Над бездной

– А это значит, – добавила Пейдж, – что если принять во внимание рост твой и твоей матери, то ты весишь меньше, чем она. Так можешь ей и сообщить, когда она в следующий раз скажет тебе об этом.

Ноа улыбнулся горячности, с которой Пейдж отстаивала достоинства Сары. Ему нравилась ее способность выступать на стороне слабых – она, например, сразу же заключила Сару в свои объятия, когда девушка приехала, а он в это время разговаривал с отцом по телефону. И еще ему нравилось, что мнения Пейдж и Сары почти всегда совпадали.

Потом улыбка пропала. Он не знал, что произойдет, когда ему придет время ехать в Санта-Фе, а Сара останется в Маунт-Корте.

– В любом случае, – продолжала гнуть свое Сара, – я не увижусь с мамашей теперь довольно долго – не раньше марта, когда начнется весна.

– Ты не собираешься ехать в Калифорнию на Рождество? – спросила Пейдж и одновременно вопросительно посмотрела на Ноа.

Тот отрицательно покачал головой.

– Она ездит к матери на день Благодарения и в самом начале весны. Что касается летних каникул, то этот вопрос еще предстоит решить.

– Что же вы собираетесь делать в рождественские праздники? – спросила в свою очередь Нонни. По блеску в ее глазах Ноа понял, что у старухи на этот счет имеются кое-какие планы.

– Вы хотите нам что-нибудь предложить? – вопросительно взглянул на бабушку Ноа.

– Конечно же, вы будете встречать Рождество с нами. Мы поставим большую елку вон в том углу. Разукрасим весь дом и повесим чулки с подарками на каминную доску. А потом будем путь рождественские гимны вместе со всеми жителями Таккера в центре города.

– И я тоже? – спросила Сара.

– Конечно же, и ты тоже! – ответила старушка.

Ноа готов был расцеловать Нонни за ту непосредственность и сердечность, с которыми она готова была обратить Сару во все свои предприятия, но вопрос о встрече рождественских праздников был несколько преждевременным.

– В сущности, – сказал он, – я собирался взять Сару на Рождество в Нью-Йорк, чтобы она полюбовалась Рокфеллеровским центром, и…

– Ненавижу Нью-Йорк! – крикнула Сара.

– Готова с тобой согласиться, – сказала Нонни. Пейдж посмотрела на бабушку.

– Между прочим, твоего мнения никто не спрашивал, Нонни, – заметила она.

– Ну что ж, тем не менее я имею право его высказать и собираюсь делать это впредь. – Она поднялась со стула. – Поскольку уж так случилось, что я старше всех присутствующих здесь… – С этими словами она подошла к Саре. – Это доказывает, что у меня больше жизненного опыта. Пойдем-ка со мной, Сара, потому что мы гораздо лучше проведем время, если останемся на Рождество здесь. – И она повела Сару, которая несла на руках Сами, на кухню. – Сейчас мы вместе решим, что приготовить на ужин.

– Я сейчас съезжу и что-нибудь привезу, – крикнул им вслед Ноа.

– Тогда обязательно какие-нибудь мексиканские блюда, – крикнула ему в ответ Нонни.

– Но я не могу есть острую пищу!

– Тогда мы будем готовить сами!

Ноа проследил за тем, как они скрылись за дверью. Он вспомнил, как Сара проводила время с женой и с ним. Тогда, помнится, девочке было очень хорошо. Но с Нонни у Сары отношения наладились сразу, и это было видно по их довольным лица. Да, Нонни оказалась настоящей находкой, истинным даром для Сары.

Сара отлично управлялась с девочкой, хотя не имела опыта в общении с маленькими. Она вполне сносно держала ребенка и играла с ним не хуже любой сиделки. Ноа даже не предполагал, что Сара таит в себе столько нежных чувств. Она всегда была тихой и сосредоточенной девочкой, временами даже мрачной, но в этом доме она улыбалась, разговаривала и вообще принимала деятельное участие в событиях.

Он потянулся к Пейдж и взял ее за руку.

– О чем ты думаешь?

– О том же, о чем и ты, – сказала она со вздохом. – Можно подумать, что Сами – ее сестра.

– А ведь она могла бы ею стать.

– Что ж, хорошо.

– Это стоит обсудить.

– Очень мило с твоей стороны напомнить об этом. Ведь не тебя просят бросить все, что ты строил в течение всей жизни. – Она попыталась высвободить пальцы из руки Ноа, но тот не позволил.

– Перестань, Пейдж. И раньше людям приходилось переезжать с места на место. – Ах, вот в чем дело! Для тебя это не просто переезд, не так ли? Больше всякого переезда тебя пугает привязанность.

Пейдж набрала в грудь побольше воздуха и выдохнула:

– Угу.

Это тоже нравилось Ноа в Пейдж. Честность. Он далеко не всегда готов был с ней соглашаться, особенно в данном случае, зато она выразила именно то, что чувствовала.

Ноа попытался как-то урезонить Пейдж.

– Но твое «угу» не имеет никакого смысла. Вся твоя жизнь – сплошная привязанность, это и по тебе видно.

– В определенной сфере деятельности – несомненно.

– Почему не во всех сферах?

– Потому что спрос слишком велик.

– Значит, ты отказываешься, – произнес он с долей горечи в голосе. Он и в самом деле обиделся, что Пейдж не намерена рискнуть и выйти за него замуж. И обиделся не только за себя, но и за Сару.

– Я не совсем об этом.

– Об этом, об этом, мне-то совершенно ясно.

– Нет. Просто я могу видеть то, на что не гожусь. Я боюсь убедиться в этом на практике.

– И по этой причине ты отказываешься от самого лучшего, что может предложить жизнь. Быть с человеком, которого любишь, – вот лучший вид привязанности, который только я знаю. За подобную привязанность все одинокие люди в мире готовы отдать все, что угодно. Вспомни о своей подруге Маре.

– Я именно этим и занимаюсь почти все свободное время.

– Ты думаешь, она стала бы протестовать против такого рода обязательств, как делаешь ты?

– Так нечестно, Ноа.

– Согласен, – сказал он, придвигаясь ближе, – но отчаянные обстоятельства, в которых я оказался по твоей милости, требуют чрезвычайных мер. Ты же сопротивляешься. И пытаешься увильнуть от прямого ответа. Но почему? Потому, что твои родители смотрели на тебя как на бремя? По-твоему, выходит, что и семейная жизнь – тоже бремя. Ну хорошо, а что же тогда представляете собой все вы, живущие в этом доме, – ты, Нонни и Сами? Самую настоящую семью. А разве жизнь с ними обременяет тебя? То же самое будет и тогда, когда к вам присоединимся мы с Сарой. Ведь тебе нравится, когда мы с вами? Нравится. Так в чем же дело?

Пейдж удалось освободить свою руку, и она положила ее к себе на колено.

– Моя жизнь раньше была такой простой. И вдруг появляешься ты и просишь, чтобы я стала одновременно и женой, и матерью. Мало этого. Ты еще хочешь, чтобы я бросила свою практику и переехала с тобой в Санта-Фе.

– Это еще под вопросом, – отразил наступление Ноа, полагая, что лучше не покушаться так решительно на все. В ответ она лишь одарила его насмешливым взглядом.

– Под вопросом? Чрезвычайно романтично ты выражаешь свои мысли.

– Я говорю о том, что еще неизвестно, придется ли нам вообще уезжать из Таккера.

– Ну и чудесно. Если ты останешься здесь, мы сможем продолжать жить так, как живем.

– Что подходит тебе как нельзя лучше. Ты сможешь сохранить свою драгоценную работу и вдобавок поиграть в семью. Но как только почувствуешь, что муж и дети тебя обременяют, ты просто улетишь от них, словно вольная пташка.

– Я никогда не сделаю ничего подобного.

– Именно, не сделаешь! Так почему бы нам тогда и вправду не пожениться?

– А разве для тебя столь уж важны формальности?

Ноа рассмеялся. И продолжая хохотать, не в силах остановиться.

– Ну и скора же ты на язычок, всегда можешь отговориться! Что бы я ни сказал.

– Своими словами ты лишь демонстрируешь собственное упрямство, – ввернула Пейдж. – Ты человек негибкий, Ноа. Стоит тебе забрать в голову какую-нибудь идею – что-нибудь вроде дополнительных занятий по вечерам в Маунт-Корте, – как ты готов двигаться к ее осуществлению, несмотря ни на что, пусть хоть вокруг потоп или пламя. Господи, Ноа! Ведь ты уже был женат и обжегся на этом. Зачем же, скажи на милость, тебе испытывать все эти прелести снова?