Страница 51 из 150
«Я не поехал на вызов Твардовского, – читаем мы далее в воспоминаниях А.И.Солженицына, – а написал ему так: «…Если вы взволнованы, что повесть эта стала известна не только редакции «Нового мира», то…я должен был бы выразить удивление…Это право всякого автора и было бы странно, если бы вы намеревались лишить меня его…»…Я писал – и не думал, что это жестоко. А для А.Т. это очень вышло жестоко. Говорят он плакал над этим письмом. О потерянной детской вере? о потерянной дружбе?…С тех пор я в «Новый мир» ни ногой, ни телефонным звонком, свободный в действиях, я бился и вился в поисках: что еще? что еще мне предпринять против наглого когтя врагов…? Судебный протест был бы безнадежен. Напрашивался протест общественный» (48).
Так, по утверждению А.И.Солженицына у него возникла идея обращения к намечавшемуся в декабре 1966 г. съезду Союза писателей СССР. (49). «Но, – пишет Александр Исаевич далее, – не скоро будет съездовский декабрь, а подбивало меня как-то протестовать против того, что делают с моими вещами. И я решил пока обратиться – еще раз и последний раз – в ЦК» (50).
*С декабря 1966 г. съезд Союза писателей СССР был перенесен на мая 1967 г.
Однако, если «Новый мир» признал нежелательной публикацию первой части «Ракового корпуса» 19 июля, то идеей обращения с письмом к своим собратьям по перу А.И.Солженицын поделился с Н.А.Решетовской за два дня до этого – 17 июля (51). В «Хронографе» под этим число значится: «У С. родилась идея – 100 писем писателям» (52). Следовательно, решение редакции «Нового мира» не имело никакого отношения к возникновения у А.И.Солженицына мысли о выступлении с подобным письмом.
Во время пребывания в Москве Александр Исаевич посетил К.И.Чуковского, С.М.Ивашева-Мусатова, побывал Жуковке, видимо, у Л.З Копелева (53). Не исключено, что одним из вопросов, который он обсуждал, была вопрос о его открытого общественного выступления. Видимо тогда же ему было предложено обратиться с письмом на имя Л.И.Брежнева. Первые наброски обоих писем А.И.Солженицын сделал в Борзовке 21-23 июля (54)
Повествуя о своем обращении в ЦК КПСС, он пишет: «Мне передавали, что там даже ждут моего письма, конечно, искреннего, т.е. раскаянного, умоляющего дать мне случай охаять всего себя прежнего и доказать, что я – “вполне советский человек”» (55). Александр Исаевич не сообщает, кто именно поставил его в известность о подобных ожиданиях, но из его воспоминаний явствует, что самое непосредственное отношение к составлению этого письма имел Эрнст Генри.
«Сперва, – пишет Александр Исаевич, – я хотел писать письмо в довольно дерзком тоне: что они сами уже не повторят того, что говорили до XX съезда, устыдятся и отрекутся. Э.Генри убедил меня этого не делать…Я переделал, и упрек отнесся к литераторам, а не к руководителям партии» (56). Если учесть, что А.И.Солженицын не слишком считался даже с мнением своего литературного отца А.Т.Твардовского, то его покладистость в данном случае заслуживает особого внимания.
Письмо на имя Л.И.Брежнева датировано 25 июля (57). Александр Исаевич не включил его в свои литературные воспоминания. И не случайно. Чтобы понять это, обратимся к тексту письма, опубликованного в воспоминаниях Натальи Алексеевны.
«Глубокоуважаемый Леонид Ильич! – писал А.И.Солженицын, – Скоро уже будет год, как органами госбезопасности изъяты мой роман «В круге первом» и еще некоторые рукописи из моего архива. По этому поводу я обращался в ЦК в сентябре и в октябре прошлого года, однако тщетно ждал ответа или возврата рукописей. Тогда же я писал в ЦК, что среди этих рукописей есть такие, которые написаны 18-15 лет назад, еще в лагере, носят на себе невольную печать тамошней среды и тогдашних настроений, и что сегодня я также мало отвечаю за них, как и многие литераторы не захотели бы сейчас повторить иных речей, статей, стихов и пьес, напечатанных до XX съезда…В первую очередь это относится к пьесе “Пир победителей”, написанной в 1948-49 гг. в заключении, вынужденно без бумаги и карандаша, на память – и поэтому в стихах (как после освобождения из лагеря я никогда больше не писал)».
И далее: «С тех пор были XX и XXII съезды. С тех пор партия отмежевалась от сталинских преступлений. Настроения пьесы “ Пир победителей” мне самому давно уже кажутся несправедливыми, а так как и сама пьеса – ранняя и художественно слабая, да еще и в стихах, которыми я не владею, то я никогда не предназначал ее ни для печати, ни для обсуждения».
Письмо заканчивалось просьбой: «Я прошу Вас принять меры, чтобы прекратить незаконное тайное издание и распространение моих давних лагерных произведений, изданное же – уничтожить*. Я прошу Вас снять преграды с печатания моей повести “Раковый корпус”, книги моих рассказов, с постановки моих пьес. Я прошу, чтобы роман “В круге первом” был мне возвращен и я мог бы отдать его открытой профессиональной критике» (58).
*После изъятия романа «В круге первом» и пьесы «Пир победителей» они были отпечатаны небольшим тиражом для служебного пользования.
Из этого явствует: как бы ни негодовал А.И.Солженицын по поводу самой мысли о возможности «охаивания» им «себя прежнего», «Письмо Л.И.Брежневу» – пример подобного «охаивания» и самоотречения.
После самоотречения
Почти весь август Александр Исаевич провел в Борзовке.
И хотя он имел возможность полностью отдаться литературному творчеству, ему не работалось. 1 и 2 августа он ездил в Рязань (1). 8-го побывал в Москве, 17-го снова съездил на один день в Рязань, 20 и 21 крыл рубироидом крышу, 24-го готовился к велопоходу (правда, он не состоялся) (2). И тогда, вспоминала Н.А.Решетовская, «почти не надеясь поехать в Чехословакию, мы в конце августа пускаемся в автомобильное путешествие» (3).
Таким образом, с середины мая до конца лета 1966 г. А.И.Солженицын мог заниматься второй частью «Ракового корпуса» менее двух месяцев. Однако в течение этого времени его неоднократно отвлекали другие дела, поэтому над повестью он работал урывками и его уверения, что «пока Люша выстукивала» первую часть, он «быстро писал вторую», что работа над нею пошла «подхватисто, с огоньком» и что он « за лето исключительно быстро кончил вторую часть» (4), не соответствуют действительности.
Собираясь в путешествие, А.И.Солженицын отправил рукопись первой части «Ракового корпуса» в ленинградский журнал «Звезда» (5) и в воронежский журнал «Простор» (6).
Выехав из Рязани 29 августа (7), Александр Исаевич и Наталья Алексеевна посетили Чернигов, Винницу, Одессу, Крым и 28 сентября через Харьков вернулись в Борзовку (8). «Съездив в Рязань и Москву, – вспоминала Н.А.Решетовская, – муж собирается тут кончать вторую часть «Ракового корпуса» (ту самую, которую, по свидетельству А.И.Солженицына, он закончил к концу лета – А.О.) да и поработать в саду», но «второго октября мы помчались домой» (9).
Характеризуя последствия своего обращения наверх, Александр Исаевич отмечает: «Письмо на имя Брежнева было отослано в конце июля 1966 г. Никакого ответа или отзыва не последовало никогда. Не прекратилась и закрытая читка моих вещей, не ослабела и травля по партийно-инструкторской линии, может призамялись на время» (10).
Ответ на его обращение все-таки был дан. Когда «позанимавшись дома корреспонденцией», Александр Исаевич «уехал в Москву», там его «ждала важная новость: секцией прозы Московского отделения Союза писателей на 25 октября в Центральном доме литераторов назначено обсуждение первой части «Ракового корпуса». Одновременно его пригласили на встречу в НИИ Курчатова» (11)
«Почти весь октябрь 1966 г., – писала Н.А.Решетовская, – Александр Исаевич прожил в Борзовке. Каждое утром начинал с обливания из речки. Потом работал на грядках и писал последнюю часть «Ракового корпуса» (12). В действительности на даче Александр Исаевич обосновался не ранее 6 – 7 октября (13), а 23-го снова отправился в Москву (14). 24 октября он выступил в Институте Курчатова, 25-го в ЦДЛ планировалось обсуждение первой части «Ракового корпуса», но было перенесено на ноябрь, 26-го А.И.Солженицын вернулся в Рязань и с 28 октября продолжил работу над повестью (15).