Источник судеб

— Отставить! — бросил Родагр. — Коротышка неплохо обращается с топором, но он больше не опасен. Лучше привяжите его сына вон к тому столбу и соберите хворост.

Он распахнул дверь и спокойно вошел в дом. За ним, держа арбалет наготове, последовал Паралито. Инзио лежал на спине, раскинув короткие волосатые руки, из его груди вырывался мощный храп. В воздухе стоял сладковатый запах.

— Отличная смесь, — пояснил лекарь тупо уставившемуся на это зрелище сержанту, — маковые и конопляные зерна, немного порошка Черного Лотоса, ну и еще кое-какие ингредиенты. Может заставить уснуть не только человека, но и зверя, и даже растение. Пусть солдаты вынесут пикта наружу и покрепче свяжут — он скоро очнется.

Стражники уже примотали долговязого парня к одной из свай дома и обложили со всех сторон ветками. Отца привязали напротив, к высокой жерди, наверху которой трепыхалась выцветшая тряпка, бывшая когда-то зингарским флагом. Сержант встал рядом с Бизо, держа в руке принесенный из лодки и подожженный огнивом факел. Грубое лицо Инзио не изменилось, когда, очнувшись, он увидел эту картину.

— Так ты покажешь нам, где начинается тропа? — спросил его Родагр.

— Пусть вас сожрет Дарамулун, — буркнул коротышка и отвернулся.

— Хочешь, чтобы твой сын сгорел вместе с халупой?

Инзио только сплюнул.

— Принесите ведро воды и поставьте рядом, — распорядился Родагр. — Потом подожгите хворост. Мы зальем его, если папаша надумает пожалеть сынка.

Один из стражников сбегал за водой, и Паралито ткнул факелом в охапку веток. Огонь затрещал, повалил белый пар — дрова никак не хотели заниматься.

— Что за бесовщина, — злился бравый вояка, тыкая факелом то спереди, то сзади от ног привязанного, — сырые, что ли?

Он поднял факел над головой и попытался снизу поджечь бревенчатый настил, служивший полом дома. Бревна даже не почернели.

— Ах вот почему ты так спокоен, — пробормотал Родагр и приказал стражнику принести из лодки свою сумку.

Он достал из нее фляжку и, вытащив из-под ног Бизо одну ветку, побрызгал на нее резко пахнущей жидкостью. Потом поднес к факелу — ветка вспыхнула и занялась ярким пламенем.

— Нет! — раздался отчаянный вопль Инзио. — Оставьте моего сына в покое!

— С удовольствием, — криво улыбнулся лекарь, — если ты укажешь проход в лес.

— Не могу, — в голосе полукровке звучало искреннее отчаяние, — ее слуги не знают пощады к предателям… Придут и усядутся вокруг дома, и будут смотреть страшными желтыми глазами… Клыки, когти и древний ужас…

— Поджигай, — скомандовал Родагр сержанту, плеснув на дрова из фляжки.

Паралито уже собирался поднести факел к хворосту, когда с заднего двора прибежал стражник.

— Мы нашли тропу, господин сержант, — доложил он. — Вернее, волк на нее вывел…

— Волк?! — вздрогнув, переспросил лекарь.

— Здоровый волчище! Смотрим, из кустов появился. Я за арбалет, а он шасть обратно, только его и видели. Мы с Паблито за ним, а его след простыл. Только глядим — тропа сквозь кусты идет и следы по ней, одни поменьше, другие здоровущие. Паблито там остался, а я к вам, значит.

— Молодец! — похвалил сержант солдата. — Десятником сделаю. Что скажете, дон Родагр?

Лекарь задумчиво потер виски, что-то обдумывая. Приняв решение, он распорядился собрать стражников и построить их попарно.

— Если там прошли эти двое, пройдем и мы, — сказал он сержанту. — Будем держаться их следов. А полукровку и его сынка оставьте связанными в доме. На обратном пути захватим их с собой в Кордаву. Пусть суд решает, как поступить с укрывателями государственных преступников.

— Как-как, — осклабился Паралито, — известно как! Танцевальный Помост уже отстраивают, его величество никому спуску не дадут, не то, что эти болтуны из парламента. Правильно их разогнали.

Отряд во главе с сержантом подошел к зарослям, где томился оставленный стеречь тропу Паблито. Стражник был совсем молоденький, великоватый шлем все время съезжал ему на глаза. Он с нескрываемым страхом смотрел в узкий проход между зелеными стенами плотных ветвей. Тропа была влажной, на ней четко отпечатали свои следы две пары сапог. Из глубин леса тянуло сыростью, гнилью и еще чем-то непонятным.

— Что, сынок, жутко? — спросил сержант, отечески похлопывая Паблито по плечу. — Ничего, это бывает. Иди-ка ты первым.

Отряд углубился в душную утробу зарослей, осторожно ступая по скользкой глине. Неясное беспокойство охватило даже бывалых солдат. Сержант сопел и крутил головой на короткой шее, высматривая среди ветвей возможного врага. Но все было тихо: ни пения птиц, ни треска веток, ни шуршания зверя. Две пары следов цепочкой убегали вперед.

Вдруг идущий впереди Паблито вскрикнул и упал. Сержант вытащил из ножен шпагу и, выставив ее перед собой, приблизился к солдату. Тот испуганно поднял облепленное грязью лицо.

— Споткнулся я, господин сержант, — виновато произнес он, — корни тут…

— Споткнулся, так вставай! — рявкнул его начальник. — Понабирали сосунков…

Он вдруг осекся, пораженный увиденным. Корень, который попался под ноги стражника, ожил и потянулся к юноше. Тот в ужасе закричал, но крик тут же перешел в предсмертный хрип, когда корень сдавил ему горло. Глаза парнишки вылезли из орбит, вывалился изо рта посиневший язык, тело дернулось в тщетной попытке освободиться и тут же обмякло.

Никто не успел ничего понять, как заросли ожили: ветви кустов опустились, закрывая дорогу, гибкие лианы потянулись к людям, обвивая их тела, сковывая руки и ноги, подбираясь к шеям…

— Руби! — отчаянно завопил сержант, пробуя орудовать шпагой.

Все было бесполезно. Зингарские шпаги предназначались для колющего удара и не могли нанести живым зарослям никакого вреда. Солдаты пробовали стрелять из арбалетов, но стрелы исчезали в гуще ветвей, которые продолжали хлестать по ногам и лицам, выпуская гибкие зеленые щупальца лиан. Один за другим с посиневшими лицами стражники падали на землю, извиваясь не хуже ползучих растений, судорожно царапая пальцами мокрую грязь, навсегда застывая в самых нелепых позах… Последним погиб Паралито: он отчаянно сопротивлялся, пока хлестнувшая неожиданно по лицу ветвь не отбросила его на острый сук, пронзивший жирную шею сержанта.

Как только заросли ожили, Родагр, шедший последним, бросился назад по тропинке, но, пробежав шагов двадцать, остановился, поняв тщетность своей попытки. Ветви кустов плотно сплелись перед ним, отрезав путь к отступлению, а обернувшись, лекарь обнаружил точно такую же живую стену: теперь он не мог двигаться ни вперед, ни назад. Из-за кустов слышались отчаянные крики погибающих, зеленые змеи лиан потянулись к нему…

Родагр не стал медлить: вытащив из-за обшлага пропитанный специальным раствором платок, он обмотал нижнюю половину лица, прикрыв рот и нос, потом сорвал с пояса синий мешочек и, посильней размахнувшись, бросил себе под ноги. Тонкая ткань лопнула, серое облако пыли окутало лекаря.

Пыль опускалась на ветви и стебли, и там, куда она попадала, живые заросли теряли свою гибкость и чахли на глазах, словно в эти южные края неожиданно пришла осень. Листья желтели и опадали, голые прутья беспомощно поднимались вверх и застывали, обнажив свои красноватые колючки. Зеленые змеи превращались в бурые неподвижные стебли, падающие в грязь.

Но облако быстро развеялось, а в десяти шагах впереди заросли продолжали жить и угрожающе шевелиться. Чтобы пройти вперед, Родагру пришлось бросить под ноги еще один мешочек. Все повторилось, листья завяли и опали, обнажив ветви, лианы высохли и перестали тянуть к лекарю свои зеленые щупальца. Он смог одолеть следующие десять шагов. Так, бросая свои мешочки, Родагр медленно продвигался вперед по тропе, миновал трупы стражников и через сотню шагов оставил за спиной смертельные заросли. Когда тропа вывела его под сень широко стоявших исполинских деревьев, на поясе лекаря остался всего один мешочек.

Земля стала суше, тропу почти скрыл мох, но все же она виднелась и убегала вдаль, петляя между огромными стволами, столь же древними, как и попадавшиеся во множестве огромные седые валуны. Покоем веяло из глубин первобытного леса; по-прежнему молчали птицы, но тишина уже не была зловещей; никто не таился за могучими стволами, никто не поджидал незваного гостя. Понимая, что миновал опасное место, лекарь быстро пошел по тропинке к светлевшей вдали прогалине.