Страница 4 из 45
Молчальники
Страсти по призыву коснулись и священства. На священников больше не распространяются отсрочки. Представители духовенства прокомментировали это довольно резко: по церковным канонам священник не должен брать в руки оружие. На возражение, что существует альтернативная служба и почему бы батюшке не поработать в больнице, был ответ: священников на приходах катастрофически не хватает, заменить их будет некем. Так что пусть уж остаются там, где они нужнее. С этим трудно не согласиться. Как и с тем, что так же остро не хватает сельских учителей и сельских врачей, на которых тоже с этого года не распространяются отсрочки. Да и младенцу, которому не исполнилось трех лет, хорошо бы расти при отце. Государство выступило в обычном для себя жанре, и удивляться тут нечему. Удивления достойно другое – ни о врачах, ни об учителях, ни о молодых отцах в публичных дискуссиях, которые велись в последние недели, речи не шло.
Представители церкви, к которым в основном и обращались за комментариями, говорили лишь о себе, о своем, о своих. Они молчали о том, что молодой мужчина в сельской школе – это такая экзотика и ценность, что беречь его надо как зеницу ока. Они и словом не обмолвились о том, что лишать семью отца ничуть не лучше, чем приход – настоятеля. Не касались различий в сроках между альтернативной и военной службой. Казалось бы, ну а почему священнослужители должны об этом говорить – разве это их дело?
Самое прямое. Это ведь те, кто называет себя отцами и пастырями. И российские граждане, две трети которых считают себя православными, как раз их паства. А значит, нравственное состояние россиян должно волновать духовенство буквально по долгу службы. Тем не менее я не могу вспомнить, когда в последний раз священник открыто, в публичном пространстве высказывался на острые этические темы. Когда наше духовенство обсуждало не вредоносность Гарри Поттера, Мадонны и межэтнических браков, а говорило о больном и насущном? Например, напоминало чиновникам, что брать взятки – грех. Или во всеуслышание заявляло, что убивать на улицах людей за цвет кожи и разрез глаз – не по-христиански. Когда выступило против очевидных, к небу вопиющих несправедливостей, которые случаются в нашей стране каждый день? Печальная судьба отца Сергея Таратухина, назвавшего Ходорковского политзаключенным и поплатившегося за это саном, известна, и нет! я не призываю батюшек к мученичеству. Есть великое множество вопросов и проблем, лежащих за пределами политики. И возможно, они разрешились бы гораздо быстрее, напоминай наши священники вслух, упрямо и терпеливо, что такое хорошо и что такое плохо. С любовью к этому миру, конечно, а не с праведным гневом. Но пастыри молчат. Молчит не только белое духовенство, молчат и епископы, у которых ни семьи, ни детей и которым, казалось бы, чего бояться? Что терять? Но пока они боятся потерять что-то свое, они теряют вверенные им души.
Грех – не беда
Случилось событие исключительной важности. В свет вышла первая за последние десятилетия непереводная светская сказка об искушении, соблазне и бесах. Не придурковатых фольклорных чертиках, а самых настоящих бесах – умных обманщиках, сражающихся за человеческую душу. Сказка называется «Агата возвращается домой» (М.: Гаятри). Сочинила ее писатель Линор Горалик.
Сюжет: девочка Агата сидит дома одна и от скуки решается на то, что запрещено ей строго-настрого, – выйти в лес, отмерить ровно сто шагов вперед и сто обратно. И так немного развлечься. На 62-м шаге Агата скользит и летит в яму. Где и встречается с бесенком. Косматый, пахнущий псиной, по-своему даже милый бесенок обещает показать девочке место, где спрятан клад, но, конечно, обманывает и привозит Агату на собственной спине (привет Гоголю и Булгакову) к своему «папе», человеку в серой меховой шубе. Совершенно нестрашному. Агата играет с «папой» в ладошки и чувствует себя так хорошо и такой умницей, как никогда и ни с кем. Лишь под конец истории Агата понимает, что игры с дьяволом смертельно опасны. Линор Горалик изящно, культурно и без дидактического нажима на пальцах показывает, что такое грех, как он сладок и как с каждым шагом в лес все труднее и невозможнее вернуться назад, домой. Не к святости, а просто к нормальной, не траченной ложью жизни.
Линор Горалик заговорила на темы, которые в современной русской литературе практически не обсуждаются. (Исключения есть, но их ничтожно мало.) Даже лучшие из наших авторов пишут о чем угодно – о том, как и кого перемололи «нулевые», или наоборот, девяностые, или сталинский террор, или чеченская война. Они любуются переливами русской речи, конструируют лихие сюжеты. Сокрушаются об отсутствии исторической ответственности у наших политиков и исторической вины у народа. И молчат о личной вине.
У их героев множество проблем – с самореализацией, работой, бизнесом, женами, любовницами, детьми, друзьями… Только не с совестью. Никто из них не переживает собственные слабости, предательства, измены как трагедию. Всем этим вымышленным менеджерам, бизнесменам, революционерам, сценаристам, каменщикам, переводчикам неведома внутренняя борьба. Потому что ни в какую борьбу они и не вступают, охотно принимая человека в косматой шубе за партнера и старшего товарища. Никто из нынешних писателей (да и режиссеров) не описывает грех как нарушение нормы, потому что представления об этой норме стали так восхитительно расплывчаты и неточны. Жизнь, знаете ли, сложнее… Ни «Анны Карениной», ни «Бесов» не может появиться сегодня не потому, что нет Толстых и Достоевских, а потому, что нет авторов, готовых пережить падение своего героя как катастрофу.
Точно малые дети, современные художники зажмуриваются как раз в этом месте. Ну, кроме Линор Горалик. Но и она, конечно, недаром заговорила о механизмах искушения и дьяволе на языке архаичного жанра – сказки, словно бы понимая: в нормальном романе говорить об этом неловко. Немодная какая-то тема.
Обмену не подлежит
Воскреситель из мертвых Григорий Грабовой был признан виновным в мошенничестве и приговорен к 11 годам тюрьмы. С Грабовым, мошенником в особо циничных размерах, который пытался заработать на отчаянии людей, все в общем понятно. Гораздо непонятней и печальней то, что, как утверждали на суде адвокаты, у многих клиентов претензий к целителю нет. Значит ли это, что их умершие родственники воскресли? Нет, конечно, скорее это значит, что вера этих людей в способности Грабового не поколебалась. Не исключено, что они все еще надеются.
Протест против смерти, жажда соединиться с тем, кого ты любил, – естественны. Эти чувства настолько сильны, что рациональные доводы перед ними отступают. Это те самые струны, игра на которых (кто бы ни садился за инструмент!) неизменно извлекает музыку, пронимающую до слез. Именно эта музыка сделала безумный рейтинг сайту «Одноклассники». И именно она звучит крещендо в популярной программе «Жди меня».
Чего хотят все эти люди, пишущие на сайт программы? Воскрешения из мертвых. Внезапное исчезновение родственников – трагедия, но не об историях «ушел и не вернулся» сейчас речь. Ни в коем случае. Потому что кажется, гораздо больше в «Жди меня» тех, кто надеется поменять собственную судьбу. Кто упрямо верит, что если бы в нужный день и час не ушел поезд, не вспыхнула ссора, не пришлось переехать в другой город, если бы двадцать или даже пятьдесят лет назад удалось вовремя промолчать, уговорить, не хлопнуть дверью – жизнь потекла бы по-другому. Она уж точно сложилась бы лучше и получилась бы счастливой и светлой.
Вот женщина, которая разошлась с мужем и не видела его тридцать лет, вдруг начинает розыски. Мужа находят. Искалеченного, живущего в приюте, на костылях, с лицом запойного алкоголика. Сам себе он точно давно не нужен. А ей? Искала-то она красавца тридцатилетней давности, а не инвалида, изувеченного своей непутевой жизнью. Конечно, она забирает его к себе, говорит ему ласковые слова, но он ее словно бы и не слышит. Возможно, со временем отогреется и все же услышит, возможно, все как-то сложится, но уж точно сложится совсем не так, как сама героиня мечтала и рассчитывала. Мертвые не воскресают!