Вендийское ожерелье

— Эту замену предложила мне Гуна-Райна, и я с радостью согласился. Для моего народа это хорошо.

— Конечно, хорошо, старый пес! — обругал его варвар. — Какие-то камешки вместо двух десятков свиней!

— Нет, ты смеешься надо мной! — воскликнул Ванататра. — Ты знаешь, что Гуна-Райна — могущественная чародейка, и я не могу ей возражать.

— Да, конечно. — Конан важно кивнул. — Но я хотел испытать тебя, хорошо ли ты помнишь, как это произошло.

Лионель, пока они разговаривали, стоял как столб и только зачарованно переводил взгляд с одного собеседника на другого.

«Ну, дает варвар, — восхищался он про себя. — Как он этих диких хорошо понимает!»

Киммериец в это время лихорадочно соображал, нельзя ли выведать у наивного дикаря еще что-нибудь про эту Гуна-Райну, но при этом не выдать себя каким-либо неосторожным словом или неправильным вопросом.

— Ты все сделал правильно, — положил он тяжелую руку на плечо колдуна. — Теперь мы с братом вернемся к богам, а ты беги домой и сообщи эту радостную весть соплеменникам.

Когда Конан с Лионелем отвязывали лодку от дерева, киммериец обратил внимание, что ночь стала темнее. Появились облака, между прочим, впервые за все время его пребывания на островах, и луна теперь не светила, как яркий фонарь.

— Давай быстрее, — поторапливал варвар товарища. — Скоро рассветет, как бы твоим подданным не вздумалось искать нас.

Они столкнули утлое суденышко в воду, и Конан еще раз подивился тому, как это дикари ухитряются выходить на таких посудинах в море. В узком корпусе было невозможно даже усесться, как следует, и если бы не противовес, то они и мгновения не продержались бы на плаву.

— Вперед! — Киммериец взмахнул коротким широким веслом. — Нам нужно попасть вон туда. — Он махнул рукой в ту сторону, где, когда луна выглядывала из-за туч, различалась вершина горы на острове, откуда он совсем недавно бежал. Беглецы поплыли вперед, ритмично работая веслами. Парус и мачту Конан с собой не взял, потому что в темноте вряд ли смог бы сообразить, как приладить их на лодке. Помня, что он за полдня одолел расстояние между островами, киммериец ни мгновения не сомневался, что, пока ленивые островитяне продерут глаза, они с Лионелем уже причалят к берегу и успеют скрыться где-нибудь в горах.

Ветер тем временем все усиливался, тучи заволакивали небо, и скоро они уже гребли почти в кромешной тьме. Волны все чаще и чаще захлестывали нос суденышка. Конану стоило больших усилий держать направление. Он уже не видел ни вершины горы, ни вообще ничего вокруг.

— Мы не сбились? — перекрывая шум ветра, крикнул, обернувшись к нему, аквилонец.

Варвар открыл, было, рот, чтобы ответить, но в это мгновение у него за спиной мелькнула молния, и сразу раздался жуткий удар грома, заглушивший его слова. Вслед за этим хлынул ливень, да такой, какого киммерийцу не приходилось видеть никогда в жизни: вода стеной встала со всех сторон, и в мгновение ока все: и море, и воздух — поглотил обрушившийся на них водопад. Даже белые буруны волн совершенно исчезли во тьме и сплошных потоках воды. Струи дождя беспрерывно били по лицу, мешая дышать. Лодка неслась уже сама, подгоняемая порывами ветра, и Конан не имел ни малейшего представления, куда несет их стихия.

Сколько времени это продолжалось, определить было трудно. Иногда, когда вспыхивала молния, он видел перед собой согнувшуюся фигуру аквилонца, который бросил весло в лодку и обеими руками держался за борта, чтобы не выпасть. Шквал вертел их утлое суденышко, словно щепку, и варвар только молил богов, чтобы не сломался противовес — тогда посудина мгновенно перевернется, и они неминуемо погибнут.

Однако его мольбы не были услышаны. За грохотом ливня Конан даже не услышал треска дерева — он просто оказался в воде.

— …о-о-нан! — услышал он крик Лионеля, заглушаемый ревом волн и воем ветра, но товарища своего уже не видел.

«Наверняка утонет! Жалко парня!» — успел подумать киммериец.

Тут же он получил тяжелый удар по голове и едва не захлебнулся — это лодка, перед тем, как окончательно уйти под воду, в последний раз напомнила о себе. Конан вынырнул и, захлестываемый волнами, пытался держаться на поверхности, что давалось ему с огромным трудом: потоки воды заливались в рот, не давая как следует вздохнуть.

«Нергал мне в печень, — выплевывая воду, подумал варвар, — значит, дожди все-таки здесь бывают. Но этот приключился уж очень не вовремя…»

В этот миг во вспышках молний Конан увидел надвигавшуюся на него темную глыбу. Он успел только выставить вперед руки, но это, хоть и немного смягчило удар, все-таки не спасло его, и он с огромной силой шмякнулся о камень. На мгновение киммериец потерял сознание, и поток вновь отнес его в море, чтобы с новой силой выбросить на скалу, но он на этот раз подготовился чуть лучше и, почти тут же придя в себя, попытался скользнуть в сторону, надеясь, что сможет попасть на мелкое место. Волна перевернула Конана и понесла вперед, лук и колчан, привязанные к спине, зацепились за камни, варвара крутануло еще раз, и он ударился головой обо что-то твердое…

Конан почувствовал, что в лицо ему брызнули чем-то пахучим и едким. Он застонал и очнулся. В глаза бил яркий свет, и сначала киммериец ничего не мог понять: ни где он, ни что с ним происходит. Под спиной ощущалась мягкая и чуть влажная трава. Он попробовал пошевелить руками и ногами, но ничего не получилось, и варвар сразу же понял, что он привязан, а точнее, распят словно шкура для выделки. Голова тоже не поворачивалась: похоже, и волосы были привязаны.

Скосив глаза сначала в одну, потом в другую сторону, Конан кроме яркого голубого неба увидел только уходившие вверх пальмовые стволы.

— Как ты себя чувствуешь, посланец богов? — донесся до него женский голос, и прямо перед глазами возникли огромные груди с удлиненными коричневыми сосками. Груди, похожие на продолговатые тыквы, качнулись, и Конан увидел над ними лицо женщины с чуть раскосыми блестящими глазами и черными волосами, расходившимися в стороны, словно веер.

— Гуна-Рай… — начал, было, киммериец, но в лицо ему вновь брызнула жидкость, и он закрыл рот, почувствовав жжение на губах. От резкого запаха зелья он очнулся окончательно.

— Вам повезло, посланцы. — В голосе женщины не было почтительности, скорее, в нем звучали ехидство и нотки торжества. — Боги решили не губить вас в волнах, хотя я считаю, что вам туда и дорога.

— Почему ты нас связала? — еще с трудом ворочая языком, спросил киммериец. — Тебя боги накажут за э…

Он вскрикнул, обожженный ударом плети по бедрам.

— Эти сказки расскажи на том берегу своим дикарям, — засмеялась Гуна-Райна. — Это старый болван Нгунта мог втолковывать всем, что ты посланец, а меня ты не обманешь.

— Но разве ты не из них? — простодушно удивился Конан.

— Я похожа на них. Внешне, — добавила Гуна-Райна, и в голосе ее появились зловещие нотки.

— Так кто же ты?

— Не твое дело! — Удар плети вновь обрушился на обнаженное тело варвара.

— Тварь! — не удержался он.

Колдунья усмехнулась:

— Тебе стоило бы поблагодарить богов: именно поэтому ты еще жив! Хотя и бесполезен для меня… Ну, почти бесполезен… Так что пока можешь отдохнуть… — невнятно донеслись сквозь шорох удалявшихся шагов слова колдуньи.

— Лионель, — тихо позвал киммериец, но ответа не услышал.

«Наверное, он все же утонул, — решил Конан. — Но ведь эта ведьма сказала, что боги нас не погубили…»

— Лионель! — повысил он голос.

Никто не ответил. Он попытался напрячь мускулы сначала одной руки, потом другой, но веревки только сильнее впились в запястья.

«Крепко привязала, гадюка!» — выругался варвар и изогнулся всем телом, стараясь высвободить ногу из пут.

Веревка на правой лодыжке немного ослабла. Тогда Конан начал вытягиваться всем телом, пытаясь достать до кола, к которому, как он думал, была привязана его нога. Дотянуться он не смог, но веревка ослабла еще больше, и после нескольких попыток он уже смог двигать ногой взад-вперед. Сжав от напряжения зубы, киммериец упрямо продолжал дергаться, пока не почувствовал, что привязь едва держится. Он рванул посильнее, и колышек вылетел из земли.