Раб талисмана

Конан мгновенно решился и спокойно вошел в дверь следом за царем. За дверью он прижался к стене и увидел, что в коридоре, ведущем к богатой двери в царские покои властитель Шема встретился с воинами, отводившими Переса.

— Все в порядке, повелитель, — сказал один из воинов. — Он заперт в опочивальне.

— Хорошо, — хрипло произнес царь. — Вы свободны.

Воины ушли в боковой коридор, а царь постоял возле двери, жадно прислушиваясь, потом вместе с телохранителями двинулся еще в один коридор. Конан скользнул за ними, в несколько бесшумных шагов настиг их и ударом кулака свалил одного из стражей. Телохранители были не слабее киммерийца, но неожиданный удар в голову лишает сознания любого богатыря. Конан толкнул царя, чтобы перебить ему дыхание и не дать кричать, а сам напал на второго воина. Он мгновенно заткнул ему рот ладонью, поставил подножку и толкнул плечом, потом перехватил потерявшего равновесие телохранителя и впечатал его затылком в каменную стену коридора.

Не дожидаясь, пока бесчувственное тело сползет по стене на пол, Конан бросился к царю, который успел выхватить богато украшенный кинжал и встретил киммерийца колющим выпадом. Но Конан был не только силен, но и быстр. Он перехватил руку с кинжалом, и запястье противника хрустнуло под железной хваткой киммерийца. Варвар поймал падающий кинжал, перехватил ослабевшее тело царя и поволок его к дверям в опочивальню.

Дверь была закрыта снаружи подпоркой, опирающейся на специально прибитый брусок на полу. Видно было, что он прибит здесь недавно — настолько он был чужероден рядом с роскошной дверью. Конан решительно выбил подпорку, открыл дверь и заволок царя внутрь. Тот начал было сопротивляться, но для киммерийца это было не более чем трепыхание рыбешки в крепких сетях.

Он бросил стонущего и ругающегося пленника на пол и огляделся. Опочивальня с огромной кроватью, завешенной шелковым балдахином, шитым золотом, четыре масляных светильника на стенах, Перес, сидящий на полу возле кровати и глядящий на вошедших с боязливой надеждой. Царь, бессмысленно шевелящийся на полу, покрытом коврами, сделал вдруг попытку криком позвать на помощь, но киммериец безжалостно пнул его сапогом, и тот захлебнулся своим криком.

— А что? — поинтересовался Конан, — кто-то придет сюда на призыв о помощи?

— Это вряд ли, — усмехнулся Перес и весомо произнес, глядя на поверженного повелителя. — Царская власть кончается за порогом этой комнаты, не так ли?!

— Так! — Царь сел более-менее ровно и, злобно глянув на киммерийца, сказал: — Я в вашей власти. И гибель моя неминуема. Но неужели вы думаете, что сможете уйти отсюда живыми?

— А почему бы и нет? — спросил Конан. — Ведь смерть ищет тебя и не успокаивается, пока ты подсовываешь ей других.

— Нет, киммериец, — покачал головой Перес, — смерть возьмет всех, кто окажется рядом с царем.

— Что мы можем сделать?

— Ничего, — с мстительной радостью в голосе произнес царь, — десяток лучших воинов умерли здесь так же, как жалкий одинокий старик. Ни оружие, ни магия не способны помешать исполнению проклятья. Ни светлые боги, ни покровители зла не откликаются на призывы своих жрецов, которые молят их избавить нас от гибельного пророчества.

— Тогда замолкните, — непререкаемым тоном велел киммериец.

Он попробовал открыть дверь, но кто-то уже заботливо вернул подпорку на прежнее место, и толстые створки даже не шелохнулись. Конан достал из ножен меч и лучший кинжал, сел возле двери с оружием наготове и задумался. Перес встал, отошел к узкому проему окна и стал глядеть в звездное небо, как будто прощаясь с этим миром, царь тоже поднялся на ноги, медленно прошел вдоль глухой стены и как будто ненароком попробовал надавить на какой-то малозаметный выступ в стене.

Ничего не произошло, и царь негромко выругался. Верные слуги добросовестно позаботились о том, чтобы из этой ловушки не было никакого выхода.

Отмечая краем сознания эти перемещения, Конан одновременно настраивался на грядущий смертельный бой, хотя бы этому поединку и предстояло стать последней битвой киммерийца, и размышлял. Что можно сделать в такой ситуации? Взывать к богам? Последние события давали некоторую надежду на то, что его зов действительно может быть услышан богами. Но кого призовет в ответ на это его противник?

Время между тем текло, и, по-видимому, настала полночь. Воздух в комнате вдруг стал дрожащим и колючим, умерли даже случайные шорохи и звуки дыхания. Перес обернулся от окна и застыл недвижным изваянием, царь безмолвно хрипел, протягивая перед собой руку, унизанную драгоценными перстнями. А в центре комнаты соткалось бесформенное пятно абсолютной черноты, пронизанное редкой переливающейся сеткой тонюсеньких огненных нитей.

Конан почувствовал, что этот призрак обладает невиданной мощью. Даже от Крома или Гуань-Инь не веяло такой силой. Но была это не чистая сила воплощенного бога, способная передвигать горы и моря. И не безумная злоба демона, вызванного из темной бездны магическим искусством, чтобы убивать и разрушать по воле хозяина.

Даже крокодил, разрывающий на куски свою жертву, вызывает у человека не только отвращение перед жуткой работой несущей смерть пасти, но и невольное восхищение перед его свирепой мощью. Призрак же не был похож ни на что человеческое.

Вряд ли он смог бы отдернуть занавеску у окна, однако безграничный голод духа, стремящегося насытиться человеческими душами, парализовал волю к сопротивлению и беспощадно растворял в себе и ярость злодея, и смирение праведника.

С появлением призрака Конан мгновенно был на ногах, держа оружие наизготовку. Но первое движение призрака было к царю. Смертный ужас исказил его лицо, и бездыханное тело медленно стало сползать по стене.

Каким-то природным чутьем Конан почувствовал, что призрак забрал душу царя и теперь нацеливается на Переса.

— Ты получил, то что тебе было нужно, — твердо произнес Конан. — Теперь — изыди!

Призрак не обратил никакого внимания на слова киммерийца и медленно потянулся к Пересу. И тогда Конан с неимоверной быстротой располосовал его своими клинками. Железо проходило сквозь призрак, не встречая сопротивления, но огненные нити распадались на части. И тут же срастались.

Перес стал падать, и Конан понял, что его недавний собеседник уже мертв. Тогда Конан по какому-то наитию понял, что может бить призрака не оружием, а своей волей. Он вытолкнул вперед руки, будто отталкивая огромный груз, и призрак расплющился и отлетел немного назад. Не выпуская из рук меча и кинжалов, Конан движениями тестомеса сминал и сворачивал бесформенную черноту перед собой.

Призрак издал неясный стон, и киммериец почувствовал, что он может делать с призраком что угодно, но тот не в состоянии уйти, оставив в живых смертного, видевшего его. А концентрация воли не может длиться бесконечно. Чуть Конан переставал давить на противника, как тот начинал восстанавливаться. И мощь его вовсе не убывала. Держать его напряжением воли было не легче, чем держать каменную глыбу на вытянутых руках. Киммериец собрал все свои духовные и физические силы, неистовым усилием закатал призрака в тугой кокон и, делая волевой посыл в небесные сферы, открыл перед собой сияющий тоннель.

Их вынесло в ярко освещенный зал яшмового дворца, и в этом свете призрак жалобно завизжал, съежился, оставаясь таким же бездонно черным, и моментально юркнул в картину на ближайшей стене.

Конан уже знал, что картина может вывести куда угодно, но у него сейчас не было желания преследовать врага. Он изгнал его с земли, а это было главное.

Он огляделся и сумрачно насупился. Здесь было какое-то сборище богов. Они собрались в этом роскошном зале во всем блеске своей силы и славы, а теперь все дружно смотрели на него. Смотрели и молчали. Конан узнавал Змееногого Сета с Нергалом, благостного Митру и многих других. Где-то во втором ряду виднелась мощная фигура Крома.

— Вот ты и научился открывать двери там, где это нужно! — К Конану с благосклонной улыбкой подошла Гуань-Инь.