Миссия выполнима

– Молодой человек, я имел честь общаться с самыми выдающимися людьми на этой планете. Многим из них вы не годитесь в подметки, поэтому не пытайтесь меня в чем-то убеждать. Все, что я вижу, когда смотрю на таких типов, как вы, это обыкновенная трусость. Трусость и нерешительность. В ваших глазах я не вижу даже слез по тем доблестным и выдающимся американцам, которых принесли в жертву вашей трусливой политике примирений и уступок.

– Эти слезы стоят в моих глазах, сенатор, но я не позволяю им затуманивать свой взгляд. – Саттертуэйт вдруг почувствовал, что не может больше этого выносить, и, поднявшись с места, направился к двери. – Я узнаю, сможет ли президент вас принять.

– Сделай это, сынок.

В кабинете стояла такая тишина, что было слышно, как поскрипывает ручка президента.

Крупное лицо Брюстера побледнело и осунулось, из-под обвисшей кожи проступили кости. Он испустил глубокий вздох и бросил ручку; его руки сцепились в молитвенном жесте.

– Кажется, униматься он не собирается.

– Все, чего я от него добился, это небольшой перепалки. Наверно, вы помните, что он туговат на ухо, – как в прямом, так и в переносном смысле.

– Если бы дело было только в этом…

Президент взял сигару и поднялся с места. Он обошел вокруг стола и остановился, покачиваясь на каблуках.

– Он по-прежнему призывает к массовым репрессиям?

– Похоже, что так.

– Если он займет этот офис хотя бы на сорок восемь часов, – пробормотал Брюстер, – дело кончится войной.

– Или военным положением.

– Или тем и другим сразу. Этот человек – ходячая окаменелость.

Президент зажал во рту сигару и рубанул воздух сверху вниз ребром ладони, как боец каратэ.

– Мы не можем этого допустить, Билл. Вот и все. Мы не можем этого допустить.

– Он стоит первым в списке преемников.

– Верните Клиффа Фэрли.

– Не уверен, что нам это удастся.

– Вы думаете, у нас нет никаких шансов?

– Я думаю, у нас хорошие шансы. Но мы не можем на это полагаться. Нет никаких гарантий. Надо исходить из предположения, что мы не сумеем его вернуть.

Не получив от президента ответа, Саттертуэйт сунул руки в карманы и обдуманно и неторопливо, не повышая голоса и не давая воли эмоциям, произнес:

– Господин президент, он не годится на это место. Мы все это понимаем. И мы должны от него избавиться.

– Готов выслушать ваши предложения.

– Двадцать пятая поправка…

– Не сработает. Он политически нежелателен, но это еще не значит, что он не годится в президенты. Нам придется доказывать его несостоятельность конгрессу. За оставшиеся три дня это просто невозможно. Вряд ли вам удастся кого-то убедить, что он практически безумен. А политические воззрения президента не являются поводом для его дисквалификации.

– Ему семьдесят семь лет.

– Столько же было де Голлю и Аденауэру, когда они стояли у власти. – Президент наклонился, чтобы прикурить сигару. – Не стоит тратить время на несбыточные идеи. Весь последний час я только тем и занимаюсь, что отбрасываю их одну за другой.

– Может быть, удастся заставить его уйти в отставку?

– Кого, Уэнди? Сейчас, когда он почуял запах власти?

– Тогда поищем что-нибудь в его прошлом. Все знают, что он жулик.

– Это только играет ему на руку. Если всем и так известно, что он жулик, то новые разоблачения уже никого не впечатлят. К тому же на сбор доказательств уйдет несколько недель, и в конечном счете он наживет себе на этом политический капитал, заявив, что мы его просто шантажируем. Никто не любит шантажистов.

– Вам бы заняться его избирательной кампанией, – проворчал Саттертуэйт.

– Я уже прокрутил в голове все варианты. И не нашел никакого решения, кроме одного – вернуть Фэрли.

– Черт возьми, но мы пытаемся.

– Я знаю.

Президент был слишком раздражен, чтобы деликатничать, но Саттертуэйт знал, что ему нужно, и понимающе кивнул.

– Так что, Билл?

Саттертуэйт напряженно искал ответа. Наконец он вынул руки из карманов:

– Есть только один способ. И вы его знаете.

– Какой?

– Убить его.

Последовало долгое молчание, во время которого президент вернулся в свое кресло и затянулся сигарой. Наконец Саттертуэйт нарушил неловкую паузу:

– Можно представить это, как еще одно преступление революционеров.

Президент медленно и мрачно покачал головой:

– Видит Бог, я не слабохарактерный юнец. Но я не могу это сделать.

– Никто и не говорит, что вы должны сделать это лично.

– Хорошо, я выражусь по-другому. Я не могу с этим согласиться. Я не могу этого принять. Я на это не пойду.

Его большая голова склонилась, как будто под непосильной тяжестью.

– Билл, если мы это сделаем, то чем будем отличаться от них?

Саттертуэйт перевел дух:

– Я знаю. Я тоже не могу на это пойти. Но я сказал вам то, что должен был сказать. Это решение проблемы. И если есть выбор между этим убийством и тем Армагеддоном, который ждет нас по его вине, то…

– Все равно я на это не решусь.

Все сводилось к старой дилемме: может ли цель оправдать средства? Саттертуэйт подошел к столу и погрузился в кресло. Правота президента его одновременно и радовала, и подавляла.

Спустя некоторое время Брюстер прибавил:

– Есть еще одна вещь, которую мы упустили из виду.

– Какая?

– Взгляните на это.

Президент перебросил через стол блокнот. Саттертуэйт привстал, чтобы взять его в руки.

Почерком президента было написано:

«ПОРЯДОК ПРЕЕМСТВЕННОСТИ

? Президент

X Вице-президент

X Спикер палаты представителей

Глава сената

Государственный секретарь

Министр финансов

Министр обороны

Генеральный прокурор…»

– Понимаете, о чем я говорю? Допустим, мы уберем Уэнди; кто будет следующим? Госсекретарь? Но Джон Уркхарт подходит для этой работы не больше, чем Уилли Мэйз. Он бумажный червь. Последние четыре года вы делали за него все работу. Если бы не вы, я бы давно уже от него избавился.

Это был старый способ вести политику: Уркхарт был круглым дураком, но он помог Брюстеру стать президентом и поэтому имел право получить место в его администрации, так же как Чейни и некоторые другие. Во время последних выборов республиканцы использовали это, как оружие против Брюстера: они подвергли критике состав его кабинета, и это принесло им дополнительные голоса.

Год назад у Брюстера была идея заменить Уркхарта, на его место он прочил Саттертуэйта; но, когда республиканцы начали иронизировать по этому поводу, Брюстеру пришлось защищаться, и он не только сохранил за Уркхартом его кресло, но и громко объявил о своей личной поддержке госсекретаря. Таковы были правила игры.

– Билл, если Уэнди может броситься в войну с закрытыми глазами, то Уркхарт с таким же успехом пойдет на это, не закрывая глаз. Фэрли, черт бы его побрал, был абсолютно прав. Мне не следовало быть таким самонадеянным идиотом.

– Мы все отвечаем за принятое решение. Таково было мнение партии. Мы не могли отступить под огнем противника. И я по-прежнему думаю, что на тот момент это было правильное решение.

– Ладно, не будем тратить время попусту, – сказал президент. – Он выдвинул один из ящиков стола и вытащил небольшую книжечку – Конституцию Соединенных Штатов. – Вы давно перечитывали эту штуку, Билл?

– А что?

– Я все надеюсь найти здесь какой-нибудь ответ, но черт меня побери, если мне удалось хоть что-нибудь раскопать. – Он открыл брошюру и пролистал несколько страниц. – Вот здесь. Статья двадцатая, глава третья…

«Конгресс имеет законное право в том случае, если ни вновь избранный президент, ни вице-президент не смогут принять на себя власть, объявить о том, кто будет исполнять обязанности президента, или же о том, каким образом должно быть избрано такое лицо, и такой человек будет исполнять эти обязанности до тех пор, пока к присяге не будут приведены президент или вице-президент…»