Страница 3 из 13
Магринта помалкивала. Благоразумное решение! Но разве можно заткнуть рот служанкам, да еще таким болтушкам, какие обслуживали Магринту? Одна из них рассказала своему любовнику, что у ее госпожи хранится в ларце странная вещица, и что этой-то вещицей Магринта, дорожит больше всего.
Что такое? Что за вещица? За несколько дней известие обошло весь город, об «амулете Магринты» только и было разговоров на рынке и в богатых домах. Моя мать тоже заинтересовалась сплетней, но мой отец, мудрый человек, велел ей держать язык за зубами: мало ли что скажут люди — будем заботиться о своем, а до чужого нам и дела нет!
Но Погибельный Брек рассказал мне то, о чем в городе даже и не подозревали.
Как-то раз (сказал Погибельный Брек) у Магринты был странный клиент. Это был старый кхитаец, который ехал куда-то в Бритунию, не то в гости к друзьям — хотя какие могут быть в Бритунии друзья у старого кхитайца! — не то на службу в качестве мага (последнее представляется более вероятным).
Он сказал, что ему необходимо общество женщины. «Люди Запада не понимают всей ценности, которой обладает общество женщины, — приблизительно так болтал старый кхитаец, — они умеют лишь потреблять женские ласки и другие услуги, на какие горазды женщины. Что до изменений, которые происходят в вибрациях мира, когда рядом находится женщина, — об этом люди Запада и не подозревают. А я нуждаюсь в том, чтобы меня питали женские энергии. Во мне слишком много мужского…»
Из этих мудрых речей наша Магринта, разумеется, ничего не поняла. Она просто спросила сиплым голосом, сколько заплатит ей чудаковатый иноземец за «женские вибрации». (Одним богам известно, о чем подумала Магринта, услыхав столь диковинное определение для услуг уличной проститутки!)
Старый кхитаец сказал ей, что постарается изменить всю ее судьбу. Он пошел в дом к Магринте, в эту жалкую лачугу, и долго рассматривал убогие стены, и крышу, застланную гнилой соломой, и рваные циновки на земляном полу. Наконец он сказал с улыбкой, значение которой Магринта до поры не поняла: «Думаю, если твоя жизнь и может измениться, то только к лучшему, потому что хуже быть не может».
Магринта оборвала его мудреные речи и спросила, каких именно ласк желает клиент. Старик попросил ее просто посидеть рядом и поговорить — «Можешь болтать, о чем захочешь, мне важно слышать звук женского голоса».
Пожав плечами, наша честная проститука исполнила пожелание. И кхитаец подарил ей на прощание маленькую костяную палочку с вырезанными на ней значками. Попросил беречь.
И ушел.
Больше его в нашем городе не видели.
Через несколько дней в город прибыла пожилая женщина, которая сообщила, что Магринта приходится ей внучатой племянницей и что наша «дорогая девочка» — ее единственная родственница и наследница.
Еще через месяц почтенная старуха скончалась… Остальное тебе уже известно. Магринта сказочно разбогатела.
— Не вижу ничего особенного, — заявил Конан, пожимая широкими плечами. — При чем тут кхитаец? При чем тут костяная палочка? Какие-то бредни!
— Странность заключается в том, что эта старуха никогда прежде не давала о себе знать, но стоило кхитайцу побывать у Магринты, как она тут же объявилась, — пояснил Саламар. — Впрочем, я ведь не утверждаю, что именно так все оно и было. Мне говорил об этом Погибельный Брек.
Конана передернуло.
— Прошу тебя об одном, — сказал киммериец. — Причем прошу ради тебя самого! Не называй больше этого болтуна «Погибельным Бреком». Зови его просто «Бреком», иначе я переломаю тебе все кости. Меня выводит из себя столь пышное имя! Он ведь оказался дураком, этот Брек, не так ли?
— Ну, этот вывод имеет отношение к концу моей истории, — сказал Саламар. — Но в общем и целом ты прав. И я это уже признавал несколько раз, так что не перебивай меня…
Итак, перемены в судьбе Магринты привели к тому, что она стала богатой и уважаемой дамой. И многие захотели завладеть ее сокровищем. Однако дом женщины охранялся, на всех окнах имелись решетки, двери запирались; шкатулка с костяной палочкой стояла в спальне госпожи…
Брек предложил мне пробраться к Магринте и совершить самую дерзкую кражу, какая только возможна в наши дни.
— Тоже мне, дерзкая кража! — с невыразимым презрением фыркнул варвар. — Вот когда мы с подругой обокрали святилище Сета — вот это, доложу тебе, была дерзкая кража! А проникнуть в дом к женщине, да еще к бывшей проститутке, и стянуть у нее шкатулку… Ф-фу! Даже слушать противно.
— Противно — не слушай, — надулся Саламар. — Я ведь не заставляю.
Некоторое время они молчали, но Конан не выдержал первым: он сидел в тюрьме довольно долго и успел соскучиться по разговорам.
Он подтолкнул Саламара локтем:
— Ладно, рассказывай дальше.
Обидчивость не входила в число недостатков Саламара; гирканец быстро отходил, даже если ему и случалось надуться на собеседника после какого-нибудь не слишком удачного высказывания.
Он вздохнул.
— Только не перебивай меня больше, я и без тебя собьюсь с мысли…
Конан сделал гримасу, весьма выразительную, но от каких-либо комментариев воздержался.
И Саламар потянул нить своего повествования дальше:
— Я знал, что Магринта весьма недоверчива и особенно не любит она мужчин. Что ж, не удивительно, ведь бедняжка здорово настрадалась от нашего брата! Но я придумал замечательный способ втереться к ней в доверие. Я представился ей мальчиком, которого мужчины использовали… сам догадываешься как.
Конан насупился.
— Не догадываюсь.
— Да брось! — Саламар покосился на киммерийца. — Не заставляй меня произносить это вслух.
— Ладно, — смилостивился Конан. — Я догадался, что ты ей наврал. Неужто она поверила?
— У меня был ужасно жалобный вид. — Саламар скроил жалобную рожицу. — Вот такой. Я познакомился с нею в саду, где она гуляла, сопровождаемая немым чернокожим слугой. Собственно, многого и не требовалось: я поднял с земли красивую пряжку и спросил у дамы, не она ли обронила. Та сказала — нет, а после похвалила мою честность. Я сказал, что поневоле приходится быть честным, поскольку мои клиенты могут жестоко избить по малейшему же подозрению в обмане. Она глянула на меня с сочувствием… Дальнейшее понятно. Я стал ее другом. Или, если выражаться точнее, — «подругой». Я рассказывал ей различные подробности об удовлетворении мужской похоти.
— Откуда ты их черпал? — осведомился Конан. Он отодвинулся от своего собеседника подальше и всем своим видом демонстрировал брезгливость.
— Не из личного опыта, можешь мне поверить, — вздохнул Саламар. — Если я и заслуживаю твоего презрения, то лишь по той причине, что обокрал женщину, почувствовавшую ко мне доверие. Я никогда не занимался тем, что приписывал себе. Но Погиб… э-э… я хотел сказать — Брек… М-да, этот негодяй, узнав о моем замысле, пришел в восторг и тотчас познакомил меня с «нужным парнем». Тот и поведал мне некоторые подробности, весьма гнусные, касающиеся его ремесла. Я пользовался сведениями, полученными от него. Я даже изучил жаргон, которым разговаривают проститутки. Знаешь, например, как они называют некоторых самых известных шлюх?
— Распахнутая Пещера, Готова-на-Все, Мамаша Бурдюк и Железная Лошадь, — предположил Конан. Судя по виду, с которым киммериец произносил все эти имена, ему доводилось иметь дело с их носительницами.
Саламар покачал головой.
— Ты называешь шлюх, известных безотказность и добросовестным отношением к делу, женщин популярных, но не легендарных.
— Существует, по-твоему, разница между легендарностью и популярностью? — поинтересовался Конан.
Саламар пожал плечами.
— Большинство людей полагает, что таковая разница действительно имеет место. И, поскольку я не претендую на оригинальность, то к этому большинству отношу и себя.
— А, — неопределенно бросил киммериец.
Саламар решил пропустить последнее замечание мимо ушей как явно бессвязное.
— Так вот, легендарные проститутки имеют титул «мать», как верховная жрица: «Мать Вилария», «Мать Анеза»… Все они выбились, что называется, в люди. Накопили денег и сделались богаты, отошли от дел и теперь иногда покровительствуют попавшим в беду подругам. То есть, выглядит это так: живет себе в городе Аренджуне (я говорю — к примеру) некая почтенная вдова. И никто из жителей славного Аренджуна не подозревает, что на самом деле она вовсе не почтенная вдова, а бывшая шлюха, легендарная мать Анеза. Это тайна, понимаешь?