Память льда

Ох, они пережили своих богов. Они поистине живут в мире праха — непривязанная память, вечное бытие… никакого конца впереди. Глубокой, разрывающей сердце волной его затопила жалость. Сбереги нас Беру… как им одиноко. Как давно они одиноки…но теперь они собираются, спеша к ребенку в поисках благословения… и чего-то еще.

Паран сделал шаг назад — и снова очутился на каменных плитах. С усилием оторвал глаза от карты Оплота Зверей — но почему там было два трона, а не один? — и теперь он знал, как зовет карта. Еще один обработанный камень привлек его внимание — в дюжине шагов слева. Над ним виднелась пульсирующее багряное зарево.

Он подошел и посмотрел вниз.

Изображение спящей женщины занимало центр картины. Казалось, плоть ее кружится и вращается. Паран присел на корточки, присмотрелся. Ее кожа была бездонно глубокой, открывая все больше деталей внимательному взору капитана.

Кожа. Не кожа. Леса, выступы скальных пород, кипящее дно океанов, расселины в земной плоти — это же Бёрн! Это Спящая Богиня.

Потом он заметил порчу, пятно, черный, гнойный синяк. Паран испытал приступ тошноты, но не отвел взгляда. Там, в сердце раны — скорченная, коленопреклоненная, изломанная фигура. В цепях. Прикованная к самой плоти Бёрн. От этой фигуры по цепям в тело Богини струился яд.

Она чувствовала, как крадется болезнь, вонзает когти в тело. Чувствовала… и выбрала сон. Более тысячи лет назад она погрузилась в сон. Она стремилась убежать из тюрьмы собственной плоти, чтобы сразиться с убивающим эту плоть. Она — о, боги высот и низов! Она сделала оружием саму себя! Весь ее дух, все силы — в усилие, в отливку… молота, молота, способного разбить… разбить все. А потом Бёрн нашла человека, способного его принять…

Каладана Бруда.

Однако разбив цепи, освободишь Скованного Бога. А освобожденный Увечный Бог означает начало мщения — достаточного, чтобы смести с поверхности мира все живое. И все же Спящая равнодушна к этому. Она просто сможет начать все снова.

Теперь он знал это, знал истину. Он отказывается. Ублюдок отказывается! Каладан Бруд отказался бросить вызов Увечному Богу, освободить его — и тем уничтожить нас всех!

Задохнувшись, Паран вскочил, шагнул назад — и снова очутился рядом с Раэстом.

Клыки Джагута блеснули: — Ты находишь знание даром или проклятием?

Какой пророческий вопрос… — И тем, и тем, Раэст.

— И с чем же ты обнялся?

— Я не понимаю, что ты…

— Ты рыдаешь, смертный. От радости или от горя?

Паран скривился, вытирая лицо. — Я хочу уйти, Раэст, — сказал он грубо, — хочу вернуться…

Глаза мигнули, открылись, и он обнаружил себя стоящим на коленях в пяти шагах от пораженного Сына Тьмы. Паран чувствовал, что с его неожиданного появления минуло несколько секунд, однако нараставшее тогда напряжение успело как-то смягчиться.

На плече по-прежнему лежала рука. Он поглядел вверх, обнаружив Серебряную Лису. Рядом, шатаясь, стояла Майб.

Неподалеку был тот дарудж, Крюпп — хлопотливо отряхивал одежды и что-то бормотал.

Быстрый Бен сделал шаг к капитану, хотя его глаза не отрывались от Сына Тьмы.

Капитан сомкнул веки. Разум его бешено вращался. Он чувствовал, что пережитое оторвало его от всех корней. Начиная с собственного я. Владыка Колоды Драконов. Новый рекрут на неведомой войне. А теперь… это. — Что, — прохрипел он, — во имя Худа здесь творится?

— Я потянулась за силой, — ответила Серебряная Лиса. Ее глаза бешено метались во все стороны.

Паран глубоко вздохнул. Сила, о да, я начинаю это чувствовать. Джен'исанд Рул. Мы оба начали свои странствия, но и меня и тебя, Лиса, влечет в одно и то же место. На Второе Собрание. Кто, интересно, взойдет на те два старых, долго пребывавших в забвении трона? Куда, дорогое дитя, поведешь ты Т'лан Имассов?

Аномандер Рейк наконец заговорил: — Никогда я не присутствовал на столь… напряженной встрече, Каладан…

Парна осмотрелся, ища полководца. И молот, столь обманчиво легкий в его руке. Я знаю тебя теперь, Полководец. Не то чтобы я раскрыл всем твой темный секрет — какая в том польза? Выбор твой, и только твой. Убить всех нас или богиню, которой служишь. Бруд, я тебе не завидую. Привилегия выбора обернулась проклятием. Ох, не завидую, бедный ублюдок. А какова цена нарушенного обета?

Сын Тьмы продолжал: — Мои извинения всем вам. Как сказал этот человек, — Рейк простер руку к Быстрому Бену, — действовать немедленно, плохо понимая природу развязанных сил — может поистине быть опасно.

— Может быть уже слишком поздно, — сказал Каллор, не сводя древних глаз с Серебряной Лисы. — Магия ребенка шла от Телланна, и давно он так искусно не пробуждался. Все мы отныне под угрозой. Немедленно предпринятые совместные усили способны истребить эту тварь — и больше нам может не выпасть такой возможности.

— А если мы потерпим неудачу, Каллор? — спросил Рейк. — Какого врага тогда наживем? Сейчас дитя только оборонялось, ничего больше. Никаких враждебных намерений, так ведь? Слишком большой риск для одного броска, Верховный Король.

— Наконец, — бухнул Каладан Бруд, возвращая ужасный всесокрушающий молот на пояс, — начались рассуждения стратегического толка. — В его голосе все еще звучал гнев, словно он ярился, вынужденный долго разъяснять нечто, все время бывшее очевидным. — Нейтралитет остается наилучшим для нас курсом, пока не прояснится природа Серебряной Лисы. В нашей тарелке и так достаточно врагов. Теперь хватит драм, если вам угодно. Не сомневаюсь, у тебя есть информация о положении Отродья Луны и масса всего другого. — Он посмотрел на Парана с внезапным раздражением: — Капитан, вы ничего не можете сделать с этим вертячим столом?

Вздрогнув, Паран посмотрел на него: — Ну, — начал он, — на ум сейчас ничего не приходит, Полководец. Я, гмм, не маг….

Бруд хрюкнул и отвернулся. — Не важно. Мы будем считать это глупым украшением…

Быстрый Бен прокашлялся: — Я смогу что-то предпринять, Полководец. Со временем…

Каладан поглядел на Даджека, тот ухмыльнулся и разрешающе кивнул Быстрому Бену.

— Не просто солдат, как я вижу, — заметил Аномандер Рейк.

Маг Семиградья вздрогнул. — Я оцениваю ситуацию, Лорд. Не гарантирую никакого успеха, предупреждаю вас… нет, не надо тянуться ко мне, Сын Тьмы. Я ценю приватность.

— Как пожелаете, — сказал Рейк и отвернулся.

— Кто — нибудь проголодался?

Все взоры обратились на Крюппа.

Майб, пользуясь тем, что на нее никто не обращал внимания, потихоньку вышла из круга, миновала ряды островерхих палаток Тисте Анди, а потом повернулась и попыталась убежать. Кости и мышцы протестовали, по жилам разливались страх и паника.

Она хромала, полуслепая от слез, тяжело дыша и всхлипывая. О… благие духи… посмотрите на меня. Явите милосердие, молю вас. Поглядите на хромую и увечную! Сжальтесь Духи родные! Прошу вас! возьмите мою душу, жестокие предки, прошу вас!

Медь браслетов на руках и лодыжках — малые племенные обереги от болей в костях — леденила иссохшую кожу. Холодны как руки насильника, исполнены презренья к слабости, насмешки над тяжело стучащим сердцем.

Духи Ривии отвергали ее, смеясь, издеваясь.

Старая женщина закричала, споткнулась, упала на колени. Толчок падения выбил воздух из легких. Она в судорогах покатилась по земле, грязная, одинокая в этом море грязи.

— Плоть, — пробормотал над ней голос, — внутри несущая жизнь. Это, дорогие друзья, слова рождения, произносимые во многих формах на бесчисленных языках. В них радость и боль, потеря и жертва, они — голос уз материнства… и более того, они голос уз самой жизни.

Майб посмотрела верх из-под седых, спутанных волос.

Карга сидела на верхушке шеста, сложив крылья и поблескивая темными глазами.

— Мне не чуждо горе, моя дорогая — никому не рассказывай, что видела меня в порыве любви. Как тебя утешить?

Майб качнула головой, каркнув: — Ты не сможешь.

— Она более твоя, чем чья-либо иная — Парус, и Ночной Стужи, и Т'лан Имассов…