Багровое око

— Это я, — ответил Кельберг.

Он сделал четыре шага навстречу ей и преклонил колена возле ее постели.

Невесомая рука опустилась на его склоненную голову с дыбом стоящими на макушке жесткими волосами. Такими седыми, словно он и впрямь обошел крутом целый мир и впитал в себя все, что только может впитать человеческое сердце.

Часть пятая

Глава 1. Испытание

Конан никогда не любил задумываться о собственных переживаниях и ощущениях. Он их просто проживал. Он жил настоящим, не зная мучительного само копания или рефлексии. Но на этот раз, распрощавшись с Шумри, он не мог не задать себе вопрос: почему разлука с человеком, абсолютно на него не похожим, столько раз раздражавшим его за время долгого совместного пути, погрузила его в такое уныние? Может быть, причиной тому их побратимство? Но ведь горечь от того, что вскоре они расстанутся навсегда, возникла еще до того момента, когда он провел острым лезвием кровоточащую царапину на своей руке…

Быть может, Алмена ответит ему?.. Но где же она, Алмена?

Киммериец, вернувшийся с южного края обрыва назад, долго не мог отыскать хозяйку зачарованного плато. Он блуждал по ее «дворцам», одному за другим, окликал, вслушиваясь в шорох листвы и посвисты птиц. Но Алмена не отзывалась.

Может быть, она превратилась в белую птицу, или желтую бабочку, или росчерк перистого облака на закатном небе? Либо просто прячется от него?

Последняя мысль зажгла в нем обиду и раздражение.

Конан окликнул ее по имени в последний раз, громко и яростно, и ударил кулаком по стволу подвернувшегося под руку платана. В ответ раздался знакомый смех, светлый и искристый, и Алмена, как показалось ему в первый миг, слетела откуда-то сверху. Впрочем, конечно же, она не слетела, а слезла, стремительно и легко, с одного из деревьев. Конан заметил, что на ней теперь другое платье, с длинным разрезом сбоку, чтобы удобнее было взбираться по стволам.

— Прости меня, Конан-киммериец, что так долго заставила себя ждать! Небесные иероглифы сегодня были очень трудны, я долго билась над ними и никак не могла спуститься к тебе раньше. Но ты вернулся! Ты все-таки вернулся!..

Искренняя радость была в ее голосе и в ее лице, Столь искренняя и неприкрытая, что на миг киммерийца охватило жаркое ликование. Правда, только на миг. Что ему эта чистая радость в синих глазах? Так мог бы радоваться новой игрушке ребенок. Игры же, оранжевой искры, манящей, пленительной и столь много обещающей женской игры — как не было, так и нет!..

— Я вернулся, но у тебя я не задержусь, — буркнул он, отворачиваясь и продолжая постукивать кулаком по ни в чем неповинному дереву. — Мы так резко с тобой расстались, и ты не успела объяснить мне, как добраться до этого самого Кровавого Ока!

— Но мне показалось, у тебя не возникло желания встречаться с ним, — возразила Алмена, еле заметно улыбнувшись.

— Я передумал! — Конан беспечно тряхнул головой и погладил правой ладонью рукоять меча. — Шумри отправился к себе на родину, а продолжать путешествие на юг в одиночестве мне показалось скучноватым. К тому же мой славный меч приуныл. Давно он не выскакивал из ножен для настоящего дела!

— Твои слова наполняют меня и радостью, и глубокой грустью, Конан-киммериец, — сказала Алмена очень серьезно. — Передохни с дороги, поешь, выспись, и после я расскажу тебе все, что знаю о Багровом Оке, и как до него добраться.

— О, нет! — Конан покачал головой. — Я ничуть не устал! Я вовсе не голоден! Ведь твой лес, по которому я слоняюсь полдня, никого не оставляет голодным, — добавил он с легкой усмешкой. — Давай начнем поскорее! Мой меч в большой обиде на меня, мне хочется его поскорее утешить!

Алмена ничего не ответила. Она только посмотрела на него чуть дольше обычного, затем дала знак следовать за собой.

Они шли недолго. Алмена все так же молчала. Она остановилась на небольшой поляне, которую плотной стеной окружали темно-зеленые ели. В центре поляны лежал большой камень с плоской горизонтальной поверхностью. Конан отметил про себя, что место это он видит в первый раз. В отличие от прочих «дворцов», полян и пригорков Алмены оно было строгим и мрачноватым. Суровый холод исходил от деревьев и камня.

— Прежде чем отправляться на битву с Багровым Оком, ты должен пройти проверку, доблестный киммериец, — сказала Алмена, Казалось, голос ее тоже стал холоднее и строже, чем всегда. — Нет смысла пускаться в долгий путь тому, кто не прошел до этого испытания в Царстве Мертвых.

— В Царстве Мертвых? — переспросил Конан. — Ты хочешь сказать, что я должен отправиться в Царство Мертвых?!..

Алмена кивнула.

— Да. Это будет недолгое путешествие, но оно покажет, есть ли хоть маленькая надежда на то, что в битве с Багровым Оком ты окажешься победителем.

Конан почувствовал, как по всему его телу проползли ледяные щупальца. Царство Мертвых! Сумрачные Серые Равнины, с которых ни один человек никогда не возвращался!..

Алмена ждала ответа, и он, пересилив себя, постарался улыбнуться как можно беспечней и шире.

— Что ж, я готов! При мысли об этом царстве у меня переворачиваются кишки, если честно. Но я не прочь прогуляться туда. Если без этого никак нельзя, отправляй меня к мертвым!

Взгляд Алмены был предельно внимательным и серьезным.

— Ты готов отправиться туда прямо сейчас?

— А к чему медлить? Ты сама сказала, что это ненадолго. С неприятными вещами лучше разделываться поскорее!

Алмена показала взглядом на его меч, висящий в ножнах.

— К сожалению, в Царство Мертвых я знаю только один путь. Тот, которым попадает туда каждый человек. Возможно, есть и иные, но мне они неведомы.

— Ты хочешь… чтобы я убил себя? — растерялся киммериец.

— Да. Но как только испытание закончится, ты вернешься назад, в наш мир. Это я обещаю тебе.

Конан медленно вытащил из ножен свое оружие. Он повертел его в руках, словно впервые рассматривая беспощадное голубоватое лезвие. Он вонзал его в свою грудь мысленно множество раз. Но тогда он был беспомощной калекой, грудой мускулов, недвижно валяющейся в вонючей туземной хижине. Он едва не перерезал нить своей жизни, услышав отказ Алмены. Но тогда уязвленное самолюбие, ярость и боль достигли в душе такой силы, что он уже не помнил себя. Но сейчас?! Обагрить этот меч собственной кровью, которая так горячо, упруго и весело струится в жилах?..

Конана охватила тоска — тяжелая и холодная, как жертвенный камень, который дожидался его посреди поляны.

Алмена молчала, не сводя с него выжидающих глаз.

— Но как же я вернусь? — спросил киммериец, прервав тягостное молчание. — С Серых Равнин никто никогда не приходил назад…

— С Серых Равнин возвращались, хотя и очень редко, — сказала Алмена. — Ты вернешься. Я умею возвращать оттуда тех, кто ушел только что. Чье тело еще не остыло, а кровь не вытекла до капли.

Видя, что он все еще колеблется, женщина добавила:

— Но если ты не доверяешь мне, не стоит все это затевать. Уйдем же отсюда и вернемся назад.

— Ну, нет! — Конан блеснул глазами и сжал рукоять меча.

Слова Алмены подстегнули его, словно коня, робеющего перемахнуть через широкую и глубокую расщелину. Ни Алмена, ни кто-либо другой не дождутся, чтобы Конан-киммериец струсил! В конце концов, даже если она не сумеет вернуть его обратно, и он навсегда останется на Серых Равнинах, какая, в сущности, разница? Рано или поздно, но он все равно попадет туда… Пусть будет рано.

Да это проклятое сердце стоит пронзить хотя бы за то, что оно посмело заколебаться!

Склонившись над распростертым на камне недвижным телом, Алмена прежде всего стянула тонкими пальцами края раны. Она то осторожно дула ни широкий разрез, то нашептывала что-то, стараясь унять ток торопящейся горячей крови…