Зло Валузии

— О, Эрлик! Да это же арихалк древних атлантов,— еле слышно выдохнул Заркум,— самый легкий из всех металлов!

Но и кроме арихалка — магического металла, секрет добычи которого вместе с Атлантидой поглотили волны Океана,— здесь было на что посмотреть. Сокровищам грифов могли бы позавидовать все правители и маги подлунного мира. Даже неисчислимые богатства Нефритового Императора Кхитая, Ездигерда Туранского и Ктесфона Стигийского показались бы жалкой кучкой мусора рядом с этим сверкающим великолепием.

В пещере грифов находилась целая гора всевозможных магических талисманов: сотни и тысячи волшебных камней, кристаллов, хрустальных шаров и пирамид, невероятные статуэтки забытых богов, отлитые из сплавов баснословной редкости по неимоверно древним рецептам,— наследие сгинувших цивилизаций, миллионы лет правивших землей, а затем исчезнувших с ее лица. Сокровища, равно дорогие и опасные, обещавшие безумцу, который завладел бы ими, новые виленские катастрофы, падение целых царств и цивилизаций, гибель континентов, тысячи мертвецов, восставших из могил...

Но не это привлекало горящий холодным огнем взор Короля-Змея. Отплясывающие бешеный танец кобры в его глазах были устремлены к небольшому шестигранному голубому кристаллу, выглядевшему довольно скромно на фоне ослепительных сокровищ и тем не менее венчавшему собой всю эту волшебную роскошь. В прозрачной голубизне кристалла просвечивало нечто темное и изогнутое — это был иссохший шип, сорванный некогда со шкуры невероятно древней прарептилии. Заветный Шип Тиамат!

— Вот оно! Свершилось!— выдохнул Кахха.— Я у цели! Ничто не остановит меня! Теперь в моей власти будет повернуть Колесо Истории вспять. Или вообще остановить его бесконечное движение. С каких это пор Змеям стали нужны колеса?

Он повелительно вытянул руку — и два грифа, покорные его воле, взмыли вверх к вершине горы сокровищ, почти упиравшейся в потолок пещеры, и, бережно держа в лапах голубой кристалл, принесли его своему новому владыке.

— Заркум,— медленно проговорил Кахха, поглаживая поблескивающий кристалл,— пора приступать к ритуалу.— Голова его медленно повернулась к Нэркес, которая, остолбенев, пожирала глазами сокровища. Кривые желтые зубы разумного ящера обнажились в недоброй улыбке: — Можешь насладиться сокровищами, дитя мое! Купайся в них, зарывайся с головой, любуйся ими — они не превратят тебя в камень. Уж этой-то смерти ты избежишь.

Нэркес уже готова была броситься к куче золотого песка, но нечто зловещее, проскользнувшее в ласковом, шипящем голосе Змея, заставило ее остановиться. Смутное предчувствие закралось в ее душу.

— Что вы хотите этим сказать, мой повелитель?

— То же, что и сделать, моя маленькая птичка!— Яд буквально капал с раздвоенного языка наага.— Тебя все же ожидает красивая смерть! Ты ее заслужила, не так ли? Ты только подумай — испустить дух среди такой роскоши. Все твои мечты сбылись, моя распутная кошечка! Жаль, что ты не наагиня, ибо в душе твоей живет змея. Ты достигла всего, о чем мечтала долгие годы: ты королева, перед тобой невероятные богатства. Так пусть же теперь твоя смерть послужит исполнению моей мечтыl

— Нет!— дико взвыла Нэркес и метнулась в сторону, но холодные, как сталь, когти грифов сомкнулись на ее теле, раздирая нежную, как лепесток розы, кожу.

— Твое представление подходит к концу, и оно служит началом нашего, величественного и страшного. Ибо конец-это всегда начало,— вкрадчиво произнес Кахха.

Нэркес отчаянно забилась в когтях грифов. Плотоядно облизывающий губы Заркум подскочил к ней, замахиваясь жертвенным обсидиановым ножом с серебряной рукоятью в виде улыбающегося черепа...

Люди взошли на последний перевал, обозначенный символом Сага, и увидели удивительную картину. В серое сумрачное небо, изредка озарявшееся сполохами северного сияния, устремляла свой пик высокая и величественная скала, резко отличавшаяся от других, серых, как сумрачное небо, скал тем, что светилась изнутри розовато-алым светом. Цвет скалы менялся, когда в небе загоралось северное сияние. Каменная глыба начинала переливаться, становясь то серебристой, то изумрудно-зеленой, то лазурно-голубой. В те редкие мгновения, когда солнце прорывалось сквозь пелену туч и устремляло свои лучи к скале, она вспыхивала ярким золотом.

Неожиданно резкий вопль прорвал морозный горный воздух — вопль нечеловеческого существа, испытывающего невыносимые страдания. Однако в нем отнюдь не было сльппно отчаяния или страха, в титаническом голосе звучали гнев и презрение.

— Смотрите!— Йолчи указал на вершину скалы.

Приглядевшись внимательнее, киммериец и его спутни увидели обнаженное тело, прикованное к скале цепями, которые могли бы удержать огромного кушитского слона. Это было тело могучего, великолепно сложенного титана. Гигант, висевший на чудовищных цепях на вершине скалы, почти ничем не отличался от представителей человеческого рода, разве что медным, почти алым цветом кожи и необычайной красотой. Тело титана то и дело изгибалось дугой в тщетных попытках разорвать проклятые оковы, и тогда негодующий вопль вновь оглашал окрестности, и от этого звука содрогались скалы, и каменные глыбы устремлялись вниз.

Неожиданно несколько черных теней промелькнули в серых облаках. Грифы, подобные тем, что встретились Каххе, Заркуму и Нэркес в подземельях, кружились вокруг прикованного титана.

— Вот они, грифы!— воскликнул Йолчи, показывая в небо.— Эти безмолвные птицельвы прилетели истязать Духа Огня. Ради этого они даже покинули свои подземелья при свете дня!

Новый крик, исполненный невыносимой боли, прорезал напряженную тишину. Грифы один за другим подлетали к беззащитной жертве и терзали ее плоть острыми когтями

— Они вырывают куски его плоти не случайно. Так повелели им Высшие Боги. К тому же, когда истерзанные клочья огненной плоти титана застывают, они превращаются в великолепные рубины, которые называются Кровь Огня,— пояснил Йолчи.

— Кром!— воскликнул Конан, искренне тронутый страданиями титана.— Да за что ему терпеть такое наказанием. Чем тогда Высшие Боги лучше Сета или Нергала!

— Не нам, смертным, обсуждать деяния небожителей,— вздохнул Йолчи.— А Дух Огня сильно виноват перед ними. Ведь это именно он открыл древним атлантам и лемурийцам секрет Разрушителя Миров — оружия Высших Богов. Даже молнии Митры покажутся пустяком по сравнению с этим ужасным оружием. Оно сжигает все вокруг себя. Железо превращает в пыль, а камни — в пар. Свет, излучаемый им, ярче тысячи солнц, сияющих одновременно. Оно может взорвать недра земли, и тогда океань. закипят, а материки расколются на части. В неумелых или злых руках это оружие может погубить все мироздание. И такое чуть не случилось однажды. Едва древние овладели Разрушителем Миров, как развязали страшную войну и выпустили на волю необузданную силу, что привела к Великой Катастрофе. С тех пор Дух Огня, так неосторожно доверивший смертным тайну богов, висит на этой скале, искупая свой грех. Но его час пробил. Спаси его, Конан!

— С удовольствием,— пробормотал киммериец.— Только придется забираться на скалу!

— Конан! А как же грифы?— В голосе Бортэ звучала тревога.— Ведь ты не сможешь пускать молнии, когда будешь карабкаться наверх.

— Грифов я беру на себя!— воскликнул Таргитай, выхватывая тугой гнрканский «тройной» лук, сделанный из рогов горного козла.

Киммериец кивнул ему, скинул почти всю одежду и, оставшись в одной набедренной повязке, полез на скалу. Его бронзовое мускулистое тело почти не уступало титану в атлетической красоте, а ловкости, с которой он скользил вверх, извиваясь между камнями, могла бы позавидовать и змея. Цепкие пальцы Конана находили малейшую трещину в скале, малейший выступ, и киммериец стремительно продвигался вперед.

Тем временем Таргнтай вынул нз колчана штук пять стрел, наложил одну нз них на тетиву, остальные зажал в зубах и прицелился. Натянув тетиву, рассчитанную на силу трех взрослых мужчин, до самого уха, он выпустил стрелу в небо, Тоненько свистнув, жалящая тростинка нашла свою цель. Острие вонзилось прямо в шею одного нз грифов, увлеченно терзавшего Духа Огня. Однако чудище, по всей видимости, даже не заметило этого.