Марки королевы Виктории

– Итак, вы познакомились с ним шесть лет назад…

– Да. Тогда он уже жил на вершине холма какое-то время. Он – и эта ужасная Салли, его экономка. Помнится, в те дни мы находили очень смешным то, что мистер Старлинг поселился в усадьбе Кроуз-Нест. Но позже я пришла к выводу, что название усадьбы как нельзя лучше соответствует образу жизни ее хозяина. Как бы то ни было, поначалу мы его почти не видели. Он жил как отшельник. Прошло около года, прежде чем мы услышали от него хотя бы слово, так как до того он, проходя мимо нас по аллее, ограничивался кивком.

Неожиданно расположившиеся на полу собаки вскочили на ноги и навострили уши.

– Что, папочка идет? – спросила Хелен и открыла для них заднюю дверь. Они выбежали во двор и через несколько минут вернулись с Тоби Фицпатриком.

– Привет, – сказал он, останавливаясь в дверях. – Не знал, что у нас гости.

– Случилось нечто ужасное, Тоби, – сказала его жена, вставая со стула. – Это Кэти Колла – надеюсь, ты помнишь ее по вчерашнему вечеру? Оказывается, она служит в полиции. Она детектив. – Тоби открыл было рот, но прежде чем он успел что-либо произнести, его супруга быстро сказала: – Это касается Евы, дорогой. Евы Старлинг.

– Евы?

– Да, Евы. – Она говорила очень осторожно, взвешивая каждое слово и все время фиксируя его взглядом. – Случилось страшное. Еву Старлинг убили.

– Еву… убили? Это невозможно…

Их беседа с самого начала приняла странное одностороннее направление. Примерно так воспитательница в детском саду в присутствии гостя втолковывает своему питомцу некую важную истину. Собаки еще больше усиливали позиции Хелен. Усевшись у ее ног, они внимательно следили за изменениями, происходившими на лице ее супруга, словно намереваясь в критический момент вмешаться в ситуацию. Казалось, животные преотлично понимали, кто в этой паре главный. Фицпатрик слушал жену, механически подергивая себя за мочку левого уха, болезненно морщась и хмуря брови.

– Я видела ее, дорогой, – продолжала Хелен. – Вернее, ее голову.

– Что такое?

– Ее обезглавили. И ее голова валялась в пыли посреди аллеи. И я сама все это видела.

У Тоби Фицпатрика вылезли из орбит глаза, отвалилась челюсть, а кровь быстро отлила от щек, словно из него вынули затычку. Кэти вскочила с места и бросилась к нему, опасаясь, что он может лишиться чувств и упасть, но он быстро отступил к кухонной раковине, повернулся к ней и склонил над ней голову, после чего его основательно вытошнило. У Кэти сложилось впечатление, что Хелен своими отрывистыми, рублеными фразами, подчеркивавшими ужасный смысл сказанного, и зловещей интонацией чуть ли не намеренно вызвала у него шок. Или попыталась таким образом заткнуть ему глотку, заставить его замолчать. Возможно, он знал нечто не подходящее, по мнению хозяйки дома, для ушей Кэти?

Через некоторое время Тоби распрямился, перевел дух, включил воду, вымыл под краном лицо и вытерся бумажным полотенцем.

– Прошу меня извинить… прошу меня извинить…

– Бедняжка, – сказала Хелен. Она подошла к мужу и обняла его за плечи. Собаки тоже снялись с места и подбежали к супругам, норовя встать между ними. Хелен прикрикнула на них и приказала убираться.

– Это невероятно, – прошептал Тоби. Он повернул к Кэти серое лицо и вопросительно на нее посмотрел. – Неужели? Ее голова лежала?..

– Марианна в спальне наверху. Отдыхает, – сказала Хелен. – Она совершенно расклеилась. Мы будем ухаживать за ней, пока ей не станет лучше.

– Кто? Ах да… Марианна… понимаю.

– Что ж… – Хелен снова заговорила деловым голосом. – Кофе готов. Давайте сядем за стол. Есть что-нибудь еще, о чем вам бы хотелось нас расспросить, сержант?

Они прошли в гостиную и уселись за кофейный столик: Кэти с одной стороны, Фицпатрики – с другой. На столе в одной из стеклянных ваз вычурного дизайна стоял хорошо подобранный букет свежесрезанных цветов. Вазу в аналогичном стиле «Италла», как вспомнила Кэти, сотрудники подарили секретарше их отдела, когда та в начале года уходила на пенсию. Эти вазы являлись, пожалуй, самыми современными предметами обстановки в комнате. Все остальные вещи и предметы меблировки, хотя приличные и комфортабельные, насчитывали по меньшей мере пару десятков лет.

– Когда вы в последний раз видели Еву? – спросила Кэти.

– Две недели назад, – ответила Хелен. – Мы ходили к ней играть в теннис, как это было у нас заведено по уик-эндам. Я совершенно уверена, что на следующей неделе ее не видела, а в прошлое воскресенье, когда мы к ней пришли, Сэмми, открыв нам дверь, сказал, что она уехала на несколько дней в Лондон. Он добавил, что, несмотря на это, мы можем воспользоваться кортом, и мы им воспользовались.

– Вас не удивило, что она, зная о вашем приходе, не предупредила вас заранее о своем отъезде?

– О, ничуть. Уж такая она была. Стоило ей только вбить что-нибудь себе в голову, как она забывала обо всем на свете и стремилась побыстрей осуществить задуманное. Кроме того, мы с ней недостаточно были близки, чтобы обмениваться посланиями.

– Сэмми сказал вам, что она остановится в своей лондонской квартире?

– Да, он сказал, что она будет в Кэнонбери.

– Вам приходилось там бывать?

– Нет! Как я уже говорила, мы с ней не были друзьями. И я никогда не сопровождала Еву в ее лондонских поездках. – Хелен коснулась руки мужа: – Ты хорошо себя чувствуешь, дорогой?

Он кивнул и потянулся за своей чашкой кофе. Вид у него по-прежнему был потрясенный. Так и не взяв чашку, он опустил руку, повернулся к Кэти и спросил:

– Но почему? С какой стати с ней сделали такое?

– Этого мы не знаем, мистер Фицпатрик, – сказала Кэти. – Быть может, у вас есть по этому поводу какие-нибудь идеи?

– У меня? – Лицо Тоби исказилось от ужаса.

– Я хочу сказать, что вы, быть может, знаете кого-нибудь, у кого на Старлингов был зуб?

– Ага… да… я вас понимаю. Но, Господь свидетель, таких людей не знаю. Мы ведь не знаем таких, не правда ли, дорогая? – Он посмотрел на свою супругу, словно ожидая, что она придет к нему на помощь, подтвердит его слова. Хелен покачала головой.

Кэти переключила внимание на нее.

– Сэмми сказал вам, как долго она будет отсутствовать?

– Не помню. Но кажется, он что-то говорил об этом воскресенье. Вроде того, что она вернется к этому уик-энду и воскресная игра будет, как обычно, проходить с ее участием.

– Она обсуждала с вами свои поездки в Лондон? Говорила, что она там делает?

– Говорила, что ходит там по магазинам и смотрит заграничные фильмы. – Хелен пожала плечами.

– Вы ей верили?

– Ну, у нас не было причин ей не верить. Иначе говоря, она ни словом, ни намеком не давала нам понять, что ее, к примеру, ждет там приятель или какой-нибудь поклонник.

– Тем не менее подобная мысль, похоже, приходила вам в голову?

– Приходила, не скрою, но мы обсуждали такую возможность лишь для того, чтобы скоротать время и скрасить однообразие и скуку нашего здешнего существования, сержант. Ведь она была так молода и хороша собой… Но быть может, вы располагаете более детальной информацией по данному вопросу?

Кэти никак не отреагировала на эти слова и сказала:

– Значит, и прежде бывало, что она исчезала дня на три-четыре?

– Бывало.

– Она упоминала при вас имя какого-нибудь человека, с которым случайно встретилась в Лондоне или вместе ходила по магазинам?

– Нет, не упоминала. Конечно, мы пытались ее разговорить, но безуспешно. Мы с ней не настолько сблизились, чтобы она могла пускаться с нами в откровения. Кроме того, и мы сами, и наши заботы ее совершенно не интересовали. О своих же делах она нам никогда не рассказывала.

– Ваши слова обескураживают.

– Тем не менее это правда. Общение с ней требовало усилий, не так ли, дорогой?

Фицпатрик послушно кивнул.

– Вы вот сказали, что ваши заботы ее не интересовали. Следует ли из этого, что она, как и Марианна, здесь не прижилась? Что ее мучила ностальгия?

– Не думаю. Скорее это вопрос поколений. Ведь мы по возрасту годились ей в родители. Она просто не хотела перед нами раскрываться.