Страница 80 из 92
Вы любите людей?
«Неопределенным образом. Почему вы спрашиваете?»
Возможно, вам могло бы нравиться делать кое-что по линии социальной работы.
«Любопытно, что вы такое говорите. Я подумал, а не заняться ли социальной работой, и какое-то время я контактировал с некоторыми из тех, кто отдал этому делу жизнь. Вообще говоря, они сухая, расстроенная кучка людей, ужасно заботящаяся о бедных и непрерывно деятельная в старании улучшить социальные условия, но несчастная внутри. Я знаю одну молодую женщину, которая отдала бы свой правый глаз, чтобы выйти замуж и вести семейную жизнь, но идеализм разрушает ее. Она поймана в сети рутины выполнения добрых дел и стала ужасно унылой из-за собственной скуки. Это все идеализм без вспышки, без внутренней радости».
Наверное, религия, в принятом смысле слова, ничего для вас не значит?
«Мальчишкой я раньше часто ходил с моей матерью в храм, с его священниками, молитвами и церемониями, но я не был там в течение многих лет».
И это также становится рутиной, скучным ощущением, жизнью на словах и объяснениях. Религия — это кое-что намного большее, чем все это. Вы любите приключения?
«Не в обычном значении этого слова: восхождения но горы, полярные исследования, глубоководные ныряния и так далее. Я не склонен к предрассудкам, но для меня в этом есть кое-что довольно ребяческое. Я не мог бы подниматься по горам, так же как охотиться на китов».
Как насчет политики?
«Обычная политическая игра не интересует меня. У меня есть несколько друзей-коммунистов, и я читал часть их чуши, и одно время подумывал о присоединении к партии. Но не перевариваю их лицемерие, их насилие и тиранию. А это именно то, что они фактически отстаивают, какой бы ни была их официальная идеология и разговоры о мире. Я быстро прошел эту стадию».
Мы многое отсеяли, не так ли? Если вы не хотите делать что-либо из этого, то что остается?
«Я не знаю. Не слишком ли я молод, чтобы знать?»
Дело не в возрасте, не так ли? Недовольство — это часть существования, но мы обычно находим способ обуздать его либо с помощью карьеры, брака, веры, идеализма и добрых дел.
Так или иначе, большинство из нас умеет потушить это пламя недовольства, верно? После успешного тушения мы думаем, наконец, что мы счастливы и можем быть счастливы, по крайней мере, в настоящее время. Теперь, вместо тушения пламени недовольства через некую форму удовлетворения возможно поддерживать его горение всегда? И недовольство ли это тогда?
«Вы имеете в виду, что я должен остаться в таком состоянии, неудовлетворенным всем вокруг меня, всем внутри самого себя, и не искать какое-либо удовлетворяющее занятие, которое позволит этому огню сгореть? Вы это имеете в виду?»
Мы недовольны, потому что думаем, что должны быть довольны. Мысль о том, что мы должны быть в мире с собой, делает недовольство болезненным. Вы думаете, что вы должны быть кем-то, не так ли, — ответственным человеком, полезным гражданином и всей остальной частью этого. С пониманием недовольства вы можете быть всем и намного больше. Но вы хотите делать что-то удовлетворяющее, что-то, что займет ваш ум и поэтому положит конец внутреннему волнению, так?
«Да, так в некотором роде, но теперь-то я вижу, к чему такое занятие приведет».
Занятой ум — это отупленный, обыденный ум, в сущности, он посредственен. От того, что укоренился в привычке, в вере, в представительной и выгодной устоявшейся рутине, ум чувствует себя в безопасности и внутри, и внешне.
Поэтому он прекращает беспокоиться. Это ведь так?
«В общем-то, да. Но что мне делать?»
Вы можете обнаружить решение, если дальше войдете в это чувство недовольства. Не думайте о нем с точки зрения удовлетворения. Выясните, почему оно существует, и не должно ли оно сохраниться горящим. В конце концов, вы не особенно заинтересованы зарабатыванием средств к существованию, не так ли?
«Совсем глупым образом, нет. Прожить можно всегда, так или иначе».
Так что это вообще не проблема для вас. Но вы не хотите быть пойманными в сети рутины, в колесо посредственности. Не об этом ли вы печетесь?
«Похоже, что об этом, сэр».
Чтобы не быть таким образом пойманным, потребуется усердно трудиться, непрерывно наблюдать, что означает — не приходить ни к каким умозаключениям, отталкиваясь от которых, продолжать думать далее, потому что начинать думать с умозаключения значит не думать вообще. Именно потому что ум начинает с умозаключения, с веры, с опыта, с знания, он оказывается в клетке рутины, в сетях привычки, и затем огонь недовольства тухнет.
«Я вижу, что вы совершенно правы, и я теперь понимаю, что это действительно было у меня на уме. Я не хочу быть таким, как те, чья жизнь проходит в рутине и скуке, и говорю это без всякого чувства превосходства. Забываться в различных формах приключений одинаково бессмысленно. К тому же, я не хочу быть просто довольным.
Я начал видеть, пусть даже смутно, в направлении, о котором никогда даже не знал, что оно существует. Является ли новое направление тем, о котором вы на днях говорили на вашей беседе, когда рассказывали о состоянии или движении, которое бесконечно и вечно творческое?»
Возможно. Религия — это не вопрос церквей, храмов, ритуалов и веры, а миг за мигом открытие того движения, которое может иметь любое имя или никакого.
«Боюсь, что я занял времени больше, чем мне было отпущено, — сказал он, поворачиваясь к остальным. — Я надеюсь, что вы не возражаете».
«Напротив, — ответил старик. — Я слушал очень внимательно и узнал много полезного. К тому же, я увидел кое-что помимо своей проблемы. Когда слушаешь спокойно о неприятностях другого, наши собственные трудности иногда видятся в другом ракурсе».
Он помолчал в течение минуты или двух, как будто раздумывая, как выразить то, что хотел сказать.
«Лично я достиг возраста, — продолжил он, — когда больше не спрашиваю, что мне делать. Вместо этого я оглядываюсь назад и раздумываю над тем, что я сделал с моей жизнью. Я тоже ходил в колледж, но не был столь вдумчив, как наш молодой друг. После окончания колледжа я отправился на поиски работы и, однажды найдя ее, провел последующие сорок с лишним лет, зарабатывая средства к существованию и содержанию довольно большой семьи. В течение всего того времени я был в плену рутины офиса, о которой вы упоминали, и в привычках семейной жизни, и мне известны ее удовольствия и горести, слезы и мимолетные радости. Я старел в борьбе и усталости, и за последние годы произошел быстрый упадок сил. Оглядываясь назад, я спрашиваю себя: „Что ты сделал со своей жизнью? Кроме твоей семьи и твоей работы, что ты фактически выполнил?“
Старик сделал паузу перед ответом на собственный вопрос.
«За эти годы я присоединялся к различным ассоциациям за усовершенствование того или этого, принадлежал нескольким различным религиозным группам и оставлял одну ради другой. Я с надеждой читал литературу крайних левых, только чтобы обнаружить, что их организация так же тиранически авторитарна, как и церковь. Теперь, когда я на пенсии, я вижу, что жил на поверхности жизни, просто дрейфовал. Хотя я боролся немного с сильным течением общества, в конце оно меня унесло. Но не поймите меня неправильно. Я не пускаю слезы из-за прошлого, не оплакиваю то, что было. Меня беспокоят те несколько лет, которые мне еще остались. Между теперешним моментом и быстро приближающимся днем моей смерти, как мне встретить реальность, называемую жизнью? Вот в этом моя проблема».
То, какие мы сейчас, состоит из того, какими мы были. И то, какими мы были, также формирует будущее, не определяя четко линии развития и сущности каждой мысли и действия. Настоящее — это движение прошлого к будущему.
«Каким было мое прошлое? Фактически вообще ничто. Не было никаких больших грехов, никакой высокой амбиции, никакого подавляющего горя, никакого деградирующего насилия. Моя жизнь была такой же, как у среднего человека.
Спокойным потоком, совершенно посредственной жизнью. Я создал прошлое, в котором нет ничего, чего можно было бы стыдиться или чем можно было бы гордиться. Все мое существование было унылым и пустым, без особого значения. Все было бы точно так же, живи я во дворце или в хижине в деревне. Как же легко скользить по течению посредственности! Теперь, мой вопрос, могу ли я остановить в себе самом данное течение посредственности? Можно ли покончить с моим глупо накапливающимся прошлым?»