Страница 22 из 47
Остановка внезапна. И перехватывает горло спазм, а сердце падает к коленям. Невысокая фигура, черный ураган вьющихся волос, разные холодные глаза, сила, что словно щитом укрывает невысокого, поджарого и опасного зверя. Император! И дрожат губы Катаки, мучнеет красивое лицо, и голова клонится вниз, дай волю капитану — расплывется под ногами Хозяина лужей. Паршивая порода, и подобным ему цена — копейка за два десятка.
А Император не спешит. Смотрит, выжидая, оглядывая толпу, на некий бесконечно долгий миг на каждом из толпы задерживая взгляд. И пьют волю странные глаза. Давит, выворачивая душу, высокомерная улыбка четко очерченного рта. Пригибает и ставит на колени чужая недобрая воля.
— Который? — тихий голос отзывается в сердце громом. Нет нужды повышать тон голоса владыке половины мира.
— Этот! — плеть Катаки указывает на худощавую фигуру в белоснежных ирнуальских шелках.
— Значит, ты?
Мягок шаг. Словно ступает на бархатных подушечках лап большой кот. Совершенны, отточены движения. И можно только гадать, как воин по рождению завоевал себе трон. Впрочем, воля этого воина ломает камни. Ни один Властитель не выдержит взгляда разных глаз. У этого создания дар — сметать чужую волю. А против дара не устоит ни одно выпестованное годами умение. Потому как дар, это всегда свыше. Это — Судьба!
— Что, я? — ответ тих, но тон дерзок. Не дай Бог сейчас распластаться у ног Хозяина, подобно Катаки. Этой ошибки невозможно будет исправить. И лучше лихая дерзость, чем покорность раба.
— Ты убил девчонку?
— Глупо отрицать, — в мягких нотках ответа нет нежности, лишь холодность льда, спокойный расчет, да уверенность в собственном праве. — Не думаю, что оскорбил тебя. Данников много. Что значит одна девчонка для Хозяина мира?
Усмешка прорезает губы Императора, а в глазах злость на дерзость. Непринятие слов раба. Что ж, еще есть возможность все расставить на места, так, как задумал он сам, а не Хозяин и Катаки. И он не позволит себя оставить на той ступеньке, куда его определила воля шакала.
Раскрыв веер Дагги мягко гонит дурманный воздух на себя и в широко распахнутых серых очах сияет лишь беззаботность и отсутствие страха. Смерти бояться нельзя!
Знак! Нет, не движение пальцев, не взгляд, не кивок — тугой сгусток воли, адресованный не ему и потому задевший только краем. Не жди он этого, и пропустил бы миг.
Поджарый, гибкий воин словно вырос из-под земли, налетел сгустившимся туманом. Молниеносные движения, тугие мышцы. Но не зря его столько раз тыкала носом в землю судьба. Отброшены в сторону неторопливые жесты, и обманная маска изнеженного существа, которому неведома борьба. Лишь миг — и крепкие стальные иглы основы веера пробили горло воина, и хлещет алая-алая кровь, а с кровью уходит и жизнь.
Второго из воинов он заметил кожей на спине, шерстью, поднявшейся на затылке. В честном бою с этими справиться нельзя. А если бой будет длиться больше секунды и подавно! Эти ж лучшие из лучших. Элита! Охрана Императора. Среди них нет ни одного слабака. И лишь неожиданность может перевесить чашу весов в его пользу. И времени лишь та доля секунды, покуда воин — этот совершенный автомат убийства, ведомый рукой судьбы, не понял что произошло, не осознал крови и смерти.
А время качнулось, время замедлило ход. И словно на бумаге, погруженной в раствор проявителя проступает на лице удивление Императора, становясь все более явным и приближается воин, и длится бесконечное мягкое скользящее, как танцевальное па ему навстречу. Шаг и удар каблука, в котором руки мастера спрятали лезвие, легко рассекающее и плоть и кости. Смертоносное оружие.
И лишь на последних каплях мгновения, что длится вечность, приходит осознание происходящего и странно, словно глаза ребенка смотрят на него глаза воина. От смерти отвернуть, уйти нельзя. Если она позвала — не выпустит обратно.
Испачкан в крови белоснежный шелк. Кровь превращается в бурые темные пятна. Что за метаморфоза произошла с тобой, трепетная, белокрылая бабочка? Но стоит крови засохнуть, ветер стряхнет ее оземь. Не прилипает грязь к драгоценным шелкам Ирнуаллы.
Обернувшись, Да-Деган посмотрел в глаза Императора, внезапно осознав, что он выше темноволосого дерзкого человека, который так зол, надменен и ошеломлен. Опустившись на одно колено, спокойно склонил голову.
— Не рабом я желал предстать перед твоими очами, — прошелестел мягкий голос, ласкающими слух интонациями не знающего страха существа. — Прости мою дерзость. Мне жаль твоих воинов, но за их смерть накажи Катаки. Если б не его глупая заносчивость, мне б не пришлось их убить. Я шел с миром, хотел стать твоим вассалом, служить тебе.
Тишина, молчание…. Катит время старой арбой по разбитому тракту. И не предсказать, чем обернется следующий миг — смертельным ударом, словами прощения? Лишь в одном он уверен, так же как в звуках собственного имени — он вырвал у Судьбы право не быть рабом. А смерть воина — не смерть раба. В смерти воина нет развлечения, она быстра и легка. Смерть воина — привилегия. Эрмэ умеет проявлять уважение к силе.
— Встань, — все тот же тихий тон, но голос едва заметно дрожит. — Кто ты? Назови свое имя.
— Да-Деган Раттера, — ответил он, вставая с колен. — Рэанин.
— Новый советник Оллами, — не во время вмешался Катаки.
И вновь на самом дне разных глаз Императора угольками горят искорки интереса.
— С каких пор Оллами горит желанием служить? — безразличный вопрос, но безразличие не обманет того, кто три года провел подле черного трона.
— Я не сказал «Оллами», господин, — шелестит голос Да-Дегана. — Я сказал «я».
— Ты? — но в голосе нет насмешки.
Император смотрит на человека в белоснежном шелке с каким-то странным выражением лица. То ли удивляясь, то ли оценивая, то ли негодуя. Если б мог, Хозяин непременно заглянул бы и в душу, только нет у него этого дара, как бы ни убеждал Император свое окружение в обратном.
И снова в легком поклоне клонится вниз голова Да-Дегана. Поклон существа знающего свою силу.
— Что ты можешь один? — не насмешка. Оценка. Один в поле не воин.
— Я, господин, если прикажешь, смогу сделать многое. Того, на что не способны другие. Знаешь ли ты, что полтора десятка лет назад Лига едва не получила в свои руки вещь, которой цену трудно назвать.
— Флот Аюми? Так это не сказки?
— Думаю, господин лучше меня знает, что это реальность. Я знаком с капитаном корабля, который видел их своими глазами. И я б мог подобрать ключик к его памяти и устам. То, что не сумеют сделать Энкеле Корхида, Анамгимар Эльяна и лучшие из твоих вассалов, смог бы сделать я. Когда-то Аторис Ордо доверял мне. Я бы мог воскресить это доверие, — вздох, лукавый взгляд и скромная улыбка на лице с точеными чертами ангела, — Если мой Хозяин прикажет, я добуду для него силу Аюми.
Аюми! И вновь жадно смотрят на человека в белоснежных шелках разные глаза. С тем интересом, который явственно глаголет о прощении. И усмешка на губах уже не кажется оскалом. Просто непривычный жест приветствия. Незнакомый миру Эрмэ.
— Ты много сулишь…. А выполнишь ли обещанное?
— Я могу попытаться. Шансов на успех больше у меня, чем у кого-либо другого, мой господин. Аторис Ордо не доверяет посторонним. А меня он гнал с Рэны, что б защитить от врага. Я воспитывал его дочь когда-то…. Он не может заставить себя считать меня чужаком. Но он меня обидел….
— Врешь, — тихим змеиным шелестом, полозовым следом звучит голос повелителя Эрмэ.
— Вру, — легко согласился Да-Деган. — На Ордо обижаться нельзя. Тот случай, когда разуму перечат чувства. Мне б надо на него разозлиться, а я его прощаю.
— Тогда зачем?
Тихий вздох опавшим листом падает оземь. Сжимает сердце холодными пальцами страха. И смотрят в глаза повелителя Эрмэ, в эти разные, сбивающие с толку глаза, серые, словно ледниковые озера, очи.
— Каждому, кто приходит на Эрмэ, что-то да нужно. Кому-то месть, кому-то власть. Я не верю, что ты не ищешь выгоды для себя.