Страница 34 из 65
— Показывай!— рявкнул Конан, торопливо надевая доспехи...
— О, моя возлюбленная! Лишь в твоих объятиях я найду спасение!— голос Шульги дрожал, то и дело, срываясь, на писк.
Толстяк, укутанный в дорогую парчу и собольи меха, как младенец, пытался укрыться на груди у Нэркес. Куртизанка ласково похлопывала его по спине, но зеленые глаза ее неотрывно смотрели на клепсидру, стоявшую рядом с роскошным ложем, где она возлежала в обнимку с правителем. Вода истекала слишком медленно — капля за каплей, капля за каплей... А тут еще этот жирный болван, охающий и ноющий, как трусливая баба...
— Будь проклят тот день и час, когда я прельстился на посулы Заркума,— стонал Шульга.— Нет мне прощения, нет! Я убил своих дядей — я лично подал им кубки с ядом. Я отравил их и взошел на Хрустальный Престол. За грехи мои карает меня Уту! Нэркес, любимая, обними меня крепче! Спаси меня! Мне страшно!
— Успокойся, любимый!— фальшивым голосом промурлыкала Нэркес. Рука ее нащупала кинжал дамастской стали под подушкой.
Время шло. Толстый правитель, всхлипывая, как ребенок, задремал на ее пышной груди...
Но чу... Нэркес вся напряглась, как пантера перед броском. В коридорах дворца раздались шаги и бряцанье доспехов множества воинов. И сдавленный кашель Ишпака. Казалось, будто военачальник поперхнулся. Но это был сигнал к действию. Это означало, что мятежники уже во дворце и час пробил. Выхватив кинжал из-под подушки, Нэркес не дрогнувшей рукой с размаху вонзила его прямо в шею сонного Шульги, попав в яремную вену. Кровь фонтаном залила платье Нэркес и пышное ложе, но это не смутило убийцу. Как опытный мясник она принялась разделывать обмякшее тело.
... Ишпак закашлял, и Конан, шедший вслед за ним, двинул его по затылку.
— Нашел время шуметь!— прошипел он, взяв меч наизготовку. Съежившийся Ипшак указал на огромную раззолоченную дверь, у которой, оперевшись на копья, сном невинности спали гвардейцы. Сок лотоса успокоил их в эту ночь.
— Здесь...— шепнул Ипшак сдавленным голосом.
Ударом ноги Конан вышиб дверь, и повстанцы ворвались в покои правителя. А у порога их встретила прекрасная юная девушка. С развевающимися каштановыми волосами, горящими зелеными глазами, разрумянившаяся — грудь высоко вздымалась под намокшим от крови платьем — юная красавица предстала перед Конаном и Таргитаем как карающая богиня. В одной руке она сжимала окровавленный кинжал, а другой — бросила им что-то под ноги. Это была голова Шульги.
— Узурпатор мертв!— звенящим от волнения голосом произнесла девушка,— Этой ночью он хотел обесчестить меня, но я взошла на его ложе, чтобы выполнить свой долг перед народом Аргаима! А теперь, воины, поторопитесь — и вы застанете колдуна врасплох в его логове!
... Извилистым темным переходом Ишпак и Нэркес привели Конана, Таргитая и их воинов прямо в мрачные недра Зиккурата Уту. Нэркес время от времени устремляла на Таргитая взор своих страстных зеленых глаз, и юноша против воли вздрагивал, чувствуя, как краска заливает его лицо. Он с трудом заставлял себя думать о предстоящей схватке с колдуном — взор его притягивала стройная фигурка девушки, шедшей впереди. Она поразила его с первого же взгляда, представ в облике прекрасной и гордой богини, ниспровергающей зло.
... На этот раз в дверь кельи Заркума никто не постучал. Дверь слетела с петель — и огромный варвар в доспехах, со сверкающим мечом в руках, как вихрь, ворвался в сумрачное обиталище колдуна. За ним последовали Таргитай и другие воины. Нэркес и Ишпак благоразумно остались снаружи.
Оглядевшись, Конан сразу же обнаружил змееподобное кресло, где восседал, нахохлившись, облаченный в черную тунику колдун. Погруженный в магический транс, Заркум словно бы и не заметил, что в его келью ворвались чужие. Одним прыжком Конан преодолел расстояние от двери до кресла и обрушил страшный удар на голову, свесившуюся на грудь.
Хрустнув, голова колдуна раскололась надвое и, покатившись с плеч, упала на пол — туда, где были выгравированы древние руны. Мозги Заркума растеклись зеленоватой жижей — и вот огромный крылатый демон с шипеньем взметнулся к базальтовому потолку кельи. Голова рептилии с остроконечным гребнем на макушке, клацая огромным клювом, метнулась к киммерийцу, но встретив острие меча — распалась в пыль...
В тот же миг жуткий хохот потряс все огромное здание Зиккурата Уту. Если бы Конан находился снаружи, то увидел бы, как из трубы, по которой подавался горючий газ питавший неугасимый Светоч Солнца, прямо в факел струей эфемерного вещества устремилось туманное облако, смутно повторяющее очертания тела Заркума. Попав в огонь, облако вспыхнуло синим пламенем — и с воем взмыло в черное небо.
Прочертив огненной стрелой угрюмые облака, дух Заркума устремился к возвышавшимся в отдалении вершинам Рипейских гор, А в кресле осталось сидеть искусно сделанное чучело с черепом древней рептилии.
Колдун избежал возмездия. Но Хрустальный Трон был свободен от узурпатора. Конан повернулся к Таргитаю и молча встал на одно колено, приветствуя нового правителя Аргаима...
В тронном зале царского дворца Цитадели Уту наконец-то стихли шаги многочисленных придворных, военных, жрецов, купцов, испрашивавших для себя всяческие льготы у новой власти. И они остались одни: юноша, на котором неловко сидела королевская одежда, явно слишком просторная для него, и могучий воин в самом расцвете сил, синеглазый и черноволосый.
Молодой правитель задумчиво сидел, оперевшись утонувшими в пышных складках раззолоченного одеяния руками о подлокотники огромного, искусно вырезанного из цельной глыбы горного хрусталя, трона. За троном стояли неподвижно, как статуи, гвардейцы, держа в руках посеребреные алебарды. А перед троном, вальяжно развалившись на ступеньках гранитного подиума, сидел Конан и сосредоточенно занимался своим делом — тщательно чистил и точил свой гирканский меч, обильно поливая его маслом из специальной глиняной бутылочки. Капли масла стекали на пол, оставляя жирные пятна на роскошных рысьих и медвежьих шкурах, но Конана это абсолютно не волновало. Что ж, он заслужил это право: сидеть и, мурлыкая себе под нос, чистить оружие у самого престола владыки Страны Городов...
... Через много лет Конан вспомнит эту полузабытую сцену, вновь оказавшись в похожей ситуации.
«Где-то я уже это видел?— подумает он. И в памяти его всплывет далекий, затерянный в северных горах город и тронный зал; молодой правитель на Хрустальном Престоле и он, Конан, у его подножья. Вот только сам он теперь будет сидеть на Рубиновом троне, а рядом, мурлыкая себе под нос, поправлять доспехи доблестный аквилонец Просперо...
«Все в мире повторяется, но на ином уровнем,— навсегда уяснит себе в тот день умудренный годами король самой великой хайборийской державы. В голове его мелькнет замысел — отправить посольство в Аргаим. Но водоворот новых невероятных происшествий закрутит Конана в ту же ночь, и он позабудет об этом. Однако долго еще при аквилонском дворе барды будут петь сагу о неведомых землях Сакалибы — крае суровых Рипейских гор, где правит отважный правитель и где стерегут несметные сокровища грозные грифы...
— Конан,— мечтательно произнес Таргитай,— я жду не дождусь, когда кончится этот суматошный день и настанет вечер. И тогда я встречусь с моей любимой. О, Нэркес!
Конан искоса глянул на пылающего страстью правителя и скептически хмыкнул. Он отнюдь не разделял восторгов Таргитая по поводу его новой пассии.