Золотой павлин Сабатеи

Киммериец оглянулся назад. Боязливо озираясь, несколько офицеров подходили к арбе, на передке которой Аршад, свесив вниз ноги, утирал катившийся со лба пот.

— Ворота! — закричал кто-то из солдат.

Огромные ворота, скрипя тяжелыми петлями, медленно отворялись. Все шире, шире… Наконец в проеме башни показались несколько человек в шлемах с перьями. Они медленно шли вперед по песку, держа в вытянутых руках кривые сабли.

Киммериец поискал глазами командира своего войска.

— Они сдаются! — крикнул он. — Принимай!

Его все еще бил легкий озноб. Варвар был не в силах поверить тому, что только что видел. Вокруг арбы образовалась толпа народу, но никто не решался сделать шаг ближе, как будто был очерчен невидимый круг, не пускавший их дальше.

«Вот это да! — наконец, опомнился киммериец. — Но как он это сделал? Никогда не слышал про такое! Вот что значит настоящее чародейство! Куда там до него лакуди и прочей нечисти!»

Он подошел к людям, окружившим арбу и, раздвинув их плечами, шагнул к Аршаду. Лицо у того было землистого цвета, он тяжело дышал. Видно было, что колдовство далось ему нелегко. Еще бы! Погасить солнце! Увидев варвара, Аршад хитро подмигнул ему:

— Ну, как тебе мое представление?

— До сих пор в себя не приду, — честно признался киммериец.

— Не дрожи! — усмехнулся колдун. — Считай, что тебе помогла природа, а я просто вовремя использовал ее силы.

Варвар стоял на площадке лестницы из песчаника, прорезанной в невысокой оборонительной стене и ведущей к главным дверям дворца. Сам дворец располагался дальше и представлял собой множество башен и пристроек, которые соединялись стенами из кирпича. Надо всем этим великолепием возвышался купол в форме луковицы, чей золотисто-коричневый цвет, заметный издалека, сливался с цветом песков окружавшей город пустыни. Перед киммерийцем по широкой мощеной дороге, что вела к Вратам Орла, уходили последние отряды армии повелителя Хоарезма, которые прошли такой длинный путь, но ни разу не пустили в ход свое оружие.

Конан только что по-дружески распрощался с Октаем, с которым они почувствовали близость душ еще по пути в Замбулу. После обильных возлияний, не прекращавшихся по случаю победы три дня, они совсем подружились. Джунгир-хан щедро наградил всех, кто помог ему вернуть трон. Он предлагал командиру туранцев остаться и командовать замбулийскими войсками, но тот, подумав, а потом еще и послушав совета киммерийца, отказался.

— Пустыня! — объяснил он свой отказ Джунгир-хану, чтобы не обидеть ненароком правителя. — Вокруг пустыня! А я как-то больше привык к берегу моря.

И вот армия покидала пределы Замбулы. В пути их поджидал Хаджимен-хан с караваном верблюдов, навьюченных бурдюками с водой для солдат и, главное, лошадей, так что варвар мог быть за них спокоен. Неделя пути, и герои могут рассчитывать на награды от императорского дома. Хотя варвар в этом сильно сомневался, но чем не шутит старина Нергал? Может быть, владыка Турана и расщедрится на пару золотых для каждого воина, восстановившего порядок в дальних пределах его империи.

Больше всего почестей было оказано Аршаду, и заслуженно! Приятель Конана уже начал подумывать, не остаться ли ему в должности главного мага хана Замбулы, и, похоже, склонялся к положительному ответу. Колдуну варвар советов не давал: такой человек сам может дать тысячу советов и самостоятельно разобраться, что ему нужно, а что нет.

Проводив взглядом уходящие колонны солдат, Конан вернулся во дворец. Стражники, когда он проходил мимо, салютовали ему и почтительно открывали перед ним двери. Варвар не привык к такому обращению, но нельзя сказать, что это ему не нравилось.

У покоев Джунгир-хана к нему подбежал одетый в малиновые шуршащие шелка человек, показавшийся Конану знакомым. Юлбаш!

— Тебя взяли на службу во дворец? — усмехнулся варвар. — А вдруг ты снова?..

Юлбаш потупился, но, склонившись перед киммерийцем в поклоне, твердо ответил:

— Господин, это же из-за моей любви к сестре! Теперь Малика со мной, и я буду всецело предан хану за то, что он простил меня. За тебя же, господин, я буду ежедневно возносить молитву Эрлику!

Конан не стал ему объяснять, что их Эрлик вряд ли станет печься о каком-то киммерийском варваре. Он дружески похлопал Юлбаша по плечу:

— Тебя послали за мной?

— Да, господин, повелитель хочет видеть тебя.

— Скажи, что иду.

Юлбаш убежал, а киммериец не спеша отправился вслед за ним. У высоких резных дверей два стражника отдали ему честь и распахнули створки. Варвар вошел в тронный зал. Здесь тоже ничего не изменилось за те несколько лет, что киммериец отсутствовал в Замбуле. Высокое просторное помещение, роспись на потолке, изображавшая ночное небо, и колонны в виде раскидистых акаций, которые поддерживали свод. Правда, ковер, который покрывал ведущие на возвышение ступени, был теперь желтовато-зеленого цвета, а не синего, как тот, что лежал тогда. На возвышении бросался в глаза прекрасной работы трон, выполненный из темного полированного дерева с искусной резьбой и инкрустацией серебром. Рядом с возвышением стояли красивые бронзовые водяные часы на подставке из нефрита в виде колонны, которую обвивала змея.

«Не иначе, Аршад уже расставляет везде свои инструменты, — подумал киммериец. — Значит, остается здесь, в Замбуле».

Джунгир-хан сидел на троне и, как показалось варвару, с напряжением смотрел на него, ожидая, пока тот приблизится. Конан медленно шел по мраморному с прожилками полу, каблуки его сапог выбивали негромкую четкую дробь.

Когда он подошел, хан молча указал ему на низкую мраморную скамью рядом с троном. Варвар сел. На некоторое время воцарилось молчание.

Последние дни Джунгир-хан относился к киммерийцу совсем не так, как раньше. После всех событий, в которых

Конан принял самое непосредственное и, можно сказать, главное участие, после того как Джунгир-хан был спасен от ножа убийцы и от плена у солдат Хамера, после взятия Замбулы он уже не мог смотреть на варвара теми же глазами, что и прежде. Его надменный и презрительный прищур исчез. Конан часто ловил на себе взгляд юноши, в котором легко читалось восхищение и даже что-то вроде преданности, если вообще можно говорить о таких чувствах владыки по отношению к простому воину-чужаку. Тем не менее, Джунгир-хан, несомненно, уважал Конана и, как часто бывает с юношами в его возрасте, наверное, хотел подражать ему или хотя бы в чем-то походить на него. Однако как только Джунгир-хан вновь очутился на троне, после, того как прошли дни празднования победы, раздачи наград, принятия почестей и восхвалений, он вновь изменился. Не совсем, не во всем, но варвар чувствовал почти неуловимый холодок, пробежавший между ними. Сейчас, когда Конан сидел рядом с резным троном, весь зал представлялся ему застывшим и неуютным.

— Я позвал тебя, чтобы… Чтобы сказать… — Джунгир-хан немного замялся.

— Понимаю, — кивнул варвар, — ты хочешь спросить меня, долго ли я собираюсь пробыть у тебя в гостях?

— Нет, ты не думай… — начал юноша, но киммериец видел, что именно этот вопрос мучает правителя Замбулы.

В самом деле, пора покидать этот город. Дела все сделаны, и ничто больше его здесь не удерживает. Главное, что мучает мальчишку, несомненно, Испарана! Варвар взглянул на Джунгир-хана. Он уже почти сформировавшийся мужчина. Киммерийцу не удалось увидеть, как он владеет оружием, но сомнений в том, что юный правитель умеет это делать, у него не было: в этих краях мальчиков обучают военному искусству с младенчества. Во всяком случае, в седле он держится прекрасно. Как он лихо удирал тогда, в лесу! Киммериец усмехнулся про себя. Отношение к нему Джунгир-хана понятно без долгих речей и размышлений.

Ревность! Но ведь Испарана чуть не в два раза старше его! Пустяки… Варвар вспомнил то время — совсем недавно, кажется, — когда он пришел в Город Воров, Шадизар. Он был всего лишь чуть постарше этого юнца. Денияра! Прекрасная и влекущая! Она тоже была старше его, но Конана тянуло к ней, и еще как, несмотря на то что вокруг было много женщин, куда более молодых. Хотя бы ее служанки: Мадина, Шариза и Замира. Варвар замер от нахлынувших на него воспоминаний. Денияра! Настоящая богиня любви. Она устраивала ему такое…