Случайный попутчик

В ответ Принцессе Неспящая презрительно фыркнула. И Кадет – ну, раз Неспящая так уверена! – заносчиво усмехнулся: тоже мне, чем десантника- изыскателя напугала!?

И в тот же вечер Монах и Принцесса полетели на Каменные Земли, на сутки, с длинным списком необходимых вещей и поручений, оставив все-таки слегка трусившего Кадета с Малышом: еще рано было ломать режим Малыша, поднимать его на километровую высоту и трясти на ветрах Внешнего Моря – очень вредно для восьмимесячного.

За три недели, проведенные рядом, Малыш, по-матерински смуглый, большеголовый темноволосый упругий увалень, совершенно привык к Кадету. Улыбался ему во весь свой слюнявый рот, открывая первые четыре зуба, тараща яркие серые глазенки, что-то бубнил и гукал у него на руках, с удовольствием путал и рвал волосы на голове Кадета. Малыш уже многое ел со взрослого стола, был довольно покладист, и обожал массаж в исполнении Кадета. Впадал в блаженный безмятежный сон.

А первый раз Кадету пришлось взять Малыша на руки ночью, две недели назад, когда он, перебудив всех, расхныкался и за считанные часы сотворил трехдневную кучу перепачканного белья для приходящих прачек. Диагностическая перчатка легко подсказала – «Боль. Симметричные повреждения на нижней челюсти. Воспалительный процесс. Причина неизвестна». Разумеется, «причина неизвестна» – перчатка ничего не знала о грудных детях. Зато знала Принцесса.

– Это зубы режутся. Потерпит. Чуг должен уметь терпеть. И молча.

Монах и Кадет переглянулись.

– Полечи его! – попросил Принцессу Монах. – Боль не может быть полезной. Я знаю.

– А я знаю, что боль учит думать,- резко возразила Принцесса. – Идите спать!

– Боль учит неправильно думать,- возразил Монах. – Я знаю!

То, как Принцесса произнесла «Идите спать!», очень не понравилось Кадету. И еще его неожиданно обидело то, что Принцесса легко, двумя словами отстранила его и Монаха от проблем Малыша. Это не справедливо! Поэтому он наклонился над кроваткой и первый раз взял Малыша на руки. Невесомый!…

– Положи его, Каддет!

– А как я заслужу доверие твоего сына, если не буду помогать ему, Стрела? – по подсказке Неспящей обронил Кадет. – Вспомни, как я приобрел твое доверие, принцесса Гигар?

Ей нечего было возразить, она резко повернулась к ним спиной и ушла в гостиную.

Во время массажа, ставшего с того дня ритуальной утренней процедурой, поглаживая и слегка сминая крепенькое тельце, руки Кадета непроизвольно двигались над каналами меридианов ребенка, чуть задевали его чакры, и, как ни старался Кадет избежать этого необязательного явления, между ним и Малышом возникала синхронизация аур. И это втайне ему было приятно. Неспящая со стороны насмешливо посматривала на Кадета. «Ты сама еще будешь его облизывать! Дай только срок», – огрызался на нее Кадет.

Эту ночь, отправив домой глуповатую няньку, он спал около кроватки Малыша, спал как на ответственном дежурстве, сторожа движения и попискивания ребенка, дважды сменил мокрые прокладки, напоил водой… Малыш доверялся ему – в руках Кадета он не просыпался, не сердился, не плакал, только терпеливо вздыхал и кряхтел, когда оказывался в подвешенном положении. «Правильно, что его оставили дома… Вестибуляр и гироскопы у него еще не созрели… А я – няня!… Вот уж о чем не догадывался…» И Кадет был не против. Ему нравился запах Малыша, мягкий, обволакивающий, чуть горьковатый, напоминающий мяту. Ему очень хотелось, расположив левую ладонь над головкой Малыша и уйдя в транс, впустить в себя его быстрые запутанные сны, распутать их, чтобы их потаенный смысл стал понятен Малышу – сделать первый шаг к развитию интуиции Малыша, но без разрешения Принцессы Кадет не смел сделать это. Ведь это – базовая инициация. Вторжение. Изменение Судьбы. Только Стрела имеет на это право, естественное право матери. А у Кадета не было уверенности, что она захочет поручить ему это. Сделает сама. Изменит Судьбу Малыша на свой лад.

Малыш встревожено засопел. Кадет накрыл ладонью его ручку, выпроставшуюся из-под одеяла, осторожно согрел. Малыш успокоился. «Неужели он почувствовал, что я думал о нем? – озадачился Кадет. – Я ничего не знаю о детях…».

«Если так сложится, что я здесь застрял навсегда, – подумал, окончательно проснувшись в конце ночи, Кадет, – правильней всего будет, если я, лет через пять, начну обучать Каддета на изыскателя- десантника. Выбора нет: на Гиккее еще сотни лет богат и властен будет тот, у кого в руках окажутся минеральные ресурсы. И технологии. А в этом случае понадобится и умение защищаться и нападать. А быть ли ему при этом Императором чугов решат его Судьба и мать. Его мать…»

С рождением Малыша она снова изменилась. В ней, заметил Кадет, все чаще легко и внезапно, без усилий прорезывалась прежняя властная и гордая принцесса Гигар. Пока только в интонациях – иногда она произносила слова голосом Стрелы-Принцессы, а иногда – принцессы Гигар, Вождя.

«Ограненный сапфир. Ты сам этого хотел»,- хмыкнула Неспящая.

Умывание и завтрак прошли вполне благополучно. Прохладная водичка, разминка с потягиваниями и перекатываниями, плошечка теплой зерновой каши, ложечка меда, чашечка материнского молока, оставленная Принцессой, снова умывание… Оделись по погоде, вышли на крыльцо дома под навес. Тепло. Мокрая почва… Мокрые камни… Легкая испарина дождевого тумана над затуманившимся первыми листочками садом… Размытые тени двух женщин в саду – наемных работниц, обрабатывающих грядки с первыми всходами…

– Это – дождь! – сказал Кадет по гиккейски, подставив ладонь под частые капли с навеса крыльца так, чтобы брызги попали на лицо Малыша, и он зажмурился и нахмурился. – Это – дождь! – повторил Кадет на лингве, абсолютно точно зная, что услышанное навсегда запало в память ребенка Принцессы.

– Как дела, Каддет? Вы проснулись? – позвонив, спросила Принцесса слегка обеспокоенным голосом. – Ах, да! Привет, няня-Каддет!…

– Привет! Мы поели и гуляем, Стрела,- ответил Кадет. – Докладываю, ночь прошла без происшествий. Мы всем довольны. У нас идет дождь. Вы долетели?

– Да. Мы уже в «Робинзоне», говорю из рубки. Тебе ничего не привезти дополнительно к списку?

– Пожалуй, нет. На обратном пути взгляните на карниз Крепости… хотя, конечно, времени прошло мало, но… И еще, Стрела. О монетах. Сделай и привези качественные, портретные сканы и голограммы своего красивого личика. Покривляйся перед камерой. Это мне понадобится, чтобы нарисовать твой профиль для монет. Ты ведь не передумала?

– Не передумала,- засмеялась Принцесса.- Я все больше хочу иметь свои деньги. Я подумала – почему только золотые монеты? Потому что оно у нас есть? Это ты всегда платишь золотом, богатей. А нужны и серебряные – они ведь больше в ходу. Нам надо найти Сокровищницу Императрицы, Каддет! Отец жаловался, что она забирает себе половину всего серебра Империи – она любила серебряную посуду. Я помню. Кубки, чаши, тарелки… еще огромные подсвечники, знаешь такие… стояли на полу.

– У них были раздельные Сокровищницы?

– Конечно!

– А почему?

– Не знаю, так у нас заведено. У чугов.

– А кто может знать, где ее Сокровищница, Стрела? Есть идеи?

– Пока нет. Ну, хорошо, позвоню вечером. До связи, Каддеты! – откликнулась она очень довольным тоном.

– Все нормально, Малыш, у мамы все нормально, – прогудел Кадет, уткнувшись носом в капюшон ребенка, и тот ответил ему движением головы.

Вечером Принцесса снова позвонила.

– Спит?

– Недавно уснул. Сейчас у него быстрые сны, бежит куда-то.

– Ты устал?

– Нет, совсем не устал, – честно ответил Кадет. – Но отчасти понял, почему женщины такое большое значение придают мелочам. И одним взглядом все замечают.

– И почему же? – хихикнув, спросила Принцесса, наверное, угадывая ответ.

– Уход за ребенком… Там нет мелочей… И зрение у женщин охватное, а не туннельное, как у мужчин.

– Что же у тебя не получилось, няня?

– Не скажу. Буду брать у тебя уроки, Стрела.