Спартак

— Смотри, смотри, как весел оратор Квинт Гортензии, — сказал Курион, как бы желая дать другое направление разговору. — Должно быть, он радуется отъезду Цицерона: теперь у него нет соперников в собраниях на Форуме.

— Ну что за трус этот Цицерон! — воскликнул Катилина. — Как только он заметил, что попал у Суллы в немилость за свой юношеский восторг перед Марием, он немедленно же удрал в Грецию!

— Скоро два месяца как его нет в Риме.

— Мне бы его красноречие! — прошептал Катилина, сжимая мощные кулаки. — В два года я стал бы властителем Рима!

— Тебе не хватает его красноречия, а ему — твоей силы.

— Тем не менее, — сказал с задумчивым и серьезным видом Катилина, — если мы не привлечем его на свою сторону, — а это сделать нелегко при его мягкотелости: Цицерон весь пропитан перипатетической философией[115] и ослабляющими дух платоновскими добродетелями, — то в один прекрасный день он может превратиться в руках врагов в страшное орудие против нас.

Трое патрициев умолкли.

В эту минуту толпа, окружавшая портик, немного расступилась, и показалась Валерия, жена Суллы, в сопровождении нескольких патрициев, среди которых выделялись тучный, низкорослый Деций Цедиций, тощий Эльвий Медулий, Квинт Гортензий и некоторые другие. Валерия направилась к своей лектике, задрапированной пурпурным шелком с золотой вышивкой; лектику держали у самого входа в портик Катулла четыре могучих раба каппадокийца.

Выйдя из портика, Валерия завернулась в широчайший паллий из тяжелой восточной ткани темно-голубого цвета, и он скрыл от жадных взглядов пылких поклонников те прелести, которыми так щедро наделила ее природа и которые, насколько это было дозволено, Валерия выставляла напоказ внутри портика.

Она была очень бледна, взгляд ее больших широко открытых черных глаз оставался неподвижным; ее скучающий вид казался странным для женщины, вышедшей замуж немногим больше месяца назад.

Легкими кивками головы и кокетливой усмешкой отвечала она на поклоны собравшихся у портика патрициев и, скрывая под милой улыбкой зевоту, пожала руки двум щеголям — Эльвию Медулию и Децию Цидицию. Это были две тени Валерии, неотступно следовавшие за ней. Конечно, они никому не пожелали уступить честь помочь ей войти в лектику. Усевшись в ней, Валерия задернула занавески и знаком приказала рабам двинуться в путь.

Каппадокийцы, подняв лектику, понесли ее; впереди шел раб, расчищавший дорогу, а позади следовал почетный конвой из шести рабов.

Когда толпа поклонников осталась позади, Валерия вздохнула с облегчением и, поправив вуаль, стала смотреть по сторонам, окидывая унылым взглядом то мокрую мостовую, то дождливое серое небо.

Спартак стоял вместе с Криксом позади толпы патрициев; он увидел красавицу, которая поднималась в лектику, и сразу узнал в ней госпожу своей сестры, его охватило какое-то необъяснимое волнение. Толкнув локтем товарища, он шепнул ему на ухо:

— Погляди, ведь это Валерия, жена Суллы!

— Как она хороша! Клянусь священной рощей Арелата, сама Венера не может быть прекраснее!

В этот момент лектика супруги бывшего счастливого диктатора поравнялась с ними; глаза Валерии, рассеянно смотревшей в дверцу лектики, задержались на Спартаке.

Она почувствовала какой-то внезапный толчок, как от электрического тока, и вышла из задумчивости; по ее лицу разлился легкий румянец, и она устремила на Спартака черные сверкающие глаза. Когда лектику уже пронесли мимо двух смиренных гладиаторов, Валерия раздвинула занавеси и, высунув голову, еще раз посмотрела на фракийца.

— Ну и дела! — крикнул Крикс, заметив несомненные знаки благоволения матроны к его счастливому товарищу. — Дорогой Спартак, богиня Фортуна, капризная и своенравная женщина, какой она всегда была, схватила тебя за вихор, или, вернее, ты поймал за косу эту непостоянную богиню!.. Держи ее крепко, держи, а то она еще вздумает убежать, так пусть хоть что-нибудь оставит в твоих руках. — Эти слова он добавил, когда повернулся к Спартаку и заметил, что тот изменился в лице и чем-то сильно взволнован.

Но Спартак быстро овладел собой и с непринужденной улыбкой ответил:

— Замолчи, безумец! Что ты там болтаешь о Фортуне, о каком-то вихре? Клянусь палицей Геркулеса, ты видишь не больше любого андабата!

И, чтобы прекратить смущавший его разговор, бывший гладиатор подошел к Луцию Сергию Катилине и тихо спросил его:

— Приходить ли мне сегодня вечером в твой дом, Катилина?

Обернувшись к нему, тот ответил:

— Конечно. Но не говори «сегодня вечером», — ведь уже темнеет: скажи «до скорого свиданья».

Поклонившись патрицию, Спартак удалился, сказав:

— До скорого свиданья.

Он подошел к Криксу и стал что-то говорить ему вполголоса, но с большим воодушевлением; тот несколько раз утвердительно кивнул головой; затем они молча пошли по той дороге, которая вела к Форуму и к Священной улице.

— Клянусь Плутоном! Я окончательно потерял нить, которая до сих пор вела меня по запутанному лабиринту твоей души, — сказал Бестиа, изумленно смотревший на Катилину, который фамильярно беседовал с гладиатором.

— А что случилось? — наивно спросил Катилина.

— Римский патриций удостаивает своей дружбой презренную и низкую породу гладиаторов!

— Какой срам! — саркастически улыбаясь, сказал патриций. — Просто ужасно, не правда ли? — И, не дожидаясь ответа, добавил, изменив и тон и манеры: — Жду вас сегодня у себя: поужинаем, повеселимся… и поговорим о серьезных делах.

Направляясь по Священной улице к Палатину, Спартак и Крикс вдруг увидели изысканно одетую молодую женщину, которая шла с пожилой рабыней, а за ними следовал педисеквий. Она появилась с той стороны, откуда шли гладиаторы.

Женщина эта была необыкновенно хороша собой, хороши были рыжие волосы, белоснежный цвет лица, хороши были большие глаза цвета морской волны. Крикс был поражен и, остановившись, сказал, глядя на нее:

— Клянусь Гезом, вот это красавица!

Спартак, грустный и озабоченный, поднял опущенную голову и посмотрел на девушку; та, не обращая внимания на восторги Крикса, остановила свой взгляд на фракийце и сказала ему по-гречески:

— Да благословят тебя боги, Спартак!

— От всей души благодарю тебя, — слегка смутившись, ответил Спартак. — Благодарю тебя, девушка, и да будет милостива к тебе Венера Гнидская!

Приблизившись к Спартаку, девушка прошептала:

— Свет и свобода, доблестный Спартак!

Фракиец вздрогнул при этих словах и, с изумлением глядя на собеседницу, нахмурив брови, ответил с явным недоверием:

— Не понимаю, что означают твои шутки, красавица.

— Это не шутка, и ты напрасно притворяешься. Это пароль угнетенных. Я куртизанка Эвтибида, бывшая рабыня, гречанка, — ведь и я тоже принадлежу к угнетенным… — И с чарующей улыбкой взяв большую руку Спартака, она ласково пожала ее своей маленькой, нежной ручкой.

Гладиатор, вздрогнув, пробормотал:

— Она произнесла пароль, она знает тайный пароль…

С минуту он молча смотрел на девушку; в ее улыбке было выражение торжества.

— Итак, да хранят тебя боги! — сказал он.

— Я живу на Священной улице, близ храма Януса. Приходи ко мне, я могу оказать тебе небольшую услугу в благородном деле, за которое ты взялся.

Спартак стоял в раздумье, она настойчиво повторила:

— Приходи!..

— Приду, — ответил Спартак.

— Привет! — сказала по-латыни куртизанка, сделав приветственный жест рукой.

— Привет! — ответил Спартак.

— Привет тебе, богиня красоты! — сказал Крикс, который при разговоре Спартака с Эвтибидой находился на некотором расстоянии от них и не спускал глаз с прелестной девушки.

Он замер неподвижно, глядя вслед удаляющейся Эвтибиде. Неизвестно, сколько времени он простоял бы в таком оцепенении, если бы Спартак не взял его за плечи и не сказал:

— Ну, что же, Крикс, уйдешь ли ты наконец отсюда?

Галл очнулся и пошел рядом с ним, то и дело оборачиваясь. Пройдя шагов триста, он воскликнул:

115

Перипатетическая философия — то есть философия Аристотеля и его школы, которая получила это название оттого, что Аристотель излагал свои мысли, прогуливаясь с учениками в саду Ликея (перипатетик — по-гречески «прогуливающийся»).