Рюрик

- Немедленно в лес, - забормотал он, - взять факел - и в лес! Самосожжение такой рухляди, как я, никого не удивит, - все громче и громче рассуждал сам с собой жрец, торопливо собирая свои вещи в узелок. - Ничто не должно напоминать здесь обо мне: ни этот ритуальный ковер, - бормотал он, сдирая со стены льняной ковер с изображением солнца в центре, - ни эти молитвы, - хватал он со стола берестяные свитки...

В это время распахнулась дверь его клети, и на пороге появился озабоченный Гостомысл с двумя христианскими миссионерами. Изумление и растерянность были на лицах вошедших. Первым пришел в себя Гостомысл.

- Куда это ты собрался? - спросил он, властно проходя вперед и строго глядя на осунувшееся лицо верховного жреца, прямо в его воспаленные глаза.

- В лес, - зло ответил Бэрин, справившись с минутным замешательством, вызванным появлением непрошеных гостей. - Вот ты-то и поможешь мне превратиться в пепел и отправиться на небеса в мое сгоревшее жилище, - со злой решимостью, напористо проговорил Бэрин, ожесточенно завязывая узел. - А ты, - обращаясь к первому миссионеру, озадаченно наблюдавшему за его действиями, сказал Бэрин, - будешь следить за тем, чтобы все мое духовное наследие сгорело вместе со мной!

- Мы не требуем от тебя такой жертвы, - тихо сказал христианин, не принимая из рук Бэрина его узла. - Давайте сядем и обсудим все спокойно, миролюбиво и доброжелательно проговорил он, наблюдая за жрецом, который на его слова возбужденно и недоверчиво рассмеялся.

- О-о! - хитро протянул Бэрин, искоса глядя на миссионера. - Так ласково говорить и я умею! Только что в этом толку! - зло воскликнул он и так же зло добавил: - Ежели есть головы, слушающие не столько голос, сколько суть, содержащуюся в словах! Я привел ему и свои и ваши доводы, - прохрипел он, бросив узел со скарбом в угол клети, - но он уперся в одно: ему нужно по-ня-ти-е! - тяжело и горько произнес Бэрин это слово, как неизмеримое, невыносимое бремя, и вдруг заплакал.

Все опустили глаза - перед ними стоял просто старый, растерявшийся, разуверившийся в чем-то очень важном для него человек, а не могущественный друид солнца.

- Понятие... чего? - вкрадчиво спросил первый миссионер, понимая горе жреца варягов, но не желая щадить его: слишком многое стояло за толкованием этого слова.

Бэрин посмотрел на него как на безумного, смахнул с лица слезы ладонью и горько вздохнул. Он понял, что и миссионеры и Гостомысл считают, что у него не все в порядке с головой. Он перевел дух и тихо проговорил, глядя на присутствующих мокрыми от слез глазами:

- Князь не понимает, почему наш Бог единовременно и Бог Отец, и Бог Сын, и Бог Дух Святой.

Миссионеры переглянулись меж собой, и первый из них, немного помолчав, искренне ответил:

- Мы в это поверили, не вдаваясь в понятие, и счастливы, как видишь.

- Я говорил ему об этом, - хмуро отмахнулся Бэрин, - но он не может верить в бога, сущность бытия которого не понимает! - Жрец снова страдальческим взглядом оглядел всех и с болью воскликнул: - Душа его ропщет, разум не понимает, и он бессилен что-либо сделать! Он такой, что должен вначале все понять, лишь потом - поверить! - горячо прошептал обессиленный взрывом своего горя Бэрин и в отчаянье закачал головой.

Наступила минута молчания.

Гостомысл тяжело дышал, соображая, чем еще можно помочь Рюрику, и нерешительно проговорил;

- Можа... гривны преподнести князю... Бэрин во все глаза уставился на посадника и с ужасом прошептал;

- И это его... отец!

Миссионеры с любопытством посмотрели на Гостомысла, но ни о чем не спросили: они давно все ведали, но ни разу не были свидетелями столь откровенного разговора. Задумчиво смотрели они на убитого горем верховного жреца и думали, что же еще можно сделать, чтобы убедить Рюрика в необходимости принятия их веры. Ведь он теперь великий князь! И от него зависит очень многое!

- Все великие князья и короли Европы уже столетия исповедают нашу веру, - внушительно заговорил первый миссионер, глядя на Бэрина, - и я не помню, чтобы кто-то из них ставил перед собой такую задачу, как твой князь. Бог есть Бог! - воскликнул миссионер и убежденно добавил: - Он вездесущ и всеявен! Как можно сомневаться в этом! Бог есть во мне, в тебе, Бэрин, и в тебе, Гостомысл! И в Исидоре! - величественно сказал христианин и указал на второго миссионера, молодого красивого черноглазого еврея.

- Не надо меня убеждать в этом! - горько попросил Бэрин, умоляюще глядя на первого миссионера, - Ты думаешь, мно легко после его отказа? А каково услышать мне от своего князя: "Уходи!"? Да ты ведаешь ли, что это значит? вскрикнул он. - Да после этого мне только в лес надо уходить! - в отчаянье прокричал верховный жрец и закрыл лицо руками.

Гостомысл вспыхнул, резко шагнул вперед и бросился к жрецу.

- Опомнись, Бэрин! Что ты глаголешь! - растерянно сказал он и уверенно добавил: - Я знаю своего сына не первый год, уверен, что он никогда и ни за что не посмел бы выгнать тебя из своего дома! - Новгородский посадник гладил друида солнца по голове, стараясь отнять руки жреца от его лика, и ласково говорил: - Я всегда был спокоен за Рюрика только потому, что знал, - рядом с ним такая добрая душа, как ты! Он просто не захотел продолжать с тобой рядиться из-за Христа и не совсем же тебя изгнал! - уговаривал Гостомысл удрученного жреца, и тот потихоньку стал выпрямлять спину: да, и верховный жрец нуждается в сочувствии и теплоте, и ничего тут не поделаешь.

Гостомысл понимал это и не скупился для дорогого друга своего сына на обильные ласковые речи, одновременно дав понять христианским миссионерам, что более им пока здесь делать нечего...

ПРАВДА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ

А между тем жизнь варягов на земле северных словен шла своим чередом, и нужно было и далее жить этой жизнью. Нужно было собирать вести от малых князей, блюсти их бытие и строго следить за сбором дани. А полюдье - дело тонкое, с дубиной за данью не пойдешь, потому и потребовал Рюрик к себе своих военачальников и друида солнца, чтобы вместе составить устав дружинного сбора дани с населения. Гостомысла тоже в таком вопросе не обойдешь. Вот и собрались снова варязи-рароги со словенским главою разрешить некоторые спорные вопросы их совместного бытия. Глаголить много не стали, ненужных вопросов никто никому не задавал, душу князю лихим любопытством тоже не решались тревожить, так по-доброму, пожалуй, впервые за все это время и договорились обо всем.

Улыбнулся Рюрик, не веря, что так легко и просто обговорили они с Гостомыслом все спорные вопросы сбора дани. До сих пор в селениях у словен сохранились большие дома на несколько семей, а брать дань положено только с дома или с дыма, не заглядывая внутрь: сколь там голов греется у очага да питается из одного котелка - сие не важно. Рюрик не задирался, легко соглашался на простые доводы: ведь охраняют дом, жилище и землю, на которой оно стоит. А люди сами себя будут охранять от врага или же станут помогать варяжским дружинам, ежели нагрянет слишком большая вражья сила. Никогда одни варяги не защищают и не будут защищать словен. Словене с детства оружие В руках держат.

- У нас и стар и мал биться умеет, за себя постоит, - гордо проговорил Гостомысл и объяснил: - Только вот маловато нас остается. Все кичимся, деремся меж собой и никак миром жить не научимся. Вон снова в селений Волхова два соседа подрались, - как бы ненароком проговорил новгородский посадник и глянул исподлобья на великого князя. - Не слушаешь, Рюрик! удивился Гостомысл и, погрозив ему шутливо пальцем, серьезно объявил: - А со вниманием бы отнестись-то надо ко словам моим. Пора начать и суд вершить над этими бедовыми головами! - заявил посадник и поведал суть ссоры волховчан. Охотились в лесу на одного зверя два соседа, зрелых словенина, и не поделили добычу миром. Оба требуют себе ценную шкуру зверя. И рассердился первый на второго за корысть. Разодрались бедовые да поведали ссору сыновьям своим, и началась война промеж семьями. Второе лето длится война, и все больше людей вовлекается в разбой. Мало того, что кого-то побьют, так ведь то быка уведут и заколют у соседа, лишь рога подбросят хозяину; то огород перетопчут, лишив урожая всю семью. И все это тайно делают, чтоб варязи-русы не узнали да суровый суд не совершили над бедовыми, - качая головой, завершил Гостомысл свой рассказ и посмотрел на Рюрика. - Ну как, будешь судити бедовых? спросил он.