Страница 85 из 92
«Вы имеете в виду мгновенно?»
Когда вы используете данное слово, разве вы все еще не мыслите или чувствуете понятиями времени? Может ли насилие прекратиться и это все не в какой-то данный момент?
«А такое возможно?»
Только с пониманием времени. Мы привыкли к идеалам, мы имеем обыкновение сопротивляться, подавлять, отбрасывать, заменять, все из перечисленного требует усилий и борьбы через время. Ум мыслит привычками, он обусловлен постепенностью и стал расценивать время как средство достижения свободы от насилия. С пониманием ошибочности всего процесса замечаешь суть насилия, и именно это фактор освобождения, а не идеал или время.
«Думаю, что я понимаю то, что вы говорите, или, скорее, я чувствую истинность этого. Но не слишком ли трудно освободить ум от привычки?»
Это трудно только тогда, когда вы боретесь с привычкой. Возьмем привычку к курению. Бороться с такой привычкой означает придавать ей жизнь. Привычка механическая, и сопротивляться ей значит лишь кормить механизм, придавать ему больше мощи. Но если вы рассмотрите ум и понаблюдаете за формированием его привычек, тогда с пониманием более значимой проблемы, проблема поменьше становится незначащей и отпадает.
«Почему ум формирует привычки?»
Осознайте пути вашего собственного ума, и вы обнаружите почему. Ум формирует привычки, чтобы быть в безопасности, быть защищенным, уверенным, безмятежным, чтобы иметь продолжение. Память — это привычка. Говорить на каком-то языке — это процесс памяти, привычки, но то, что выражается с помощью языка, ряд мыслей и чувств, также обычны, основаны на том, что вам сказали, на традиции и так далее. Ум перемещается от известного к известному, от одной уверенности к другой, так как нет свободы от известного.
Это возвращает нас к тому, с чего мы начали. Принято, что время необходимо для осознания наивысшего. Но то, о чем может думать мысль, все еще в пределах области времени. Ум никоим образом не может сформулировать неизвестное. Он может размышлять о неизвестном, но его размышление — это не неизвестное.
«Тогда возникает проблема, как осознать наивысшее?»
Не с помощью какого-либо метода. Применять метод — значить искусственно создать еще один набор связанных временем воспоминаний, но осознание возможно только тогда, когда ум больше не в неволе времени.
«Может ли ум освободить себя от им самим созданной неволи? Необходимы ли внешние силы?»
Когда вы обращаетесь к внешним силам, вы снова возвращаетесь к вашим условностям, к вашим умозаключениям. Нас волнует лишь вопрос: «Может ли ум освободить себя от им самим созданной неволи?» Все другие вопросы не относятся к делу и мешают уму уделять внимание данному вопросу. Нет никакого внимания, когда имеется повод, давление достичь, осознать. То есть когда ум стремится к результату, к цели. Ум обнаружит решение проблемы не через аргументы, мнения, убеждения или веру, а через сильное напряжение самого вопроса.
Можно ли искать Бога с помощью организованной религии?
Вечернее солнце было на зеленых рисовых полях и на высоких пальмах. Поля огибали пальмовые рощи, и ручей, пробегая через поля и рощи, поймал золотое сияние и стал живым. Земля была очень плодородной. Прошло много дождей, и растительность была обильной, даже деревянные шесты забора дали побеги зеленых листьев. В море водилось много рыбы, и на суше не было голодания, люди хорошо питались, а домашние животные выглядели упитанными и ленивыми. Всюду играли дети, на них практически не было одежды, и солнце сделало их смуглыми.
Стоял прекрасный вечер, прохладный после жаркого солнечного дня. Легкий ветерок дул из-за холмов, и колыхающиеся пальмы придавали небу форму и красоту. Небольшой автомобиль двигался с пыхтением по холму, и маленький ребенок, занимавший переднее место, уселся поудобней. Он был слишком застенчив, чтобы сказать и слово, но глядел во все глаза, принимая в себя окружающий мир. На дороге было много людей, некоторые хорошо одетые, а другие почти голые. Человек, на котором была только повязка и кусок материи, стоял в реке около берега. Он нырнул под воду нескольких раз, вытер себя, окунулся еще несколько раз и вышел. Вскоре стало совсем темно, и фары автомобиля освещали людей и деревья.
Странно, как ум всегда занимается его собственными мыслями, наблюдением и слушанием. Он никогда по-настоящему не пустует, и если случайно он оказывается пустым, то просто не заполнен или спит. Он может хотеть быть пустым, но никогда не пуст, и будучи таким наполненным, в нем не возможно никакое другое движение. Осознавая собственное состояние постоянной занятости, он пробует быть незанятым, пустым. Метод, практика, которые обещают покой, становятся новым занятием ума. Какая-нибудь мысль — об офисе, семье, будущем — бесконечно заполняет ум. Он всегда забит, загроможден его собственными продуктами или созданными другими, происходит непрерывное движение, которое не имеет большого значения.
Занятый ум — это мелочный ум, неважно, является ли его занятие Богом, завистью или сексом. Уединение, эгоцентричное движение ума является более глубоким занятием, и оно скрыто за деятельностью. У ума никогда не бывает достаточно полной пустоты, всегда есть уголок, который является активным, планирующим, болтающим, занятым.
Полная пустота ума, когда даже его самые потаенные уголки выставлены наружу, имеет интенсивность, которая не евляется рьяной занятостью, и она не уменьшается сопротивлением, которое создает занятость. Если ничего нет, чему сопротивляться или что преодолевать, данная интенсивность — это непринужденная тишина. Занятому уму не известна такая тишина. Даже те моменты, когда он не занят, это лишь поломки в работе его занятости, которые скоро починят. Такая тишина пустоты — это не противоположность занятости. Все противоположности находятся в пределах рамок борьбы. Это не результат, не следствие, так как нет никакого повода, никакой причины. Вся причинно-следственная цепочка лежит в пределах сферы эгоцентричной деятельности. «Я» с его занятостью никогда не может познать интенсивность тишины, ни то, что находится в ней и вне его.
Трое мужчин приехали из отдаленного города на поезде и на автобусе. Один, значительно старше остальных, с ухоженной бородой, был оратором, хотя другие никоим образом не были подчинены ему. Медленный и осторожный в речи, он свободно цитировал известных людей. Не будучи нетерпеливым, в нем ощущалась некая терпимость. Один из двух мужчин помоложе был почти лысым, а у другого была густая шевелюра. Лысеющий, казалось, еще не составил свое мнение относительно серьезных вопросов, и хотел исследовать все, о чем говорилось. Но временами могли быть замечены определенные образцы мышления. Он широко улыбался, когда говорил, но не жестикулировал. Другой довольно застенчив, и говорил очень мало.
«Неужели невозможно найти Бога через устоявшиеся религиозные организации?» — спросил старший мужчина.
Позвольте спросить, почему вы задаете этот вопрос? Это сама по себе серьезная проблема, или просто открытие к серьезной проблеме? Если за этим с кроется более серьезная проблема, не было бы проще приступить непосредственно к ней?
«Пока этот вопрос весьма серьезен, по крайней мере, для нас. Все мы слушали вас два года назад и тогда нам показалось, что вы слишком радикальны в вашем рассуждении об организованных религиях. Мои два друга и я принадлежим одной из них, но медленно до нас дошло, что вы можете быть правы, и мы хотим серьезно обговорить это с вами».
Прежде всего, что означает быть серьезным? Мы серьезны, проходящим образом, по отношению ко многим вещам. Так как вы все потрудились, чтобы прибыть сюда, не очень хорошо начинать с понимания того, что мы подразумеваем под серьезностью?
«Возможно, мы не столь серьезны, как вы хотели бы, чтобы мы были, но мы отдаем как можно больше времени поиску Бога».