Случайный попутчик

Воитель Императора, переодетый мечником, сбросил шлем, щит и утяжеленный нагрудник себе под ноги, когда вода дошла ему до пояса. Жаль было терять нагрудник стеррской работы – подарок последнего любовника, но он догадывался, что вода поднимется еще выше – не стали бы гили скрывать эту уловку с водой так тщательно, долго и терпеливо, если бы не были уверены, что ее хватит на всю армию Императора. Большой боевой кинжал с позолоченной рукояткой в форме восставшего мужского корня, подарок матери, он оставил при себе, для защиты: вокруг то и дело солдаты пускали в ход оружие. Этим кинжалом он только что убил одного из семи своих адъютантов, которого давно подозревал в излишней преданности Императору и который не поторопился выполнить приказ – спасаться в одиночку. Остался рядом. Зная Императора, иметь такого человека за спиной – верх легкомыслия.

Спасись, спастись – все мысли Воителя сейчас сосредоточились на этом желании, и, продираясь сквозь тесные мечущиеся в разные стороны отряды обезумевших воинов к стене кратера и убивая мешающих ему, а достигнув стены, мелкими шагами – то наступая на мягкие тела утонувших, то проваливаясь в воду с головой – он медленно и упрямо добрался до крутого обреза чаши кратера на краю Пограничных ворот. Прямо перед ним что-то невидимое и не слышимое разорвало сразу двух воинов, помогавших друг другу взобраться на обрез кратера. И Воитель не заторопился карабкаться наверх, по трупам, а спрятался за мертвыми телами разорванных на части солдат, во множестве плавающих вокруг. Разрываемые какой-то непонятной силой, они даже уже мертвые продолжали истекать кровью, насыщая ее цветом воду вокруг себя. Так умерла Великая Старуха, вспомнил Воитель, тоже залив своей кровью все вокруг. На стороне гилей какая-то новая сила, понял он. Это надо признать и изменить правила войны и жизни. Но Император не сможет измениться, и не захочет ничего менять. Значит, Император ответит за эту кровь, за гибель Армии, бесчувственно, как и полагается хорошему стратегу, подумал Воитель. Я побоялся поддержать принца Гигар, когда он говорил о возможности такого исхода решающей битвы с хитроумными гилями, так пусть Император ответит и за мой страх.

Армия погибла, понимал Воитель, стоя по горло в холодной крови на телах солдат, захлебнувшихся этой кровью. И дело не только в тысячах утопленных, словно они были беспородными щенятами, солдат и брошенном Армией, годами накопленном оружии, а в поражении духа чугов. Последнее такое поражение случилось век назад. Сколько лет понадобится Империи теперь, чтобы заново взрастить прежнюю ярость и бесстрашие? Если Судьба сохранит мне сегодня жизнь, Император ответит, знал Воитель.

Он простоял в холодной смеси крови и воды до самой темной части ночи, прежде чем начал осторожно и осмотрительно карабкаться через вал мертвых тел погибшей великой Армии чугов.

А тем временем на карниз переставшей огрызаться Крепости безо всякой команды вышло множество ее защитников, начальников и рядовых – такое страшное и торжественное зрелище, которое разворачивалось под ними, можно увидеть один раз в жизни. Они и смотрели, как один чуг топит другого, чтобы встать на его труп, вытягивая шею и задирая голову, а стоящий рядом вскрывает ему горло, чтобы на его теле приподняться повыше. Сегодня они победили, это почувствовали все. Наверное, они смогут победить и завтра. Никто, даже генерал Варра, еще не понимал, что они победили навсегда.

Вечером того же дня, когда в Армии чугов все, кому было суждено утонуть, быть затоптанным ногами, задушенным давкой, зарезанным товарищами и убитым защитниками Крепости – когда все они успокоились на дне новообразовавшегося озера, а другая, гораздо меньшая, спасшаяся часть Армии, без брошенного в воду оружия и доспехов отбежала в осадный лагерь, ощущение окончательной победы Королевства и конца войны тоже еще ни к кому не пришло – ни чугам, ни гилям. Воинов Короля сыто покормили, провели замену некоторых отрядов на карнизе Крепости, приказали готовиться к утреннему штурму. Воины подтягивали тетивы луков и арбалетов, сильно вытянувшихся за этот длинный день, запасались стрелами и болтами, зарядами и кольями для баллист и требушетов, и они делали эту привычную работу с каким-то новым веселым азартом, и много говорили о том, как при следующем штурме они встретят врага.

Лорд Барк, получая доклады от лорда Чиррера («Королевская Крепость не имеет разрушений, мой лорд!»), от генерала Варра («Убитых сто шестьдесят человек, пустяки, и какой боевой дух, Барк! Я отправил всех спать!), от лорда Интенданта («Пищи осталось на один месяц, мой лорд»), тоже не сразу осознал величие случившегося.

В сумерках, распустив штаб на отдых, он в одиночестве поднялся на карниз Крепости, окинул взглядом вид затопленного кратера и впервые за долгие месяцы почувствовал уверенность в будущем. «Мы выдержим и еще один подобный штурм». – понял он, и к нему пришло чувство облегчения. С этим чувством он лег спать, с ним же очень рано, на тихом розовом прохладном рассвете, проснулся, счастливо потянулся, заметив, что голова не болит и, не завтракая, заспешил на карниз Крепости. Во внутренних гулких коридорах Крепости кроме часовых никого не было, из полуоткрытых дверей казарм доносился храп спящих, в штабной комнате, пригревшаяся в лучах Светила, чирикала птица в клетке.

На карнизе сонные дозорные отдали ему честь. Прямо около требушетов и баллист вповалку спали воины из их обслуги.

Не гладкое озеро под ним не светилось голубым отраженным цветом неба. Оно было бугристым и грязно-серого цвета – это начал всплывать труп армии чугов, понял лорд Барк. Несколько живых полуголых чугов цеплялись за неровности на боковых стенах кратера, и только. Из устьев труб слабыми струйками вытекала вода. «Надо отдать распоряжение, чтобы закрыли шлюзы, – подумал лорд Барк. – Надо узнать, что творится в лагере у чугов». Позади раздалось привычное утреннее покашливание генерала Варра – трое адъютантов на руках вынесли кресло генерала, установили на карнизе. Подозрительно осмотрев озеро и стены кратера, генерал поднес к глазам бинокль.

– Ты хорошо сегодня спал, лорд Барк? Я спал очень хорошо. Послушай, Барк! Второго штурма, похоже, не будет – по такому озеру им к нам просто не подобраться. Интересно, сколько мы их утопила, а? Какие сигналы подавал мастер Каддет? – спросил он дозорных.

– Сигналов не было, лорд генерал Варра, – ответил один из дозорных. – И вечером тоже не было.

– Поднимите три зеленых пузыря! – приказал генерал. – Мы победили, а, Барк?

Королевская Крепость так и не дождалась ответного сигнала мастера Каддета. Только через одиннадцать дней – после того, как, излишне осторожничая, убедились, что остатки армии чугов, побросав множество палаток и повозок, ушли в сторону Империи, после того, как пробили в боковой стене кратера сливное отверстие, и загнившая вода со дна кратера почти полностью слилась, после того, как, зажимая носы от вони разлагающихся трупов, слегка обследовали кратер, а смельчаки мастера Кьюррика взобрались на смотровую площадку крайнего левого утеса Пограничных ворот, только после этого стало ясно, что мастер Каддет исчез без следа: из его укрытия, залитого кровью, в штаб лорда Барк скалолазы мастера Кьюррика принесли мешок с разнообразными мелкими вещами и остатками еды, лук с оборванной тетивой и пустой колчан. Под утесом они насчитали четырнадцать трупов чугов: зарезанных, удушенных, убитых мечом и с проломленными головами, там же лежал большой молоток с меткой мастера Каддета. А тела не было, не нашли.

А тело мастера Каддета в это время нежилось в бассейне «Робинзона», его язык наслаждался вкусом крем-брюле, а слух – любимой мелодией. У него было великолепное настроение, можно даже сказать – праздничное: во-первых, для всех, кроме Принцессы и Монаха, он исчез – пропал без вести, умер, был убит? Во-вторых – он свободен делать все, что ему заблагорассудится, и никому ничем не обязан, в-третьих – разведывательная вылазка на незнакомый континент в южном полушарии Гиккеи оказалась не напрасной: в неудобных и мокрых местах этого континента он нашел хром, молибден и полиметаллы. Руды залегали глубоко, и рядом копошилась какая-то примитивная жизнь, но все это были сущие пустяки. Холодные Земли – назвал он этот континент.