Конан – гладиатор

И тут Конан мрачно сцепил зубы. Это был Ксотар!.. Ни малейшего сомнения. Но вот с какой стати бритоголовый борец нацепил на себя лохматый черный парик? Уж явно не в дополнение к костюму, состоявшему из одной набедренной повязки!

Разгадка пришла мгновенно. Ну, конечно же, Ксотар не хотел быть узнанным. Он решил сойти за гребца, безобидного и безоружного. Ненадолго: только пока не удастся подобраться поближе к командиру судна, — Коммодорусу.

Из всех мастеров убийства, собравшихся здесь на арене, Ксотар был самым опасным. В этом у Конана тоже не было никакого сомнения. Если он мог в считанные мгновения задушить человека насмерть, то уж шею свернуть — и того быстрее. Надо предупредить Коммодоруса!..

Киммериец поискал глазами Тирана. И убедился, что правитель то ли вовсе про него позабыл, то ли счел его присутствие на галере за данность: он спускался со своего балкона через толпу прямо к сходням галеры. При нем была стража, но на борт судна эти воины, в своих латах и шлемах, вряд ли за ним последуют.

Конан тоже принялся проталкиваться сквозь толпу. Высокий рост и могучая сила, в который раз сослужили ему добрую службу. Людей, попадавшихся ему на пути, просто хватала сзади и отметала в сторону какая-то сила. Мало кто успевал даже выкрикнуть вслед ругательство. Или, наоборот, узнать в нем любимого героя и попытаться поймать его за руку.

Спустившись между рядами, он, наконец, добрался до сходен. Коммодорус уже занимал свое место на высокой корме корабля. Евнух Мемтеп узнал Конана и церемонно поклонился ему, сделав знак стражникам — пропустить.

Едва киммериец оказался на борту, как мостки подняли, выдернув их чуть не у него из-под ног. Конан только выругался про себя. Теперь, хочешь, не хочешь, он все-таки впутался в битву как тайный телохранитель Тирана. А Коммодорус, покрасовавшись на юте, уже спустился оттуда и шел с кучкой офицеров на нос, чего ни один стоящий морской капитан никогда бы не сделал. Тиран расточал улыбки и махал рукой, обращаясь то к команде, то к зрителям. Вот он миновал скамью, на которой, сгорбившись, сидел Ксотар…

Храмовый убийца даже не повернул укрытой париком головы. Зачем?.. Он сделает свой ход попозже, во время всеобщего смятения битвы. Но когда по тем же мосткам прошагал Конан, собираясь занять место позади Коммодоруса, киммериец уставился на борца пристальным, немигающим взглядом. И Ксотар Душитель не отвел глаз, наоборот, его блестящее от масла лицо даже дрогнуло в подобии улыбки. Когда дойдет до дела, никакого недопонимания Между ними не будет.

Тем временем прозвучала команда «Весла на воду!», и барабан начал размеренно ухать. Заскрипели уключины, палуба под ногами качнулась: корабль начал движение. Одновременно с другой стороны арены долетел лязг тяжелой цепи, — ее убирали, чтобы дать дорогу пиратским судам.

Тут, перед лицом скорого сражения, Конан вдруг подумал о Сатильде и начал гадать, пришла ли она посмотреть. Эти последние дни он мало с ней говорил и даже не пробовал объяснить гимнастке свое душевное состояние. Он понимал, что она во многих отношениях была ближе к своим братьям по цирку, по труппе Ладдхью, чем к нему. С ними она наслаждалась успехом и славой нынешних выступлений, с ними вместе скорбела по Роганту. Да, они с Конаном по-прежнему делили постель и домашние заботы, вроде кормления тигрицы и ухода за ней. Но в эти дни она уделяла все больше внимания тренировкам и вечерним пирушкам, что задавали артистам богатые почитатели, а Конан предпочитал размышлять в одиночестве…

И все же он был далеко не безразличен ей, он это знал. И ему показалось, будто он даже увидел ее, сидевшую высоко над ареной, на одном из укрытых от солнца мест, что принадлежали ее знатному другу Альцестию. Да, это, в самом деле, была она! Ибо рядом с женской фигуркой виднелся некий сгусток темноты, свернувшаяся тень — Квамба, ночная кошка.

Но если Сатильда даже и успела заметить его раньше, то теперь Конана стало трудно различить на заполненной людьми носовой палубе корабля. Здесь было полным-полно раззолоченных офицеров, между которыми красовался и позировал перед зрителями Коммодорус. Чуть позади них, по обе стороны, высились боевые башни, и на каждой сидело по дюжине пращников и стрелков из лука. Башни представляли собой высокие деревянные скелеты, обтянутые плотными, ярко раскрашенными кожами. Чтобы очистить их, врагам потребуется немалое количество стрел. Пространство между башнями показалось Конану этаким бутылочным горлышком, минуя которое со шканцев на нос корабля пробраться было невозможно. Он счел это удобным для своей цели и устроился посередине прохода, в нескольких шагах позади Коммодоруса, готовый перехватить Ксотара, когда настанет решительный миг.

Обернувшись посмотреть на неприятельский флот, Конан увидел, что пираты двинулись вперед со всей решимостью. В особенности это относилось к одному снабженному тараном галиоту, далеко обогнавшему остальные суда и шедшему на порядочной скорости: весла так и мелькали. Этот галиот держался посередине, прямо напротив флагмана Коммодоруса, и, кажется, примеривался таранить его.

Отвечая на явную смелость противника, Коммодорус повернулся и коротко отдал команду своему помощнику. Свисток боцмана издал несколько резких трелей, и сразу же участился ритм барабана, задававшего гребцам темп. Корабль так и прыгнул вперед, под форштевнем вскипела белая пена.

Конан вновь посмотрел на Ксотара, желая убедиться, что Душитель еще не покинул своего места и греб вместе со всеми… И, к своему некоторому удивлению, заметил, что большинство кораблей флота Тирана заметно отстало от флагмана. Некоторые и вовсе только-только брали разгон. Видимо, Коммодорус не слишком перетрудился, наставляя своих капитанов по части боевого строя. Флагман, с его тройным рядом весел и отборными рабами при них, был явно быстроходнее остальных кораблей, несмотря даже на то, что неизвестно зачем поднятые паруса не только не помогали, но и мешали движению. А может быть, Коммодорус, чувствуя за собой многочисленную и хорошо вооруженную команду, не испытывал особых сомнений, готовясь врезаться в самую середину пиратской флотилии…

«Кабы не кончилось все это бедой, — вдруг подумалось Конану».

Исполнившись внезапных предчувствий, он вновь посмотрел вперед, на приближавшийся корабль. Тот бесстрашно летел навстречу, и теперь, когда расстояние, разделявшее два корабля, значительно сократилось, Конан заметил одну странную вещь. Галиот был забит до отказа приговоренными рабами и проходимцами: все это были отчаянные гребцы, усердно трудившиеся на веслах. Однако посередине, на узкой палубе, почти не было видно воинов. Всего двое плохо одетых негодяев прохаживались туда-сюда. Они размахивали длинными бичами, заставляя, весла бешено вспенивать воду под размеренное буханье деревянного била.

Где же абордажная команда, да вообще хоть какие-то защитники корабля?.. Наверное, их распределили по другим судам пиратского флота. Но для чего?.. Или этот одинокий корабль собирался просто протаранить флагман Тирана, либо сбить сколько-то передних весел?..

Верно, это до некоторой степени ослабит галеру, но одну-единственную пробоину недолго и залатать, да и численно превосходящая команда большого корабля тотчас схватится с пиратами и легко перебьет их. Это даст воинам Коммодоруса преимущество, а пираты окажутся обречены…

И тут Конана осенила догадка, гораздо более простая… и более страшная. Буркнув невнятное ругательство, он набрал воздуху в грудь, чтобы предупредить Коммодоруса…

Слишком поздно! Тот уже отдал новую команду, снова заверещал свисток боцмана, и ритм барабана вышел уже на полную скорость для таранного удара. За скрипом весел и сиплой руганью гребцов можно было расслышать только крики зрителей, предвкушавших начало сражения.

Две галеры, большая и поменьше, с бешеной скоростью неслись одна на другую. Вот когда опытному капитану следовало в полной мере проявить свое искусство, отдавая точные приказы рулевому и барабанщику на корме. А то и самолично командовать гребцами голосом и жестами, известными всякому мореходу.