что обещает
Спасибо Дэйву Шниппу за то, что поделился сведениями о мире серфинга Южной Калифорнии
1
Вот как получилось, что Тим Кирни стал легендарным Бобби Зетом.
Тим Кирни стал Бобби Зетом, когда взял автомобильный номер, наточил его до остроты бритвы и перерезал глотку здоровенному байкеру – «ангелу ада» по кличке Вонючка, и Вонючка тут же помер, отчего агент ДЕА, Федерального агентства США по борьбе с наркотиками, некто Тэд Гружа, пришел в восторг.
– Теперь он будет куда податливее, – заметил Гружа, когда услышал эту новость, – он, понятное дело, имел в виду Кирни, потому что от Вонючки к этому моменту податливости уже не требовалось.
Гружа был прав. Мало того, что Тиму Кирни светит срок за мокрое дело, то есть он теперь неудачник из неудачников, так ведь к тому же, раз он убил «ангела ада», в любой тюрьме Калифорнии он автоматически станет покойником, а стало быть, «жизнь без возможности условно-досрочного освобождения» на самом-то деле будет означать «жизнь без возможности жить», как только Тим опять вольется в ряды обычного тюремного населения.
И ведь не то чтобы Тим хотел убить Вонючку. Не хотел. Просто Вонючка подгреб к нему в тюряге и велел вступить в тюремное Арианское братство или… Ну а Тим сказал «или», вот тогда-то он и понял, что ему не помешает отточить номерной знак до хирургической остроты.
В Калифорнийском управлении исполнения наказаний были не очень-то рады, хотя некоторые его сотрудники признавались, что испытывают смешанные чувства по поводу безвременной кончины Вонючки. Больше всего их бесило, что Тим воспользовался для совершения преднамеренного убийства на территории исправительного учреждения Сан-Квентин «плодом» честного труда по изготовлению автомобильных номеров, то есть тем, что должно было стать инструментом его реабилитации.
– Это было не убийство, – сказал Тим общественному адвокату, которого ему назначил суд. – Это была самооборона.
– Ты подошел к нему, вытащил из-под свитера заточенный автомобильный номер и перерезал ему горло, – напомнил адвокат. – И ты это спланировал заранее.
– Тщательно, – согласился Тим.
Вонючка на десять дюймов его выше и на полтораста фунтов тяжелее. Раньше был, во всяком случае. Когда он лежал мертвый на каталке, то казался значительно короче Тима. И куда медлительней.
– Следовательно, это убийство, – заключил адвокат.
– Самооборона, – настаивал Тим.
Он не ожидал, что молодой законник или вся судебная система поймут тонкое различие между упреждающим ударом и умышленным убийством. Вонючка предоставил Тиму выбор: вступай в Арианское братство – или умри. Тим не хотел ни того, ни другого, поэтому у него оставался единственный выход – превентивные действия.
– Израиль так все время делает, – заявил Тим адвокату.
– Это страна, – пояснил адвокат. – А ты – профессиональный преступник.
Впрочем, профессиональная карьера Тима сложилась не то чтобы блестяще: три юношеские кражи со взломом, краткая отсидка под надзором Калифорнийского управления по преступлениям среди несовершеннолетних, затем по предложению суда – служба в морской пехоте, окончившаяся бесславным увольнением, очередная кража, после которой он попал в одну из тюрем Чайно, и далее – обвинение в следующем дельце, которое тогдашний общественный защитник Тима называл «просто прелесть что такое».
– Прелесть что такое, – сказал тот, прежний адвокат Тима. – Погодите, дайте мне убедиться, что я все верно понял, потому что я хочу сначала правильно все понять, а потом уж ближайшие три года наслаждаться подробностями. Значит, твой приятель подбирает тебя в Чайно и по дороге домой ты грабишь заправку «Гэс-энд-граб».
Мой приятель, подумал Тим. Этот придурок Уэйн ла Перрье.
– Это он ограбил «Гэс-энд-граб», – заявил Тим. – Сказал, чтоб я подождал в машине, пока он сходит за сигаретами.
– Он говорит, что у тебя был пистолет.
– Это у него был пистолет.
– Да, но он первым стал сотрудничать со следствием, – заметил адвокат, – так что удобнее считать, что пистолет был у тебя.
Судебный процесс был – сплошное веселье. Животики надорвешь. Особенно когда давал показания ночной продавец-пакистанец.
– И что сказал вам обвиняемый, когда вытащил пистолет? – спросил прокурор.
– В точности?
– В точности.
– Прямо пересказать его слова?
– Будьте любезны.
– Он сказал: «Не двигаться, это охренение».
Присяжные засмеялись, судья засмеялся, даже Тиму пришлось признать, что это довольно забавно. Это было так офигительно забавно, что в итоге Тим сел мотать свои «от восьми до двенадцати» в Сан-Квентине, в непосредственной близости от Вонючки. А потом подоспело обвинение в убийстве.
– А может, вам удастся добиться для меня смягчения приговора? – спросил Тим своего нынешнего общественного защитника. – Может, убийство третьей степени? Я ведь не хотел до смерти…
– Тим, я могу попросить, чтобы тебе скостили обвинение до «мочился в телефонной кабине», но тебя все равно ждет жизнь без права на условно-досрочное, – ответил адвокат. – Ты неудачник из неудачников. Твое призвание – грандиознейшим образом все проваливать.
«Вот и осуществились амбиции всей моей жизни, – подумал Тим. – А мне всего-то двадцать семь.»
Тут-то и появляется Тэд Гружа.
В один прекрасный день, когда Тим смотрит у себя в одиночке книжку комиксов про Росомаху, охранники вдруг вытаскивают его из камеры, сажают в черный фургон с затемненными стеклами, везут в какой-то подземный гараж, а оттуда доставляют на лифте в комнату без окон и приковывают наручниками к дешевенькому пластмассовому стулу.
К голубому стулу.
Тим сидит там с полчаса, а потом входит коренастый мускулистый человек с головой, по форме напоминающей пулю, а за ним – высокий тощий латинос с нездоровой, усеянной мелкими прыщами кожей.
Поначалу Тим решил, что коренастый лыс, но оказалось, что голова у него обрита. Холодные голубые глаза, дешевенький синий костюм и самодовольная ухмылка. Он оглядел Тима, точно Тим – куча мусора, и потом сказал латиносу:
– По-моему, это тот самый и есть.
– Усматривается несомненное сходство, – согласился бобоед.[1]
После чего коренастый усаживается рядом с Тимом, улыбается, сжимает кулак и мощно жахает Тима по уху. Боль просто нереальная, но Тиму удается не опрокинуться и удержать задницу на стуле. Это всего лишь маленькая победа, но он-то знает, что маленькие победы – это, пожалуй, самое большее, чего он может добиться.
– Ты – раздолбай по призванию, – говорит Тэд Гружа, когда Тим выпрямляется.
– Спасибо.
– А кроме того, ты станешь дохлым раздолбаем, как только вернешься обратно за решетку, – продолжает Гружа. – Он ведь дохлый раздолбай, правда, Хорхе?
– Он – дохлый раздолбай, – ухмыляясь, отвечает Хорхе Эскобар.
– Я дохлый раздолбай, – улыбается и Тим.
– Итак, мы сошлись на том, что ты – дохлый раздолбай. Теперь вопрос: что нам с этим делать, если мы вообще станем что-нибудь делать? – опять вступает Гружа.
– Я ни на кого стучать не буду, – ворчит Тим. – Разве что на ла Перрье, а тогда просто покажите мне, где подписать.
– Ты убил одного парня, Кирни, – напоминает Гружа.
Тим пожимает плечами. Во время войны в Заливе он убил много парней, и, похоже, никто об этом особо не переживал.
– Мы не хотим, чтобы ты на кого-то стучал, – возражает Гружа. – Мы хотим, чтобы ты кое-кем стал.
– Мать моя тоже этого хочет, – откликается Тим.
На сей раз Гружа бьет Тима левой рукой.
Чтобы показать, что он универсал, думает Тим.
1
В южных штатах США – прозвище мексиканцев. (Здесь и далее прим. перев.)