Вежливость королев

— Зачем нам это чудище, созерен? — созерцая дракона, воскликнул испуганный Кевин.

— Он перевезет нас в Низину, — спокойно ответил герцог, хотя обычно он не снисходил до объяснений своих поступков подчиненным.

— Дракон слаб, — проницательно заметил Костнер. — Его крылья напоминают старые рваные простыни. Он с места подняться не сможет.

— Сможет, — уверенно сказал герцог Рено и подошел к дракону вплотную. Тот чуть попятился и всхлипнул. Герцог извлек откуда-то из потайного кармана малый кинжал…

— Бить столь больную и жалкую тварь — все равно, что заставлять плясать безногого калеку, — прошептал почитатель рыцарской этики Костнер и брезгливо скривил губы под длинными усами.

Но герцог вовсе не собирался бить дракона. Кинжалом он резко и сильно полоснул себя по левой ладони и оросил своей кровью полуотверстую драконью пасть. Казалось, крови вытекло совсем немного, но с последним Тарсийским Драконом, едва его вываленного языка коснулись благородные алые капли, произошла разительная перемена.

Он мгновенно похорошел и налился силой. В глазах, окаймленных золотым ободом, вспыхнул бело-сиреневый огонь. Чешуя засеребрилась, как только что отчеканенные монетки. Из глотки раздался суровый рык, а когда дракон пошире открыл пасть, то казалось, что его новые отросшие клыки сверкают, словно расплавленное золото. С треском, похожим на треск рвущейся парусины, дракон раскрыл крылья. Они были грандиозны и переливались всеми цветами радуги.

Сверкающие глаза преданно посмотрели на герцога, а жуткий драконий язык ласково облизал окровавленную ладонь.

— Приказывай, господин, — прорычал восставший из забвения дракон.

— Отвези меня и моих слуг к вратам Низины Плача. Ты видишь, в каком состоянии дороги…

— Как будет угодно господину.

Герцог Рено, проявив поистине юношескую ловкость, взгромоздился на холку дракона и махнул рукой своим вассалам:

— Побыстрее, господа. Мое дело не терпит отлагательств.

Рыцари Кевин и Костнер, поминутно поминая про себя злых гламуров, кое-как пристроились меж крыльев, моля милостивое небо сохранить хотя бы их честь, если насчет их жизней наверху имеются другие планы… Но дракон взмыл ввысь и пошел над раскисшей дорогой так плавно, как летает не всякая птица. И это успокоило свиту герцога. А Костнер пришел в себя до такой степени, что шепотом рассказал юному Кевину, что их созерен оживил дракона древним, забытым способом. Что, мол, старый больной дракон оживет, наберется сил и помолодеет, если вкусит крови истинного аристократа и храбреца. И тогда станет верным его слугой. А ежели, допустим, напоить старого дракона кровью девственницы или женщины вообще, ничего хорошего не будет: превратится тогда дракон в страшный не убиваемый скелет ходячий и примется творить зло и непотребство…

Сам герцог вполуха слушал эти рыцарские байки и лишь крепче держался за кожистый выступ на холке своего крылатого транспорта. Про себя он уже решил, что пойдет на должностное преступление, но дракону этому помереть на каторге не даст, а заберет его к себе в замок. Благо замок герцогов Дюбелье-Рено находился в лесах, укрывавших его от посторонних глаз, а от непокорного Деметриуса отделялся еще и лагуной. И еще мучила герцога одна мысль. Придется замку Рено дать убежище не одному, а двум каторжникам.

При помощи дракона до Низины Главный Советник с охраной добрались за несколько минут. Дракон приземлился у врат тюрьмы, проржавевших, но достаточно крепких для того, чтобы выдержать не одно восстание каторжан.

— Что еще угодно господину? — склонив сверкающую голову, поинтересовался дракон.

— Ожидай меня и моих спутников здесь, — ответствовал герцог. — Да, и вот еще что… Носил ли ты когда-нибудь имя?

— О нет, господин. Мне его некому было дать.

— В таком случае нарекаю тебя именем. Имя тебе да будет… Диггер.

Дракон аж весь засветился:

— Благодарю тебя, мой господин! Это прекрасное древнее имя драконов… Я твой слуга навек!

— Тогда подожди меня тут, пока я не вернусь. Я думаю, что целый век ждать не придется.

И герцог Рено приказал своим вассалам ударить боевыми топорами во врата.

— Именем Главного Советника, откройте! — взревели в один голос Кевин и Костнер.

Во вратах отверзлось малое неприметное окошечко, и противный голосок осведомился:

— Перепились до синих гламуров, грязное быдло?

И окошечко захлопнулось.

Рыцарь Костнер что было мочи замолотил по вратам — так, что в стороны полетела деревянная щепа да ошметки ржавчины:

— Открывай, падаль, кто б ты ни был! Здесь великий герцог, и, если ты хоть на мгновение промедлишь, я выверну твою поганую шкуру наизнанку и набью ее сенной трухой!

За вратами послышалась странная возня. Наконец окошечко открылось на полпальца, не шире, и тот же, но уже с ноткой растерянности голосок осторожно поинтересовался:

— Бредд и Пит, разве это не вы, парни?

Еще один удар топора в ворота и очередной вопль герцогских вассалов убедили привратника, что ломятся к нему вовсе не Бредд и не Пит.

Герцог, стоя чуть в сторонке, наблюдал эту сцену со смесью легкого неутомительного гнева и сарказма. Однако когда врата открылись и кипящие гневом Кевин и Костнер кинулись на привратника с намерением изрубить его в куски за непослушание, герцог Рено счел нужным вмешаться лично.

У его ног скорчился плюгавый мужичонка, заросший волосами, торчащими во все стороны из-под старого шлема. Занесших было топоры рыцарей, герцог остановил мановением руки, а коротышку небрежно ткнул в плечо острым носком блестящего сапога:

— Встань!

— Ой, не встану! Ой, помилуйте! Ой, проститевиноватбольшенебуду! Обознался! — приглушенно вопил привратник. — Ой, пощадите! Не губите! Ой!

— Встань, когда тебе приказывает великий герцог! — терпеливо повторил Рено. — И не бойся. Никто без моего приказа тебя не тронет.

Мужичонка встал, и оказалось, что росточком он чуть выше герцогского сапога. Физиономия привратника так заросла бородой и бровями, что рассмотреть ее не представлялось никакой возможности. Да герцог и не всматривался в физиономию — он с первого раза определил, кто перед ним стоит.

— Гноттиб?

— Да, мой господин. Гноттиб Оттмар к услугам вашим, господин…

— Ты подумай! — ахнул старый вояка Костнер. — А я-то считал, что все гноттибы давно повывелись, потому как золото, алмазы да сладкие темные плитки в горах уже, почитай, двести лет никто из них не добывает…

— Истинно так, о славный рыцарь! — Мужичонка поклонился в его сторону. — При королеве Офонарелле нас объявили вне закона и забрали все наши рудники и сокровищницы, объявив их королевским достоянием. С тех пор все гноттибы потихоньку перемерли на каторге. Правда, некоторым вроде меня, недостойного вашего раба, удается занять приличную должность и даже обзавестись семьей.

— У тебя есть семья? — спросил герцог, рассеянно оглядываясь кругом. Бесконечные грязные стены с решетками, каменные колодцы, тропинки между чередой тюремных построек… Воистину лабиринт.

— Есть, о господин, — ответил меж тем гноттиб и снова завопил: — Не губите! Пощадите!

— Я вовсе не собираюсь никого губить, — холодно сказал герцог. — Мне просто нужен проводник, который хорошо знает самую короткую и хотя бы относительно чистую дорогу к местам заключения опасных государственных преступников.

— Папочка, я смогу показать дорогу! — раздался откуда-то из дровяного завала тонкий голосок, и пред очи герцога явилась девочка ростом не выше десяти даймов, в сереньком заплатанном, но чистом платьишке и с косыночкой на пушистых волосах.

— Аванта, кто тебя просил вылезать? — обреченно поглядел на дочку гноттиб. — Я сам послужил бы господину.

— Тебе надо сидеть у врат, — резонно, как взрослая, заявила Аванта, после чего присела в поклоне перед господами. — Я знаю дорогу. Я туда часто ношу заключенным пищу.

— Разве нет для того охранников? — удивился Кевин.

— Были, добрый рыцарь, — вздохнул гноттиб. — Да только постепенно перемерли все: кто от болезней, кого пырнули заточкой матерые беззаконники, коим уж и терять нечего, а кто спился… Да и просто помирали от старости, это ведь только наше племя по триста лет живет. А новых людей для охраны давно не присылают. Остались вон только Бредд да Пит, с которыми я вас спутал, да и те как уйдут в воровской кабачок, так и не знаешь, вернутся ли…