Рюрик

- Фризы победили! - звонко кричали босоногие, загорелые мальчишки, одетые в короткие красные полотняные штаны, и указывали на туго натянутые сине-белые паруса стругов соседнего племени.

Пять стругов, стоявшие ровным рядом возле причального помоста рарогов, напоминали стайку гагар, хлопочущих о своей лучшей доле, ибо, оказавшись в почетном, тройном, окружении стругов с красными парусами, не знали, как переправить своего предводителя, отважного, зрелого красавца Юббе, на берег. Но вот тройное кружение ладей рарогов вокруг стругов фризов завершилось, и Рюрик дал команду освободить для гостей доступ к причалу, на котором уже верховный жрец рарогов в своем белом, торжественном одеянии и в сопровождении княжеских красавиц наложниц готов был совершить обряд чествования победителей в состязании стругов.

Солнце вышло из-за холма жреца и осветило победителя. Юббе, взволнованный, но явно неуверенный в честности своей победы, медленно подошел к верховному жрецу рарогов и хотел было заявить всем присутствующим на Рарожском побережье о своем сомнении, но, вглядевшись в суровое выражение его лица, понял тщетность своего намерения и смиренно склонил голову перед грозным хранителем древних традиций родственного народа.

Праздник стругов морских викингов на Рарожском побережье начинал вступать во вторую фазу...

* * *

Жаркий летний день наконец-то уступил место вечерней прохладе. Из углов гридни [Гридня (слав.) - большая комната в доме князя, служившая для приема военачальников, гостей, послов и др.] княжеского дома сумерки выползали как бы нехотя, медленно преображая ее. Рюрик, скрывшийся в тишину и торжественность этой комнаты от шумных гостей, пристально всматривался в ее убранство. Внимание его прежде всего привлек металлический подсвечник, который широко раскинул свои ветви в центральной части большого деревянного стола и, казалось, сочувственно, внимал душевному беспокойству рарожского рикса. Все семь массивных свечей, что удобно устроились в бронзовых, мастерски изготовленных ажурных чашечках, сначала будто бы с насмешкой смотрели в глаза молодого конунга, но затем пламя их отклонилось в сторону своего владельца, как бы сознавая трудность и безысходность его положения, а потому - жалея его.

Князь воспринял это странное сочувствие бронзового гостя, заметив легкий кивок пламени его мягких толстых свечей, и хмуро улыбнулся. Как часто в последнее время он ловил себя на мысли, что хочет поговорить с глазу на глаз с этим странствующим символом мудрости великих иудеев. Но князю рарогов так редко удается побыть одному...

Вот сейчас выдалась свободная минута, и он ушел от шумных гостей, от этих неуемных пиратов-фризов, которые отдыхают после торжественного обхода рарожского селения и состязательного заплыва стругов по заливу, и князь пристально и с восхищением (в который раз!) рассматривает детали искусно изготовленного подсвечника, месяц назад подаренного ему христианскими миссионерами. Вот сейчас что-то откроется ему, может быть, ужасное, а может быть... Рюрик подошел к столу, медленно и ласково провел рукой по мощной цепкой лапе подсвечника и горько прошептал:

Медного Зевсова сына я видел

в пыли перекрестка,

Прежде молились ему - нынче

повергли во прах...

"Паллад написал поэму "О поверженной Статуе Геракла" около четырехсот лет назад, - думал Рюрик. - И уже тогда он пытался разрешить тот же вопрос, которым озадачили меня ирландские миссионеры сейчас... Неужели близится время, когда мы "повергнем во прах" тех, кто дает нам силы для выращивания хлебов, помогает строить жилье и разводить скот?.. Неужели к концу идет время нашего Святовита? Неужели я должен отвергнуть Сварога и Перуна?.. Неужели и мы должны следовать "Апостольским наставлениям" еще четвертого столетия, которые гласят: "Удаляйся от всех языческих книг и полностью отвращайся от всего чуждого и измышленного дьяволом?"

Князь скользнул рукой вниз по холодному бронзовому стволу подсвечника и передернул плечами. "Неужели хризмы [Хризма (греч.) - монограмма имени Христа] и крест Христа будут всюду сопровождать меня?" - с горечью подумал он и, услышав шум в коридоре, с досадой отпрянул от стола, погасив свечи.

Шум в коридоре нарастал, быстро приближался к двери, и вот уже гридня заполнилась хохочущей, гомонящей толпой.

- Ну, вотати и он! Коварный обманщик! Устроил на ристалище [Ристалище (слав.-кельт.) - поляна перед храмом Святовита, место, где располагался древний календарь и где в особые дни жрецы предсказывали события] мое венчание на героя заплыва стругов, а сам сбежал? - громко, азартно выкрикивал предводитель фризских пиратов Юббе и широко прошагал к Рюрику. Когда ж ты успел скрыться? - весело спросил фриз знатного рарога и пристально посмотрел на него.

- Когда ты на мою наложницу Аггу загляделся! - с усмешкой ответил Рюрик и обнял своего шумного гостя. - Прости, что оставил тебя с Бэрином, - тихо попросил он.

- Уже простил. А почему ты сумерничаешь? И почему ты один?.. - уже спокойнее, но все еще настороженно спросил знатный пират и, кивнув густоволосой головой в сторону бронзового подсвечника, заметил: - Вон на твоем столе какой зверь красуется! Ты что, боишься его зажечь?

- Старик, слышишь? - любуясь возбужденным гостем, позвал князь своего слугу, и тот покорно подошел с зажженной лучиной к подсвечнику.

Медленно вспыхивали и разгорались одна за другой свечи, слабо освещая большую комнату. Гости на минуту вдруг стихли, но тут же, подталкивая друг друга, стали занимать места на широких беседах за столом.

Слуга, понаблюдав за огнем и окинув оценивающим взглядом затаившуюся по углам гридни темноту, решительно направился к незажженному факелу, закрепленному железной дужкой на западной стене гридни, но вдруг услышал сердитый окрик Рюрика: "Незачем!" - и сразу остановился.

Князь фризов зашуршал пурпурной накидкой, скреп-лепной драгоценной фибулой [Фибула - металлическая застежка для одежды] на правом плече, повернул голову в сторону слуги и удивился: который раз нынче Рюрик лютится, а тот в ответ покорно молчит, и все! И это когда среди старых словен-рарогов говорливых слуг - хоть отбавляй, а непокорных и буйных - и того больше. А ежели учесть смешанную кровь старика - мать его была кельтянкой [Кельты племена индоевропейской языковой группы, населявшие в начале I тысячелетия до н. э. территорию современной Франции, Швейцарии, Бельгии (римляне называли их галлами), ппзже - Британские острова. Северную Италию и другие земли. Кельтские этические элементы принимали участие в формировании английской, бельгийской и других европейских народностей], то остается только гадать, почему так покорен нынче управитель княжеского дома.

Да, недовольство князя не возмутило слугу: уж очень хорошо он понимал причину его нынешнего беспокойства.

- И сколь еще будем ждать? - тихо спросил Юббе князя рарогов, не желая пока втягивать своих соплеменников в тяжелый разговор.

Слуга вытянул морщинистую загорелую шею и насторожился: князья говорят при нем - ранее такого не бывало. Видно, дела совсем плохи, коль перестали стесняться даже его. Он одернул под поясом длинную до колен красную рубаху, выпущенную поверх красных же полотняных штанов, и направился к выходу из гридни, но вдруг услышал:

- Руги, а как ты думаешь?

Слуга вздрогнул всем телом: редко за свои пятьдесят лет службы князьям этого рода он слышал имя, которым когда-то его называла только мать.

- Руги, я спрашиваю тебя, за сколько дней ты в молодости добирался до волохов? [Волохи (слав.) - славяно-романо-кельтское племя, жившее в Прикарпатье] - с легкой горделивостью проговорил Рюрик, восседавший за столом, как и полагалось хозяину, на отдельном широком табурете. Он внимательно наблюдал и за гостями, которые почуяли вдруг всю сложность положения князя рарогов, который так долго ждет кого-то, а кого - нельзя спрашивать, и за слугой, который прикрыл свои выцветшие от времени глаза и склонил к плечу седую голову, что-то вспоминая. Но управитель знал, что князь действительно обеспокоен и отвечать своему хозяину надо не медля.