Над бездной

– Только ничего не говори сейчас, не надо. Я не могу сейчас думать о будущем, Ноа. Пока еще не могу. То, что произошло между нами, новое для меня. Разве мы не можем, в конце концов, просто наслаждаться близостью – здесь и сейчас?

Сказать то, что сказала Пейдж, было значительно проще, нежели выполнить, поскольку главное было произнесено, и сделать вид, что ничего не произошло, было невозможно. На следующий день, оставив Ноа ухаживать за Сами, Пейдж проскользнула к себе в комнату и легла на кровати, прихватив с собой письма Мары, где она рассуждала о мужчинах.

«У нас с Дэниэлем с самого начала возникли серьезные проблемы, – писала она. – Но, даже когда наши отношения становились день ото дня хуже, нет-нет да и бывали редкие моменты, когда между нами неожиданно наступала гармония. Эти моменты скорее напоминали сновидения или мечты – они даже ад, в котором мы жили, превращали в стоящее местечко. Я не больше тогда заботилась о Дэниэле, нежели он обо мне. Мы все делали вместе, по-настоящему вместе, в полном единении сердец и душ.

После того, как он умер, я думала, что ничего подобного со мной не случится, однако ж случилось. Новую гармонию я постигла в союзе с Невиллем Броком…»

Пейдж была поражена, поскольку никак не могла представить себе Мару вместе с Невиллем.

Я была с ним —… В течение того короткого времени, пока он жил в Таккере, но в нашем союзе не было будущности, поскольку он был женат. Я даже иногда думаю, что оттого-то мы и сблизились: наши отношения никому не были в тягость. Ничегошеньки из них не могло выйти.

Да, и еще Питер. У меня сложились с ним гармонические отношения. На рассвете мы могли бродить по лесам или лежать в засаде у ручья с наведенными фотоаппаратами, надеясь, что сюда на водопой придет олень. Стоило одному из нас начать что-нибудь говорить, как второй сразу же подхватывал мысль. Он знал, о чем думаю я, и наоборот. Мы поступали почти абсолютно синхронно. Но всегда гармония в наших отношениях исчезала, когда разгорался день. Гармония в постели, так сказать, и совсем мало общего, когда вне ее. Такова, в сущности, история всей моей жизни».

Пейдж опустила письмо.

– От кого оно? – спросил Ноа, стоя у дверей. Как-то раз она не ответила ему на подобный вопрос. Но сейчас она не видела причин скрывать правду.

– От Мары. После того как она умерла, я нашла у нее в доме целую связку писем. Своего рода дневник. Она писала их в течение нескольких лет.

– И что там?

– Всяческие размышления. Некоторые – сугубо личного характера. Другие – более философского плана. Я узнала о Маре такое, о чем никогда не подозревала. Это-то и печально. Ведь она была моим близким другом. – Пейдж нахмурилась, подумав, что не слишком близким, если та имела от нее секреты. – Лишний раз понимаешь, насколько мы мало знаем о людях, которые в течение многих лет рядом с нами.

– Неправда. Мы знаем довольно много, – добрым голосом произнес Ноа. – Просто всегда существуют люди, которые в силу ряда причин закрывают часть своей сущности от посторонних глаз. Не то чтобы они говорили неправду – нет, просто они не говорят всей правды.

– Если бы я знала всю правду, я, возможно, могла бы ей помочь.

– Если бы Мара относилась к тому типу людей, которые способны раскрыть душу перед посторонними, твоя помощь, вероятно, ей бы и не понадобилась. При таком положении дел она бы была и здоровее, и сильнее.

Пейдж знала, что Ноа прав. Она слегка коснулась лежащего письма рукой.

– Я постоянно думаю о том, в каком ужасном состоянии находилась Мара, когда писала все это.

– Очень жаль, что она не отдала эти письма тебе, когда их написала.

– О нет, эти письма не были предназначены мне. Они написаны другому человеку. – Сказав эти слова, она почувствовала, как на нее нахлынуло чувство вины.

– Она писала своей подруге?

– По-видимому, так. Она пишет кому-то в Юджине. Мара ни разу не упоминала при мне имя этой женщины. – Тут она бросила в сторону Ноа виноватый взгляд. – Я знаю, что я сделаю. Я все эти письма упакую и вышлю. Я бы и раньше это сделала, просто мне хотелось почитать их. Они дают мне чувство близости с Марой и помогают лучше понять причины, которые привели ее к гибели.

– А эта самая подруга приезжала к Маре на похороны? Пейдж отрицательно покачала головой.

– Из Юджина приехали только родители Мары и три ее брата.

– Как ты думаешь, она знает, что Мары больше нет в живых?

– Господи, я надеюсь, что знает. Полагаю, что ей рассказал кто-нибудь. С тех пор, как она умерла, никто из старых друзей ей не звонил. Я говорю о том, что прошло уже больше двух месяцев, и если бы они с подругой поддерживали отношения, то та обязательно бы позвонила. Разве не так?

– Да, если бы они поддерживали отношения, так бы и случилось, – подтвердил Ноа. – Но возможно, что все было по-другому, вот почему Мара так и не отослала ни одно из писем.

– Зачем же она тогда их писала? – спросила Пейдж.

– Ну, скажем, ей было нужно высказаться.

– Но почему именно этой особе?

Пейдж почувствовала, что ей стало обидно за себя. А может быть, это не обида, а нечто другое? Например, зависть? Впрочем, никакая зависть к неизвестной подруге не заставила бы Пейдж лишить ее писем Мары. По крайней мере, нельзя сказать, что Пейдж оставила у себя ее письма намеренно.

Или все-таки намеренно?

Пораженная этой мыслью, Пейдж взяла записную книжку с ночной тумбочки и набрала номер родителей Мары в Юджине. На ее звонок трубку взяла Мери О'Нейл. Пейдж несколько раз беседовала с ней по поводу вещей, оставшихся после Мары. Теперь же, сердечно поздоровавшись с Мери, она сказала:

– У меня здесь остались после Мары кое-какие бумаги, миссис О'Нейл. Это письма, которые Мара писала некой Лиззи Паркс. – Тут она прочитала адрес упомянутой Лиззи. – Я бы хотела выслать из адресату. Как вы думаете, Лиззи Паркс все еще проживает по данному адресу?

На противоположной стороне провода молчали. Пейдж решила, что Мери О'Нейл пытается вспомнить, не изменился ли у Лиззи Паркс адрес, или, что тоже возможно, она роется в телефонной книге, чтобы это выяснить.

Как выяснилось через минуту, Мери О'Нейл ничего подобного не делала вовсе. Слегка изменившимся голосом она сказала:

– По указанному вами адресу Лиззи Паркс не проживает, да и вообще у нас в городе нет никакой Лиззи. Лиззи Паркс просто не существует.

Пейдж, решив, что Лиззи Паркс тоже умерла, с ужасом спросила:

– Что значит, нет? С ней что-нибудь случилось?

– Нет, просто Лиззи Паркс никогда и не было, по крайней мере, в реальной жизни. Когда Мара была маленькой, она выдумала себе, что у нее есть кузина примерно" ее возраста, которая тоже проживает в Юджине. Но на самом деле никакой кузины нет. Лиззи Паркс – вымышленное лицо.

Рука Пейдж, державшая трубку, задрожала. Она склонила голову и прижала пальцы левой руки ко лбу.

– О, Боже, – произнесла она тихо. – Значит, вот какова разгадка. Вымышленное лицо!

– Благодарю вас, Мери, извините за беспокойство, – сказала Пейдж и повесила трубку.

Некоторое время она еще смотрела на письма, лежащие перед ней, глазами, полными слез, пока почерк Мары не стал расплываться перед ее взором. Когда она подняла глаза, то и Ноа выглядел расплывчатым силуэтом.

– Нет никакой Лиззи Паркс, это вымышленный персонаж, – едва слышно произнесла Пейдж.

Она подошла к кровати, на которой лежали письма ее покойной подруги, снова собрала их в пачку и перетянула резинкой.

Ноа опустился на кровать рядом.

– Она была по-настоящему несчастной женщиной.

Пейдж склонила голову и снова повторила:

– Подумать только, вымышленное лицо?!

– У других людей тоже бывают вымышленные друзья.

– Даже если им около сорока?

– Иногда. Ведь эти письма мало чем отличаются от того, что пишут многие взрослые люди, просто большинство именует свои записи словом «дневник». Так вот, Мара вела свой дневник в форме писем, а в начале каждого ставила имя придуманной ею кузины. Это всего-навсего разница в стиле, и не более того.