Рассказы (сборник)

— Это шутка? Ненавижу английский юмор. Фу, готовый порошок. Мне один чёрный парень говорил: кофе надо молоть самому. Должна быть эта штука… ручная мельница, — девушка забралась с ногами в профессорское кресло, обняв руками колени. Между худеньких ножек виднелась плохо выбритая промежность.

— Давайте так, — не оборачиваясь, произнёс Толкиен. — Будем считать, что вы отчаянно трусите, и поэтому ведёте себя вызывающе. Тем самым вы пытаетесь сломать те сценарии разговора, которые вы успели сочинить. И, как всякий неумелый сочинитель, надеетесь выйти из положения, нагромождая аффекты. Оскар Уальд был прав в одном: недостаток воображения — это грех. Я даже иногда думаю, что таков всякий грех. Во всяком случае, худшие вещи в мире порождены именно недостатком воображения. Например, фашизм. Или коммунизм. Или Реформация. Да и падение наших прародителей, если уж на то пошло, случилось по той же самой причине.

— Я вообще-то левая, — девушка рассеянно водила взглядом по потолку. — Даже хотела сделать себе на сиськах татуировки. Вокруг каждого соска красная звезда. Здорово? Я думаю, это очень сексуально, — жалобно добавила она.

— Вы опять за своё, — профессор ловко убрал с огня турку с поднимающейся шапкой бурой пены, — я же сказал, что нагромождение аффектов — это верный признак вялой фантазии, а в данном случае мне не хочется в это верить…

— Только не выгоняйте меня. Я никуда не пойду, — девушка сжалась в кресле. — У меня проблема, я приехала поговорить с вами о ней, и я не уйду просто так.

— Ну разумеется, не уйдёте. За этим вы и мокли под дождём, за этим и раздевались, за этим и вытирали ноги об эти свои штанишки. Кто же выбросит на улицу голую мокрую девушку? А в сумке, я так понимаю, лежит чистое и сухое? И складной зонт?

Девушка промолчала.

— Вы кладёте сахар в кофе? Я не кладу, — Толкиен разлил ароматный напиток по чашечкам. — Успокойтесь, я вас не выгоню. Но оденьтесь всё-таки. Я не ханжа, но я за соблюдение приличий.

— Нра-авственность, — забавно сморщила нос гостья. — Прили-и-ичия.

— Скорее уж, здравый смысл и серьёзное отношение к жизни. Наши предки, рыцари и разбойники, знали, что меч должен покидать ножны только в бою. Женское тело — тот же меч: оно создано Богом, чтобы поражать мужчину. В иное время его следует скрывать. Надеюсь, вы пришли сюда не для того, чтобы заняться, э-э-э, чем-то таким, для чего необходимо обнажиться?

— Бр-р-р! — девушка содрогнулась. — То есть я… ну это…

— Да, да, понимаю. У меня ещё осталось сколько-то мужского чутья, чтобы понять, что вы девственница. То наивное бесстыдство, с которым вы показывали мне себя, это подтверждает. Хотя и не делает чести вашей изобретательности. Видимо, вам кто-то сказал, что старики безопасны, но при этом их легко шокировать. Вот, возьмите, — он положил сумку на подлокотник.

— А вы не очень-то вежливы, — огрызнулась гостья, держа открытую сумку за ручки, и сосредоточенно вытряхивая себе на колени ворох разноцветного тряпья.

— Простите за бестактность, но вы тоже со мной не церемонились. Да, а где ваш автомобиль? Вы ведь приехали на автомобиле? Впрочем, наши местные нравы не успели испортиться окончательно. Скорее всего, вы можете не беспокоиться за сохранность своего имущества… Я, однако, никак не могу привыкнуть к женщинам за рулём.

— У нас без этого сложно жить, — пробормотала девушка, укутываясь в пушистый оранжевый халат. На её ногах болтались мягкие тапочки-котята с коричневыми плюшевыми ушками.

— Вот теперь другое дело. Можно и разговаривать… Возьмите вашу чашку.

— Вы прям Гэндальф, — впервые улыбнулась гостья и сделала глоток. — И чисто тут… — девушка одним движением скинула груду тряпок прямо на пол. — И кофе волшебный! — она заискивающе улыбнулась.

— Скорее уж, я похож на Шалтая-Болтая… Кофе как кофе. Всего лишь дополнительная ложечка харари, и кое-какие специи. На самом деле в этом магическом искусстве я полный профан. Моя Лучиэль обращалась с туркой и кофейником не в пример ловчее…

— Лучиэль? Это что, ваша… ой! — девушка еле успела подхватить коварно сползающий с плеч халат.

— Эдит, — сухо пояснил Толкиен. — Моя жена. Она умерла.

— Я знаю. Я про вас вообще всё знаю, — гостья неожиданно сменила тон, — ну, из того, что опубликовано было. Три месяца подряд читала муть всякую. Ну почему я никак не могу начать? Я прилетела в эту дурацкую Англию… извините, не дурацкую, конечно. Это мне сначала так показалось. Потом потусовалась в Лондоне, привыкла. Начала чего-то понимать. Англичане на самом деле прикольные, только это не сразу видно.

— Ничего. Обычная реакция американца. Привыкнуть — значит понять. Очень характерно. В то время как для человека культурного дело обстоит как раз наоборот: понимание начинается с удивления. Это сказал Аристотель.

— Я… я не очень хорошо знаю классику, — гостья слегка смутилась. — Аристотель — это который «Фауста» написал?

Толкиен не сдержался и фыркнул. Девушка не обратила на это внимания.

— Профессор, у меня проблема. Я могу поговорить о ней только с вами. Понимаете ли, вот в чём дело… Я — эльф.

Толкиен ничего не ответил.

— Я понимаю, как это звучит. Дурацки, да. К вам, небось, постоянно такие ходят. Начитались Книги, и теперь воображают себя… эльфами, гномами. Хоббитами там всякими. Но со мной всё по-другому. Я не тот случай. Я правда эльф. Понимаете?

— Пока что, — Толкиен аккуратно отставил чашечку с кофе, — я не знаю даже, как вас зовут. Мне ли судить о том, кто вы на самом деле?

— Ласталайка, — голос девушки дрогнул. — Это моё имя.

— Ласталайка… На квенье — «остроухая». Конечно, понимаю. Вы предпочитаете воображать себя эльфийской принцессой?

— Нет. Не принцессой… Я не знаю, кто я. Я только знаю, что я эльф… Понимаете, я жила… ну как такая обычная девчонка из провинции. Без странностей. Ну, то-сё, поехала учиться. У нас в кампусе Книга популярна, даже если кто не читал, всё равно знают. Знаете, "Фродо жив", и всё такое? Ну вот оно самое. С этого всё пошло.

— Простите, я плохо воспринимаю на слух ваш, э-э-э, американский язык, — Толкиен снова взял чашечку, и сделал крохотный глоток. — Пока что я понял следующее. Вы — студентка какого-то американского колледжа, которая прочитала мою скромную писанину. Вам понравилась книга?

— Ну-у… не то чтобы не понравилась… — девушка помолчала, потом, решившись, выпалила: — Можно честно?

— Можно? Скорее, желательно, — тон профессора, впрочем, стал чуть суше.

— Я не дочитала. Скукотища потому что. Вот.

Профессор хмыкнул.

— По крайней мере, вы откровенны, милая барышня…

— Только вы не подумайте чего, — на глазах девушки неожиданно выступили слёзы, — это я такая дура, а у нас все ребята и девчонки с ума сходили. Вот у меня подруга есть, Сара… той сны снятся про эльфов. Они с ней разговаривали на квенье. Вообще-то она еврейка, — некстати добавила девушка, — у неё всегда был интерес к своим корням, к предкам, всё такое. Это сейчас модно. Она мне рассказывала, когда учила этот свой иврит, ну у неё было такое чувство, как будто вспоминала. Как будто в детстве говорила на этом языке, но забыла, а теперь вспомнила. А потом то же самое говорила про эльфов. И квенью она выучила очень быстро. Тоже, говорит, идёт как родной язык. Говорит, в неё всё внутри перевернулось. Мне кажется, она слишком впечатлительная, — девушка вздохнула. — У меня ничего такого не было. А потом начались знаки. И получается, что я эльф. Такие вот дела. Я потом много про эльфов прочитала. И у вас, и вообще.

— Лучше бы вы читали учебники, милая барышня, — вздохнул профессор.

— Я читала учебники. Я по психологии специализируюсь. И хожу к психоаналитику, кстати.

— Какая гадость… и недешёвая к тому же?

— Мне родители оплачивают, — призналась девушка.

— Н-да. Вы, значит, отдаёте себе отчёт в том, что у вас есть родители, и они отнюдь не эльфы? Надеюсь, вы не воображаете себя приёмным ребёнком? Как я слышал, это распространённая фантазия…