Страница 31 из 40
Глаза Оукли слезились от утомления и расстройства.
— Я иду спать, — заявил Фрэнки Адамс и покинул комнату.
Луиза продолжала размешивать тающий лед в бокале. Оукли пристально посмотрел на нее. Она поймала его взгляд, улыбнулась и прикрыла глаза. Потом подняла руки и поиграла с волосами. Под шелковым платьем груди выделились, словно торпеды, притянув мужское внимание Карла, возбуждая, раздражая его воображение. Луиза выглядела теплой, ленивой, манящей. Она роскошно зевнула и тоже вышла из комнаты, оставив за собой запах мускуса.
Ладони Оукли стали влажными. Он почувствовал, что покраснел, и в этот момент заметил внимательный взгляд Орозко. «Этот все видит, — подумал Карл, но без раздражения. — Если оставить в стороне его сумасшедшую зацикленность на землях чиканос, надо признать, что Орозко бдительный, умный человек, а возможно, и опасный. Непостижимый мексиканец с превосходным самообладанием, никогда не позволит тебе увидеть то, что, по его мнению, ты не должен видеть».
Они упорно продолжали сидеть у телефона, а он не звонил. Оукли чувствовал сонливость — он мало спал в последнее время. «Становлюсь старым», — решил Карл, грустно сожалея обо всех вещах, которые не сделал, когда был молод, и теперь никогда не сделает, или из-за отсутствия времени, или из-за недостатка страсти. Он вообще не был человеком страстей и видел себя сдержанным, холодным, целеустремленным, расчетливым. Вспоминая о недвусмысленном предложении Луизы, которое, уходя, она оставила висеть в воздухе, устало подумал: «Вот и пришло время соглашаться на что-то меньшее, чем недостижимое совершенство, вроде яркого брака с красоткой. Многое делается вовсе не на небесах, а на кухне, в постели, гостиной комнате». По иронии судьбы у него была репутация этакого весельчака. Оукли не мог даже вспомнить большинство имен своих женщин — бесконечная череда мягких влажных тел с разными лицами. Но с ними всегда обязательно было легко: никаких предложений, обязательств, обещаний. И это радовало, постоянно оставляло его возбужденным, готовым на новые соблазны и притворства. Лишь однажды от одной девочки из бара он услышал нечто освежающее: «Вы не должны покупать мне спиртное и обед. Я хочу с вами только переспать». Туповатая, решительная, все же она была очаровательна. Но только промелькнула. Все они лишь мелькали.
Мысленно он вернулся к Луизе. Молодая, привлекательная, чувственная, овдовевшая. Кроме того, богатая. Если бы карты легли удачно, она за него вышла бы, он был в этом уверен. Но сам никогда не сделал бы и шага навстречу. Карл не выносил брака без любви, хотя, вероятно, не был способен создать и любого другого. Брак с Луизой был бы поединком — постоянный жесткий антагонизм, столкновение абсолютно противоположных желаний, упрямство против аргументированности, страсть против умеренности. Нет, он не нуждается в Луизе. Он нуждается в доярке. Его мысли стали какими-то путаными, нечеткими; он откинулся на спинку кресла, поднял ноги на стол Эрла, вяло глянул на Орозко и закрыл глаза...
Луч утреннего солнца лег поперек стола, когда Оукли проснулся и виновато огляделся в поисках Орозко. Комната была пуста. Выругавшись про себя, он опустил ноги на пол, сел. Его язык пересох и вздулся, шея онемела. Разведя руки и запрокинув голову назад, он потянулся до хруста в костях.
Еще до конца не проснувшийся Карл рассеянно пересек коридор и нашел Орозко сидящим в его спальне на кровати. Его толстая рука лежала на телефонной трубке.
— Я пришел сюда, чтобы принимать звонки. Не хотел тебя будить, — объяснил он.
— Спасибо, Диего.
Неожиданное проявление доброты. Поистине Орозко продолжал открываться перед ним все новыми и новыми гранями, каждая из которых разрушала его пассивный, казалось бы, безразличный ко всему образ.
— Дело начинает двигаться с места, — сообщил Орозко.
— Хорошо. Это может подождать десять минут? Мне надо умыться со сна.
— Естественно.
Оукли разделся до нижнего белья и закрылся в ванной, чтобы принять душ, побриться, почистить зубы. Он чувствовал, что все его мышцы отекли и воспалились, особенно болели шея и колени. «Становлюсь старым», — мысленно произнес он и вдруг понял, что в последнее время навязчиво повторяет эту фразу. Смотреться в зеркало было бесполезно — что он там увидит, кроме измученного лица? Карл попробовал вспомнить, когда в последний раз он действительно смотрел на себя в зеркало. Бреясь или причесываясь, он никогда не оценивал себя в целом. Теперь же видел глубокие складки вокруг рта, начинающую слабеть кожу под глазами, стальную щетину и седину в волосах. У него все еще было фотогеничное лицо, более молодое, чем обычно бывает в его годы, но шея начинала уже морщиниться, и, чтобы не впадать в панику, Оукли неосознанно защитил себя оборонительной фразой: «В конце концов, мне сорок шесть». Затем поспешил отойти от зеркала и одеться.
— Я выпил бы кофе, — сказал он, вернувшись в спальню.
— Я тоже, — отозвался Диего.
Они прошли на кухню. Орозко стоял, прислонившись бедром к стойке, пока Оукли исследовал незнакомые шкафы в поисках кофейника. Наконец, не найдя его, остановился на сковороде с крышкой, в которую налил воду и поставил ее кипятить. Электрические часы над дверью показывали семь пятнадцать. Карл поставил на стол быстрорастворимый кофе и пару чашек:
— Тебе с сахаром?
— Просто черный.
— Мне также. Мы в трауре. — Карл усмехнулся своей мелодраматической глупой шутке, потом прислонился к холодильнику и сложил на груди руки:
— Ну?
— Автомобиль Терри нашли в Ногалесе. Стоял припаркованным в переулке. Ничего особенного в нем не обнаружили, кроме наполовину стертых отпечатков пальцев. Их уже прогнали через идентификацию. Впрочем, они спокойно могут принадлежать какому-нибудь воришке, укравшему машину у похитителей.
— Ясно.
— Через полчаса прибудет самолет с досье на двоих мертвецов и людей, с которыми они были связаны. У одного из них есть брат — они вместе работали в одной группе в ночном клубе. Всего их там было четверо парней. Это может быть как раз наша банда.
— Банда музыкантов?
— Последнюю работу они потеряли в Тусоне две недели назад. Тот тощий мертвец, которого нашли, был наркоманом. Не знаю, кем еще он был, но эта привычка требует чертовски много денег. Его брат был дилером. Уже можно сделать предположение: у них не было работы и им срочно нужны были деньги.
— Вывод такой же скользкий, как семечки арбуза. Нужно что-нибудь понадежнее, Диего.
— Я и подхожу к этому, — мягко отозвался тот. — Мы раскусим их. Помнишь голос похитителя? В нем слишком много тщеславия. А когда ты встречаешься с любителем, думающим, что он разбирается в стратегии лучше Клаузевица, то перед тобой человек, который обязательно сделает ошибку. Вот когда он ее сделает, мы его и поймаем.
Оукли снял крышку сковородки, разлил вскипевшую воду по чашкам:
— Может быть. Но я уже не могу просто сидеть здесь и ждать. Позови кого-нибудь, чтобы он держал под контролем Адамса и Луизу. А мы с тобой давай поедем в этот призрачный город. Может, найдем что-нибудь, что они вчера просмотрели.
Час спустя, когда он уже был готов, чтобы ехать, зазвонил телефон. Оукли снял трубку и услышал слова, которые давно ожидал:
— Карл? Ты получил свое: рынок открылся Коннистоном.
— Хорошо. У тебя есть мои инструкции.
После этого Карлу пришлось сделать с дюжину телефонных звонков, чтобы привести машину в действие; теперь, когда все зашевелились, он обнаружил, что зациклился на меланхолическом похоронном настроении. Это было как первые раунды сражения в зале суда. После угрюмой ночи, полной страха перед аудиторией, он оказался наконец на арене; это подняло настроение, заставило четко работать мозги, разожгло его решимость и веру. До этого, пытаясь держать контроль над всем происходящим, он походил на человека со шляпой в руках на порывистом ветру. Риск казался огромным, задача — невыполнимой. Но теперь Оукли стал передвигаться уверенными твердыми шагами.