Неумолимый

Там уже стоял Вискерс.

– Вы думаете, что делаете?

Вашмен глянул в сторону дома. Лэнсфорд сидел, обхватив голову так, словно она весила полтонны. Он не мог их слышать. Вашмен сказал:

– Хочу попытаться вернуть ему жену.

– Очень благородно.

– Нет. Это моя работа.

– Вы живете в прошлом. Эта работа не для одиночек. Здесь вам не как в одном из тех фильмов, где дюжий индеец-разведчик выходит на тропу войны, чтобы освободить белую женщину из лап дикарей. Вы оба ничем не лучше меня, но хотите победить пятерых солдат, вооруженных и отчаянных, которые знают, что делать. Они – команда, а вы – нет. Чтобы их остановить, нужна большая организованная команда. Вы просто дадите себя убить, и, возможно, из-за вас убьют и женщину тоже.

Вашмен проверил крепость замка на задней дверце и обернулся:

– Вы можете попытаться остановить меня, если хотите.

– Например, мы позвоним вашему начальству и посмотрим, что они скажут.

– Валяйте.

Вискерс не смог скрыть своего удивления.

– Так и сделаю. Вы ждите здесь, пока я не получу ответ. – И он повернулся, чтобы уйти.

– Не собираюсь я дожидаться.

Вискерс схватил его за руку и рванул к себе:

– Будьте вы прокляты, упрямец! Что мне, на вас наручники надеть?

Вашмен спокойно глянул на него:

– Попробуйте.

– Патрульный, стоит мне крикнуть – и мы вобьем вас в землю, как колышек для палатки.

– Давайте. И потом можете объясниться насчет меня у себя в бюро, когда вернетесь ни с чем, если не считать трупа миссис Лэнсфорд.

– Вы не правы.

– Может, и так. Если я не прав, значит, я не прав – и только. Если ошибаетесь вы, то для вас это конец. Вы по-дурацки идете ва-банк, Вискерс. Если бы я ставил на вас, то мигом бы вылетел в трубу. – Вашмен открыл дверь и забрался в кабину.

Вискерс отступил назад. Он ничего не сказал. Его непроницаемые глаза следили за Вашменом.

Вашмен врубил стартер, движок чихнул и заурчал. Индеец потянулся к включателю передних фар, и тут дверца с другой стороны кабины открылась, и внутрь забрался Бак Стивенс.

– Как, ты не дождался своего преданного белого друга? Ты не должен идти на такой риск, Бак.

– Кто сказал?

– Если я ошибусь, то моя голова окажется в корзине. Если ты будешь рядом, то твоя тоже. Я не хочу просить тебя подставлять шею под топор.

Стивенс захлопнул дверцу:

– О'кей. Вот и не проси!

Машина зарычала, Вашмен включил верхние фары, и они озарили холмы, причем световые лучи метались, как у поисковых прожекторов.

Трясясь в высокой кабине старого тягача, Вашмен без труда мог направлять фургон по следам восьми лошадей: никто бы не смог скрыть отпечатки стольких копыт в мягкой глине.

– Кимо саиб, может быть, я дубина, но что, если они оглянутся и увидят свет от нашей машины?

– Надеюсь, что так и будет.

– Надеешься?

– Заставить их поволноваться нам бы не повредило.

Чужая куртка жала в плечах. Вашмен с треском открыл окошко, чтобы проветрить душную от тепла мотора кабину. Следы копыт взбирались по все более крутому склону, и мотор с трудом вытягивал трейлер с лошадьми. Половина третьего ночи – скоро быть рассвету, если не начнется буран. На вершинах ветер гнул деревья, и в лобовое стекло бились редкие снежинки, но фронт бури пока не двигался, он стоял черным полукругом в восьми или десяти милях к западу. Вашмен знал повадки снежных буранов: они смирные, пока не накопят сил, и тогда – держись. Он знал также, как они, подобно ядерному взрыву, вырывают с корнями деревья, сносят крыши домов, переворачивают грузовики, забрасывают коров и лошадей в каньоны. Вашмен помнил ураган два года назад, ранней осенью; от него пострадали десять тысяч индейцев навахо, лишившиеся половины своих овец, и им грозил бы голод, если бы не доставка продовольствия по воздуху.

Это была ночка из тех, когда больше всего на свете хочется быть дома в теплой и уютной постели. Именно в постели со здоровой крепкотелой Лайзой, прикорнувшей под боком и согревающей своим теплом, – так хочется вести с ней ленивый разговор или долго и сладко молчать, пока она вновь не пожелает заняться любовью. Нервные окончания его рук и губы помнили нежные прикосновения ее тела и упругость кожи. Сейчас она, должно быть, спит, но через несколько часов отправится в Даунтаун открывать магазин и вряд ли станет тратить слова на то, чтобы печалиться по поводу его отсутствия. Лайза не домохозяйка, которая вечно сетует на житейские неурядицы. И никогда ею не станет.

Мысли о ней выбили его из колеи, точнее, сам тот факт, что он вообще вспомнил о ней. Сейчас не место и не время для столь сладостных раздумий.

Вашмен взял себя в руки.

– Ты загрузил все нужное в грузовик?

– Насчет "все нужное" не знаю. Но ты сам, черт возьми, позаботился о том, чтобы не путешествовать налегке. Чего там только нет: снегоступы, походные одеяла, топоры, веревки – я и не знал, что мы снаряжаемся в полярную экспедицию.

– Лучше перебрать, чем недобрать, не забывай.

Скалы давали о себе знать: тягач подпрыгивал и пробуксовывал на камнях. Они выжимали до восьми или девяти миль в час и таким образом сокращали разрыв между собой и беглецами, но в скором времени грузовик им все-таки придется бросить. Холмы становились все выше, а склоны их все более непроходимыми.

Вашмен развернул тягач на пологом уступе – колеса заскрежетали по гравию. Выше следы копыт сворачивали, пересекая полоску песка, и скрывались в глубине дубравы, которая дальше плавно переходила в сосновый бор. Вашмен поставил машину на ручной тормоз и выключил все приборы.

– Выгружай лошадей и начинай их навьючивать всем, что у нас есть.

Он распахнул дверцу кабины навстречу ветру, и внутрь ворвался лютый холод. Вашмен поднял воротник, выбрался из машины, достал из кузова топор и отправился в чащу. Он срубил попавшийся на пути трехфутовый кустарник, оттащил его волоком и сложил в кучу на каменистой почве в пятидесяти футах от грузовика с подветренной стороны. Вашмен не успокоился, пока не сложил целый штабель. Он нарубил с полдюжины толстых, крепких стволов, часть их засунул внутрь кучи кустарника, а остальные положил сверху, и когда решил, что, пожалуй, хватит, то принес из машины пяти-галлонную канистру бензина и вылил всю на эту здоровенную кучу дров.

Ветер разносил резкий запах бензина. Вашмен порядком вспотел во время своих физических упражнений, он сдвинул шапку и вытер пот со лба рукавом куртки. Ветер развевал выбившиеся из-под шапки волосы. Стивенс стоял подле лошадей, навьюченных и готовых трогаться в путь, и тоскливо наблюдал за Вашменом. Через мгновение индеец нахлобучил шапку, подошел к товарищу, вложил топор в кожаный чехол и приторочил к седлу.

– Терпеть не могу красноречивую тишину, Бак. Говори, что у тебя на уме.

В ответ раздался глубокий вздох – Стивенс, понурив голову, глубоко задумался. Наконец он сказал:

– По правде говоря, я не любитель играть ва-банк.

– Ты можешь остаться здесь. Можешь вернуться обратно.

– Нет, но, возможно, мне полегчает, если я буду знать, что мы пытаемся сделать, кимо саиб.

– В основном, пытаемся спасти жизнь миссис Лэнсфорд.

– Как?

– Держим их в постоянном напряжении.

– Ты прежде уже говорил что-то такое. Да только я никак не пойму.

– Если они решат, что ушли далеко, и понадеются выйти сухими из воды, то тогда зачем она им нужна живой? Они взяли ее в заложницы, но заложница нужна лишь тогда, когда наступают на пятки.

– Понимаю. Ты хочешь, чтобы они знали, что мы сидим у них на хвосте. Но я все еще не вижу, к чему это нас приведет.

– Возможно, если повезет, к тому, чтобы вырвать ее у них.

– Для этого понадобится не только везение, кимо саиб.

– Сейчас все зависит от погоды, верно?

– Вижу, куда ты клонишь. Но все равно, двое против пяти. Не возьму в толк, почему ты так уверен, что мы и вдвоем управимся. Как сказал тот фэбээровец, это на его совести, а не на нашей.