Кольцо власти

— Тебе не показалось, что там могли быть мужчины? — спросила ее Сильвина на следующий день вовремя купания, ласково поглаживая ссадины, нанесенные жестокой плетью.

— Неужели? — воскликнула Хайделинда, вспомнив свои подозрения. — Ты думаешь, что какие-то конюхи видят нас, девушек из благородных фамилий, голыми, словно рабынь?!

— Что поделаешь, — хмыкнула Сильвина. — В конце концов, что тут страшного, нам нечего стесняться своих тел.

Она была права. Ее смуглое стройное тело с узкими бедрами и твердыми маленькими грудями казалось Хайделинде очень привлекательным и нравилось куда больше, чем свое собственное. Тем сильнее она страдала от сознания того, что чьи-то мужские глаза бесстыдно шарят по ее обнаженной плоти во время порки. Девушки так никогда и не узнали, что для этой цели специально приводились послушники из мужского монастыря, чтобы таким образом в борьбе с плотскими вожделениями укреплялся дух будущих служителей Митры.

Время, проведенное в монастыре, тянулось невыносимо медленно. Хайделинде казалось, что день, когда ее заберут из монастыря Подателя Жизни, никогда не наступит. Тихая и молчаливая, она, как и ее подруги, двигалась по обители, опасаясь лишний раз поднять глаза и заученно исполняя все, что предписывалось обычаями Соважона. Почти никаких сведений из внешнего мира сюда не доходило. Время будто остановилось для этих девушек. Хайделинда уже с трудом могла восстановить в своей памяти облик замка Хельсингер, любимые места, по которым они бродили вместе с Эрлендом. Да и он, наверное, совсем забыл о воспитаннице, думала девушка. Ее детская влюбленность в своего наставника сейчас казалась даже смешной, но Хайделинда ежедневно вспоминала об аргосце. Однако все прошлое было покрыто легкой дымкой времени, мешающей четко разглядеть отдельные его черты.

Хайделинде казалось, что она находится здесь всю свою жизнь, от самого рождения, и не было у нее ничего, кроме кельи, залов для занятий, монастырского сада и страха ожидания окрика воспитательницы, указывающей на проступок.

Когда за некоторыми девушками начали приезжать люди от их родителей и они, торжествующе глядя на остальных, покидали монастырь, Хайделинда совсем затосковала. Она краем уха слышала, что бывали случаи, когда родители приходили к решению отдать своих дочерей в служительницы Митры, и эти несчастные пополняли ряды воспитательниц Соважона или другого такого же монастыря, которые были во множестве разбросаны по полям и лесам благословенной Аквилонии. Когда однажды вечером матушка объявила девочке, что за ней приехали и завтра она будет передана в руки посланников герцога, Хайделинда чуть не лишилась чувств от восторга и остаток дня провела, не в силах даже открыть книгу и только глядела и глядела с жадностью на голубой клочок темнеющего неба…

Они прибыли в Соважон сразу после полудня, но вышедшая навстречу высокая костистая женщина сообщила, что воспитанницу приведут только завтра утром, и предложила переночевать в городе. Варвар при виде разочарованно вытянувшейся физиономии аргосца пожалел Эрленда, но промолчал. Городок, где они остановились на ночлег, оказался чистеньким и уютным. Белые дома были почти не видны из-за обступивших их деревьев, и создавалось впечатление, что одни только черепичные крыши рядами карабкаются по крутым склонам гор. Внизу широкий изгиб Алиманы с отмелью, усыпанной побелевшими на солнце камнями, выделялся светлым пятном среди буйной зелени, заполонившей все вокруг. За отмелью, как огромная белая глыба, высился монастырь. Над его стенами поднимались две вершины — купол храма и черная статуя Митры.

В полупустой таверне спутники поужинали — не так, конечно, как вчера, но вполне пристойно, а Конан вдобавок выиграл в кости у заезжего торговца пять золотых. Довольный удачей, он тем не менее почесал за ухом: не собираются ли боги для равновесия наподдать ему в ближайшие дни?

В сам монастырь никого не допустили, и отряд спешился у высокой белокаменной стены, рядом с крыльцом под небольшим навесом. Маленькая дверь с зарешеченным оконцем открылась на стук Эрленда, и монахиня в шафрановой мантии взяла у него узел с одеждой. Через некоторое время дверь открылась вновь, и на крыльцо вышла девушка в костюме для верховой езды: узких кожаных штанах и таком же жилете поверх белой рубахи с широкими рукавами. Наряд ее довершал короткий плащ, небрежно наброшенный на одно плечо. Молодая женщина обвела взглядом стоявших перед ней шестерых мужчин. Конан прищелкнул языком, не в силах сдержать восхищения. Такая красота встречалась редко. Нехитрая дорожная одежда не могла скрыть совершенных линий тела девушки: высокой груди, которой было тесно в полотняной блузе, длинных сильных ног, округлости бедер и очаровательной покатости плеч. Стройная шея виднелась из полурасстегнутого ворота рубахи. Копна светлых пепельных волос, ниспадавших на плечи, в ярких лучах солнца отсвечивала золотом. И глаза! Синие, почта такие же, как и у киммерийца, но с более глубоким, фиолетовым оттенком, живые и дерзкие, однако с затаенным в глубине выражением легкой печали.

«Не больно-то, похоже, весело, жилось девчонке в этом монастыре», — подумал варвар.

Глаза молодой герцогини, обведя лица стоявших мужчин, остановились на аргосце:

— Ты, похоже, не рад меня видеть, Эрленд? — промолвила она лукавым тоном.

— Хайделинда! — вскричал опомнившийся аргосец, бросившись к девушке.

Он приблизился к ней и остановился, не зная, как поступить.

— Мы настолько поражены твоей красотой… — неожиданно галантно начал киммериец и сам удивился своим словам. Запнулся, но продолжил: —…что потеряли дар речи. Прошу, герцогиня, конь ждет тебя.

Конан подвел к стоявшим в нерешительности молодым людям приготовленного для Хайделинды коня и помог ей вскочить в седло. Бросив взгляд на Эрленда, он хитро подмигнул ему и направился к своим солдатам, которые, слегка усмехаясь, наблюдали за происходящим.

— Пора в путь! — вскакивая на коня, сказал варвар. — Здесь нас ничто не держит, не так ли, герцогиня?

Девушка энергично кивнула изящной головкой.

— Ну что ж, тогда вперед! — Варвар тронул пятками коня. — Эрленд расскажет по пути о последних событиях в замке.

Он кивнул Жуку и Сабрию, чтобы ехали первыми, потом пропустил аргосца и Хайделинду и вместе с остальными тремя солдатами замкнул кавалькаду, ведя в поводу вьючных лошадей. Дорога по Аквилонии не представлялась ему опасной, но случиться могло всякое, поэтому об осторожности забывать не следовало. На своих наемников он мог положиться вполне. Ребята опытные, не раз побывавшие в опасных переделках. Отряд пересек мощеную площадку перед монастырем и вытянулся вдоль дороги, ведущей домой, на север.

«Домой… — пронеслось в голове у Конана. — Интересно, где же он, мой дом?»

Впрочем, эта мысль мелькнула на одно мгновение и исчезла. Киммериец продолжал думать над тем, что сказал ему позавчера Эрленд. Бьергюльф — убийца своего брата, варвар полностью уверовал в это. Но как доказать вину вельможного герцога? Как заставить его сделать ошибку, чтобы всем стало ясно: он — убийца? Конечно, пока рано посвящать в это дело молодую герцогиню. Девушка два года была оторвана от мирской жизни, потрясение от такой новости может быть слишком сильным, и неизвестно, что она может выкинуть.

«Что у нас есть? — размышлял он, не забывая поглядывать по сторонам. — Во-первых, перстень. Герцог не подозревает, что он может всплыть на поверхность. Он абсолютно уверен в том, что его брат сгинул без следа. Если прилюдно вручить ему это кольцо, как он поступит? Эта вещь фамильная, как сказал Эрленд, все знают, что Гюннюльф никогда не снимал его с руки. Тогда герцог начнет подозревать, что кто-то, кроме них с колдуном, знает о том, как все произошло. — У варвара даже слегка застучало в ушах от напряжения. Размышлять о таких вещах не было самой сильной стороной его натуры. — Эх, сюда бы эту шельму Ловкача Шелама! — подумал он, — Вот кто в таких вещах был как рыба в воде! А что я могу придумать? Варвар — он и есть варвар! Тьфу!*