Нель

— Николь, — позвал голос за спиной, — иди сюда.

Ник сложил письмо в конверт, слегка усмехнулся. Афанасий не любил когда он долго отсутствовал, считая, что талантливый ученик всегда должен быть при нём. Рядом. Как собачка… Ник усмехнулся, слегка качнув головой. Привязанность Афанасия к тем, кто ему нравился, была безгранична. Раньше его эта привязанность не тяготила. Раньше была рядом Нель. Теперь ему не хватало её насмешек и изумлённого взгляда глубоких зелёных глаз.

Впрочем, у Нелли глаза были тусклые, светло-карие, невыразительные, как и всё лишённое очарования простенькое личико. И светлые волосы лишь довершали облик серой мыши. Но как-то в один день она обрезала длинные косички и перекрасила шевелюру в цвет воронова крыла, купила контактные линзы, и надела на лицо совсем другую улыбку. Её словно подменили. Черты лица скорректировала косметика. От серой мыши не осталось ничего. Она стала говорить уверенно и насмешливо, смотреть, словно зная про человека, с которым шла на разговор, абсолютно всё. Она стала дерзка и собрана. Но по-прежнему добра к нему. Но стала дальше, далека как звезда. За ней надо было идти, надо было тянуться.

И кто знает, как повернулась бы судьба, если б не эта прилипчивая сущность Афанасия. Когда Ник понял, что Нель для него недостижима, то разозлился на учителя. И на себя. Он злился без видимой причины, без малейших на то поводов. Что-то вновь и вновь возвращало его к мыслям о ней, и об Афанасии. Сердце тосковало. Ныло за грудиной и под лопаткой. Не было сил, словно кто-то высосал их из него. Не было мыслей, не было желаний. А Афанасий был предупредителен и внимателен. Сочувствовал, пожимал плечами, вёл себя так, что на него невозможно было злиться. И тогда он стал злиться на Нель. Называя её ведьмой и стервой, считал себя очарованным, рвался изо всех сил, мечтая её забыть и не вспоминать.

Не получалось. Он не мог её выкинуть из памяти, та упорно подсовывала образ. Её прямой взгляд, зелёный омут глаз, улыбку, что прикрывала тайну. Он не мог на неё разозлиться, когда случайно встретил её в толчее. В тот миг, когда он её узнал, на душе стало особенно тихо и спокойно. Ушла тоска и медленное, терзающее его, чувство раздражения. Ушла печаль, а радость ударила в голову, как хорошее вино и закружила, и оторвала от земли. И всё было б прекрасно, если б она не спросила об Афанасии. Он не понял в чём дело, тогда. Не понимал и сейчас, но смутно чувствовал, что вопрос был не случаен. Неужели она не любила его тогда. Неужели не ради него так кардинально изменила имидж. Все думали, что Нель изо всех сил пытается обратить на себя внимание учителя, ничего серьёзного собой не представляя. Они ошиблись? Но они не могли ошибиться. Ведь все они помнили, что Нель — лишь серенькая мышь.

Серенькая мышь…. Ник взял письмо и пошёл в зал. Афанасий стоял в центре, окружённый заглядывающими ему в рот учениками. Ученики, за право находиться рядом ежемесячно вносили кругленькую сумму, оттого, может быть, и слушали внимательно. Два раза Афанасий повторять не любил. А кому хочется зазря платить деньги? Правда, с него Афанасий не брал ни копейки. Говорил, что настолько талантливые ученики, не приносящие хлопот, и понимающее о чём сказано, должны учиться бесплатно. Возможно, Афанасий и был искренен, но он, Ник не чувствовал себя особенным. Талантливым учеником он не был. Всё время, проведённое в школе, он всё чаще и чаще начинал считать потраченным впустую. До тех пор, пока не появлялся рядом Афанасий. Тогда солнце начинало вновь светить даже через тучи.

— Ник, — позвал его Афанасий, — ты долго.

Ник равнодушно пожал плечами и стал с любопытством разглядывать Афанасия. Учитель был высок и строен. Ходил мягко, словно большой кот, почти бесшумно. Он был сед, почти беловолос. Уверен и упрям. Выглядел на тридцать с небольшим, хоть ему уже было за сорок. А ещё он умел очаровывать и подчинять.

К Нику подошёл приятель, легонько толкнул в бок. И улыбнулся.

— Игорь, — спросил Ник тихо, так что б не обратить на себя внимания, — так, когда пришло письмо?

— Вчера. Я уже говорил, а ты мог бы и сам заглянуть в почтовый ящик.

Ник досадливо поморщился, оглянулся на Афанасия, излагающего свою версию гибели Атлантиды.

— Пойдём отсюда, — предложил он, — мне не хочется откровенничать при посторонних.

Игорь пожал плечами.

— Как ты уйдешь, — заметил он, — так Афанасий сразу тебя хватится.

— Пусть, лекцию он прерывать не станет и следом не помчится. Так?

— Ну?

— Ну и узнает всё в своё время.

Выйдя на улицу, Ник вдохнул свежий воздух, и направился в сторону парка.

— Нель прислала письмо, — проговорил он, стараясь придать своему голосу равнодушное звучание. Словно б ничего не случилось. Но Игорь на хитрость не поддался.

— Нель, — протянул он задумчиво, — та самая Нель?

— Та самая, — коротко подтвердил Ник, — правда, почерк немного не тот, но….

— Но?

— Но писала, несомненно, Нель. Кое-что из написанного, знали только мы двое — она и я.

Игорь задумчиво присвистнул.

— А рассказать это она никому не могла?

— Может быть, и могла, но…

— Опять но? — удивился Игорь.

— Это не в характере Нель, — вздохнул Ник, — она всегда была скрытна и подозрительна. И лишних слов не говорила никому. И никогда. Такой уж характер. Из неё любое слово надо было вытягивать.

— А ты чересчур доверчив. Давно тебя хотел спросить, Ник, неужели тебе не жаль времени потраченного на Афанасия?

— В каком смысле?

— В прямом. Мне давно надоела лапша, которую он нам вешает на уши. Денег, конечно жалко, но их не вернёшь. Я в его кружок хожу, что б только пообщаться с ребятами. И жду, может, скажет наш гуру что-нибудь умное. А из тебя он просто верёвки вьёт. Ты что ему веришь? Или, быть может, он тебе говорит что-то иное, чем всем?

— Ты просто не понимаешь, — медленно произнёс Ник, — твоё время ещё не пришло. Когда-нибудь оно придёт и тогда…

Игорь насмешливо качнул головой, наклонил её на бок, как разглядывающий что-то нахохлившийся воробей.

— Ну, ты даешь, старик, — проговорил он, — ты ему веришь, это уж форменные чудеса! Он, тебя, не приворожил ли часом?

— Ты о чём? — переспросил Николай.

— Ни о чём, — буркнул Игорь и вновь спросил, — О чём пишет Нель?

— Так…. Что жива, здорова.

— И всё?

— Остальное никого не касается.

— Кроме что, Афанасия?

— Кроме него. Я ему, между прочим, доверяю.

Игорь равнодушно пожал плечами.

— А мне?

Вопрос был поставлен прямо, но на него не хотелось отвечать. Ник скользнул по округе равнодушным взглядом.

— Доверяю, — ответил тихо.

— Дай письмо, — продолжал настаивать Игорь.

— Не дам. Оно тебя не касается, — заметил Ник и, отвернувшись, поспешил уйти. Игорь за его спиной озадачено почесал затылок, посмотрел ему вслед, как смотрят на чудака, или сумасшедшего.

Нель сидела у окна, разглядывая свои тонкие длинные пальцы. Раньше у неё были совсем другие пальцы — тонкие и изящные, но совсем не такие, иная сеточка линий на ладонях. За окном сгущались сумерки, разгорались фонари, но она не включала света, не было нужды, — свет фонаря падал ей в окно, освещая стол и часть кухни. Перед ней стояла чашка с остывающим чаем на блюдце. Пить не хотелось, но с некоторых пор это был ритуал, позволяющий немного расслабиться и успокоить скачку мыслей.

Ни врагу, ни другу она не призналась бы в том, что с ней произошло. Единственная глупость, которую она позволила себе, написанное Нику письмо, она захотела возвратить сразу же, как только бросила в ящик. Она бросила его в почтовый ящик другого города, но не могла отделаться от мысли, что сделала это зря, боясь, что по письму выследят её, а она, она пока ещё не в том состоянии, что б вновь предстать перед Афанасием. Сил нет. Вчера она пыталась остановить время. Время её не послушалось, шло, как и шло, разве что слегка замедлив свой ход. Нечего и думать о старых возможностях и способностях не найдя мира в себе.