Ледяной страж

Потом она сбросила обувь и, встав на коврик, расстегнула застежки хитона. Одеяние медленно сползло на пол, оставив женщину совершенно обнаженной. Колдунья откинула назад черные волосы и наклонилась над чашей, почти касаясь поверхности крови кончиками своих грудей с удлиненными коричневыми сосками. Ее тело было почти совершенным и похожим на тело несчастной девушки, свисавшее в оковах в пяти шагах от колдуньи, только Гермия была смуглой, как стигийка, а жертва — белокожей от природы, а после того, как у нее выпустили кровь, ее кожа обрела цвет мрамора.

Колдунья зачерпнула маленьким ковшиком багровую жидкость из чаши и залпом выпила до дна. Глаза ее заблестели, она глубоко вздохнула и некоторое время стояла, выпрямившись, с остановившимся взглядом и разведенными в стороны руками. Потом Гермия взяла со стоявшей рядом скамьи один из серебряных сосудов и вылила несколько капель в еще дымящуюся кровь. Соприкоснувшись с жидкостью, кровь зашипела, над ней поднялось легкое голубоватое облако, которое постепенно распространилось над поверхностью чаши и, словно туман, начало стекать вниз с краев.

Через несколько мгновений облачко рассеялось, и вместо красной жидкости чашу наполовину заполнило густое желтоватое вещество, напоминающее темный цветочный мед.

Колдунья обмакнула в чашу мизинец и помазала этим веществом, издававшим запах одновременно жгучий и свежий, у себя над бровями и на переносице. Голова у женщины закружилась, по телу прошел легкий озноб. Она вынула из чаши еще немного мази и начертила крестообразные знаки между грудей и под ними, обвела соски. Потом Гермия провела черту по животу — от пупка вниз, две длинные полосы по внутренней поверхности бедра до самых коленей и напоследок — несколько вертикальных черточек на плечах. Озноб усилился, все тело колдуньи покрылось крупными мурашками, голова закружилась еще сильнее, ей пришлось даже слегка расставить ноги, чтобы удержать равновесие и не пошатнуться.

Некоторое время она стояла, не двигаясь, прижав руки к груди и тяжело дыша. Потом Гермия взяла со скамьи следующий кувшинчик и капнула в чашу еще несколько капель. Мазь побурела, стала уменьшаться в объеме, как бы усыхая на глазах, и через несколько мгновений на дне чаши лежала небольшая кучка зеленоватого порошка.

«На этот раз обязательно получится!» — с восторгом подумала колдунья.

Она вновь накинула на себя хитон и, взяв в руки чашу, подошла к стене напротив. Начертив в воздухе магический знак, она подождала, пока часть стены превратится в голубую дверь, и вошла сквозь нее в подземелье, где тотчас сами по себе вспыхнули два светильника. Дверь исчезла, и никто не смог бы сказать, глядя на ноздреватый камень стены, что только что здесь был проход.

Колдунья бросила на медную зазубренную плошку на алтаре зеленый порошок, и он вспыхнул, освещая своим светом оскалившегося в вечной усмешке идола.

— Скажи мне, Этан! Ты видишь, я выполнила все предписания! — Гермия склонилась перед статуей в низком поклоне.

На некоторое время в подвале воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием горящего порошка. Колдунья подняла глаза на изваяние — оно продолжало оставаться неподвижным.

— Не получается! — прошептала колдунья, в отчаянии прижимая руки к груди.

В этот момент она почувствовала, что плиты под ее ступнями вроде бы пришли в движение, как будто она находилась не на каменном полу, а на зыбкой палубе плывущего по бурному морю судна. Гермия подняла глаза: стены задвигались, они вытягивались в стороны, изменяя свой серовато-желтый цвет на белый. Потолок уходил куда-то ввысь все дальше и дальше, пока его свод не засверкал мраморным блеском высоко над головой. Алтарь и статуя божества росли вместе со стенами, и скоро каменная доска, на которой стояла плошка с зеленым пламенем, была уже на высоте крыши высокого дома.

Статуя бога превратилась в изваяние величиной с вендийского слона. Губы божка дрогнули, растянулись в подобии зловещей улыбки. Он открыл рот, и колдунья почувствовала, что воздух вокруг нее сгущается, подобно горячему движению песчаной бури.

— Кто ты, мерзкая, пробудившая меня ото сна? — пророкотал сверху голос, похожий на далекие раскаты грома.

— Я Гермия, — ответила колдунья.

— Не знаю никакой Гермий, — наклоняясь вперед, громыхнула статуя. — Мою повелительницу зовут Баэлина.

— Баэлины нет в живых, я ее дочь.

— Ха, ха, xa! — словно горный камнепад скатился вниз смех чудовища. — Разве у такой шлюхи может быть дочь? Сними хитон, я должен посмотреть на тебя!

Женщина расстегнула застежки хитона. Сейчас она была полностью во власти этого каменного колосса. Баэлина, ее мать, не научила ее, как снять заклятие, приходилось повиноваться божеству — до тех пор, пока горит на алтаре зеленоватое пламя. Одежда соскользнула наземь, и нефритовые глаза бога впились в совершенное тело женщины. Зрачки долго скользили по фигуре колдуньи, а губы в это время удовлетворенно причмокивали с таким звуком, будто целое стадо бегемотов шло по болотистой местности.

— Похожа на мать, — пророкотал идол. — Ну-ка, повернись и убери волосы со спины.

Гермия, дрожа одновременно от страха и озноба, вызванного колдовской мазью, повиновалась.

— Не врешь, родинка у тебя на том же месте, под левой лопаткой, — удовлетворенный осмотром, хмыкнул каменный бог. — Так чего же ты хочешь от меня, женщина?

— Я хочу узнать, где находится чаша Гуйюка, — бросилась на колени колдунья.

— Чаша Гуйюка? — переспросил ее идол. — Разве твоя мать не нашла ее?

— Она отправилась за ней и погибла. Я не знаю, где и при каких обстоятельствах.

— Тогда слушай меня внимательно, — громыхнуло вверху.

Бог закрыл глаза, некоторое время было тихо. Наконец, он начал вещать:

— Берег моря… горы, дальше степь, скудная степь… холодно, маленькие деревца на горизонте, каменная гряда… женщины с оружием, могучие женщины, одни женщины… снег, много снега и льда, солнце низко-низко над горизонтом целый день… больше не вижу ничего.

Идол вздохнул своей каменной грудью, провел рукой по лбу, словно смахивая пот после тяжелой работы.

— Остальное определи сама, в твоих книгах ты можешь узнать про это место, а я не могу сказать ничего больше. Я устал. Я очень устал и хочу спать. Спать мне пора, понятно, маленькая сучка?

Огонь в плошке догорал, и, словно умирая вместе с ним, стены подземелья начали стремительно съеживаться, теряя свой блеск. Каменный бог тоже уменьшился до прежних размеров, только рука его не успела вернуться на место, как раньше, и так и застыла, прислоненная ко лбу. Через несколько мгновений все стихло, огонь блеснул последний раз и погас…

— Пока меня не будет, ты должен присматривать, чтобы все здесь было в порядке. — Колдунья, сидя за столиком, отщипывала одну за другой крупные зеленые виноградины и диктовала склонившемуся перед ней Саятбеку, что надо будет сделать в ее отсутствие.

— Я буду следить за тобой издалека, — припугнула она своего подручного, — и, если прогневаешь меня… сам знаешь, что с тобой будет.

Толстяк закивал головой, молитвенно сложив руки на груди.

— Не сомневайся, госпожа, все будет исполнено, клянусь Вечноживым Таримом, пророком нашим.

— Иди, — махнула рукой Гермия, — мне надо собираться в путь.

— А ты где служил? — спросил Саудан высокого худощавого мужчину со шрамом на левой щеке.

— Проще сказать, где я не был, — усмехнулся тот. — Не сомневайся, хозяин, я опытный боец.

В доказательство своих слов он вытащил длинный кривой клинок и ловко завертел им, изображая выпады фехтовальщика.

— Я с ним участвовал не в одной схватке, — подтвердил Бахтар, сидевший рядом с Сауданом на заднем дворе дома Джемаха.

Капитан отбирал из приведенных к нему Бахтаром людей наиболее искусных воинов для своего корабля. Двоих он забраковал сразу, потому что они никогда не выходили в море, а остальные, пожалуй, могли подойти — приятель не обманул его и привел с собой действительно опытных бойцов.