Источник судеб

Да, любовью и покровительством самой прекрасной и могущественной женщины в мире! Она оградит его от всех неприятностей, она будет заботиться о нем, любить его, баловать, словно малого ребенка, потакать всем его прихотям, доставлять ни с чем не сравнимое наслаждение… А он в знак благодарности будет ласкать ее прекрасные ноги и предаваться сладостным, упоительным мечтам!

Если бы еще час назад какой-нибудь «литератор» приписал ему подобные бредни, варвар только расхохотался бы в лицо глупцу, а то и наградил хорошей оплеухой за подобные выдумки. Но сейчас эти мысли казались естественными и наполняли душу щенячьим восторгом…

— Иди сюда! — услышал он манящий шепот и, словно слепой, двинулся на этот зов сквозь розовый полумрак.

На этот раз он не чувствовал себя завоевателем и впервые позволил женщине распоряжаться собою в постели.

Зана уложила его на спину и уселась верхом, сжав коленями бедра варвара. Она наклонилась вперед и коснулась соском его губ. «Поцелуй меня!» — услышал он и покорно поцеловал ее груди. Зана довольно засмеялась и откинулась назад. Жаркая дрожь пробежала по его телу, когда он почувствовал ее обволакивающую теплоту и понял, что находится полностью во власти Хозяйки. Ему хотелось прижать ее к себе, слиться с ней, раствориться в огненных волнах соблазна, но могучее некогда тело онемело, и он недвижно лежал на атласном покрывале, раскинув руки и тяжело дыша. Зана начала стремительно двигаться, подобно наезднице в бешеной скачке, даря ему сладкие мгновения, словно милость ничтожному бедняку.

Она то замирала, доведя его до полного изнеможения, то вновь возобновляла яростную атаку, откидываясь назад или склонившись к самому его лицу. Длинные пряди ее черных волос обжигали прикосновениями, словно жала стилетов, ногти, покрытые перламутровым лаком, глубоко вонзались в кожу. Она возбуждала до невозможности, до самого предела, и все же каждый раз отодвигала вожделенный миг с поразительным умением опытной женщины.

— Ты мой, мой, — шептала она, — ты останешься моим, сколько я захочу, ты станешь выполнять все мои капризы и служить мне, подобно верному псу! Я победила тебя, варвар!

Эти слова, еще недавно повергнувшие бы Конана в слепую ярость, звучали сейчас блаженной музыкой. Что может быть восхитительней служения прекраснейшей из женщин! Что может быть упоительней этого сладкого плена?! Да, он готов стать ее верным псом, ее рабом, ее вещью, это величайшая милость, которую он заслужил и которую должен оправдать. Милость, дарующая ни с чем не сравнимое наслаждение!

Он потерял счет времени. Светильники погасли, только яркие южные звезды освещали спальню через квадратное отверстие в потолке. Несколько раз появлялся Родагр, приносивший свое зелье, и Конан с жадностью выпивал радужную жидкость, снова и снова погружаясь в теплые волны блаженства. Хозяйка безраздельно властвовала над ним, заставляя выполнять все свои самые изощренные прихоти. Переспав с сотнями женщин, киммериец всегда придерживался в постели определенных правил, присущих его суровым соплеменникам. Он и представить не мог, что любовные игры могут быть столь разнообразны и причудливы. За одну ночь он постиг искусство, описанное в толстых трактатах Востока. Утро застало его лишенным сил, словно после изнурительной битвы, из которой он на сей раз вышел отнюдь не победителем.

Когда первые лучи солнца осветили опочивальню виллы дель Донго, утомленная Хозяйка возлежала на атласных подушках, потягивая вино из поданной чернокожим Мамбой чаши. Конан сидел на полу, скрестив ноги, и монотонно покачиваясь. В руке он держал пустую хрустальную склянку из-под радужного зелья, которое только что принял.

Зана смотрела на этого сильного, отлично сложенного мужчину с нескрываемым торжеством. Теперь он в ее власти, и она вольна распоряжаться им, как хочет.

— Эй, варвар, — позвала она.

Киммериец поднял голову и взглянул на нее помутневшими голубыми глазами.

— Ты все еще мечтаешь о море?

Он отрицательно мотнул головой, светлые волосы разлетелись и упали на широкие плечи.

— Я спасу тебя от яда и подарю жизнь, — сказала Зана, — но за это ты заплатишь дорогую цену. Согласен?

Он кивнул.

Донна дель Донго торжествующе улыбнулась и протянула мужчине стройную, словно вырезанную искусным мастером ногу. Киммериец бережно взял ее своими огромными ладонями. Лишь на миг где-то в глубине сознания мелькнуло желание схватить ее за щиколотку, вывернуть, заставить женщину закричать… Это видение тут же померкло, и он нежно поцеловал ее пальчики, похожие на белые фасолины.

Зана вспорхнула с постели и достала из резного шкафчика предмет, тускло блеснувший медью. Подошла к варвару и чем-то щелкнула у него под подбородком.

Это был рабский ошейник с цепью, за которую непокорных невольников приковывали к стене темницы.

Время утратило свое деление на дни и ночи, превратившись в сплошной мутный поток, наполненный розовой мглой. Он жил от выпитой склянки до следующей, с каждым разом все сильнее и нетерпеливей желая вкусить радужного зелья. Холод мировой Пустоты больше не возвращался, киммериец чувствовал себя способным своротить горы. У него хватало сил ночи напролет заниматься любовью с Заной, а днем охранять ее в доме и на улице. Цирюльник сбрил его волосы и бороду, и, раз глянув на себя в зеркало, Конан равнодушно отметил, что его покрытое шрамами лицо приобрело неподвижность театральной маски. Какая разница! Главное — это безопасность Хозяйки, ее желания, ее капризы… Он безропотно выполнял все приказания, испытывая упоительное чувство беспрекословного подчинения, и начинал беспокоиться лишь тогда, когда Зана слишком долго не звала его к себе.

Во время многочисленных сборищ в гостиной виллы дель Донго он неподвижно стоял за спиной владелицы, вооруженный своим коротким гиперборейским мечом, одетый лишь в короткие холщовые штаны, скрестив на груди руки, подобно другим наемникам. Но, в отличие от чернокожих, он служил не за деньги. Он был вещью, всецело принадлежащей Хозяйке. Его не интересовали разговоры «фиолетовых», их политические планы и интриги, он равнодушно смотрел на оргии, когда напившиеся гости придавались плотским утехам прямо на столах, на полу и в бассейне. Зана не была исключением, она имела множество любовников и часто приказывала своему телохранителю присутствовать в ее спальне при любовных играх с другими мужчинами. Киммериец был подобен статуе: он равнодушно взирал на жаркие объятия любовников, следя лишь за тем, чтобы в пылу страсти кто-нибудь не причинил Хозяйке боли или иных неудобств. Впрочем, Зана предпочитала причинять боль другим. Несколько раз она брала киммерийца с собой в подземелье, где была оборудована настоящая камера пыток. Безжалостная красавица испытывала здесь верность любовников: за свои ласки она подвергала их многочисленным испытаниям, способным вызвать у нормального человека чувство ужаса и гадливой брезгливости. Она прекрасно владела плетками, бичами, розгами, раскаленными щипцами, знала, как пользоваться дыбой, колесом, жаровнями и другими многочисленными приспособлениями для истязания плоти. Здесь же наказывали провинившихся рабов, но этим занимался экзекутор Стино.

Впрочем, одну рабыню Зана предпочитала истязать самостоятельно. Это была девушка, умевшая изображать статую и ходить по горящим углям, которую Конан видел в опочивальне Хозяйки в их первую и самую страстную ночь любви. Рабыня безропотно и молча сносила наказания, довольно жестокие, так как Зане очень хотелось испытать предел ее выносливости. Неглубокие раны на теле невольницы быстро затягивались, не оставляя следов, но когда Хозяйка сломала ей клещами палец, девушка потеряла сознание, а в душе варвара шевельнулось что-то похожее на жалость. Заметив, что его голубые глаза на мгновение прояснились, Хозяйка велела рабам унести девушку и больше никогда не пытала ее в присутствии киммерийца.

Невольница вскоре оправилась, Конан снова видел ее в опочивальне Заны, прислуживающую днем, изображавшую светильник ночью. Иногда «статуя» оживала, до смерти пугая очередного любовника Заны, что очень ее смешило. Киммериец смотрел на эти представления равнодушно, как и на все остальное, что не касалось впрямую его обязанностей.