Стальное зеркало

— Почему вы так полагаете? — Папский секретарь и сам разделял это мнение. Даже кошки и собаки могут ужиться вместе, но вот Корво с Орсини на одно поле лучше не выпускать даже в гербе — они и там найдут случай и повод самим передраться и все вокруг разнести.

Как заклятье какое-то на стране — в каждом городе враждуют семейства… Вот синьор Бартоломео ученый человек, тихий, дома не живет, ни в чем не участвует, а и его за последние десять лет трижды зарезать пытались. Потому что он — Петруччи, и кровным врагам его дома безразличны его занятия.

— Союз медведя и ворона, понимаете ли, удивительно похож на басню о дружбе лисы и журавля. Там, как помните, попытки угостить друг друга наилучшим образом привели только к ссоре. А если уж двум столь разным существам от природы начертан несовместимый образ жизни, то, право слово, вражда и то более полезна, чем попытки ужиться под одной крышей.

— Но чем же может быть полезна вражда?

— Тем, что открытым врагам тяжело случайно оказаться рядом друг с другом в неудачное время. А вот с людьми, формально принадлежащими к одному семейству, мессер Бурхард, это происходит постоянно.

— Вы совершенно правы, — кивает папский секретарь. — Дом, разделенный в основе своей, обречен.

— Во всяком случае, обречен на ссоры.

— Это я, разумеется, и имел в виду. Пока же можно поздравить детей Его Святейшества с новыми родственниками и уповать на лучшее. Может быть, Господь будет милостив к бракам, заключенным в этом году, а если не Он, так небесные светила…

— Небесные светила не бывают милостивы. Они — механизм, не обладающий волей. Уповать же на Господа уместно всегда. Кстати… нам это милосердие тоже потребуется. Я уверяю вас, эта дорога не протрезвеет до самого Формелло.

— Не согласитесь ли вы, синьор Петруччи, составить мне компанию в пути? Карета не так уж плоха, лошади сильны и кучер вполне толковый, а мы могли бы скрасить дорожные неприятности беседой…

— Я предложил бы вам быть моим гостем, но наверное, вам удобнее в вашем собственном экипаже. Я с удовольствием приму ваше предложение, мессер Бурхард.

По правде говоря, папский секретарь весьма торопился в Рому, и когда спутник сказал, что вполне готов ехать всю ночь, не останавливаясь на очередном постоялом дворе, необычайно обрадовался. Поспать, коли захочется, можно и в экипаже, благо, он весьма просторен. А это лишние восемь-десять часов пути, а не задержки. Дел, связанных со свадьбой, невпроворот, и нужно успеть обогнать жениха и его родичей, которые скоро пустятся в дорогу. На этот раз семейство Орсини торопится с бракосочетанием, стремится закрепить лишь недавно налаженные связи с семейством Корво. Старший сын Джанпаоло Орсини отправлен с посольством в Орлеан, его брат женится на племяннице Папы. Все должно пройти безупречно, иначе на Бурхарда обидятся оба рода, а это весьма неприятно и грозит печальными последствиями.

Но сейчас секретарь почти забыл о грядущих хлопотах. Дорога пьяна непотребно, а сам он пьян умеренно: горячее вино, нагретое на жаровне, установленной в карете — очень хорошая вещь, если пить его немного и медленно. Да и попутчик не из тех, в чьем обществе позволишь себе лишнее, а сам Бурхард не привык к излишествам, скорее уж, наоборот.

В окошки кареты смотрит вечер, звезды на небе — крупные и яркие, подслащенное вино с корицей и медом приятно ласкает язык, а напротив — приятный собеседник, с которым всегда есть что обсудить.

— Как поживают ваши записи, мессер Бурхард?

— Вы знаете, что я веду дневник? Прекрасно поживают, я довел черновик до конца прошлого года. Постороннему трудно объяснить, но, поверьте мне, это был настоящий подвиг — событий хватало, а вот времени все расписать четко и понятно у меня, ввиду этих самых событий, не было совершенно.

— Да уж, прошлый год выдался бурным… И едва ли нынешний будет спокойнее. Могу ли я как-нибудь помочь вам разрешить затруднения? Я с удовольствием выступил бы в роли слушателя…

— С удовольствием, тем более, что это касается тех предметов, о которых мы говорили ранее.

Секретарь взял с полки шкатулку для бумаг, вытащил нужный лист:

— Ну, количество кардиналов в Роме на начало года вас вряд ли заинтересует… а вот с середины января началось. Во вторник, 21 января, было столкновение между войсками Папы, Орсини и Вителлио возле Браччиано, и разбиты были войска Церкви с большим позором и ущербом. Герцог Урбинский был взят в плен; галлов мертвых было около 200 или больше, — среди них постельничий Папы нашего, состоящий в пресвитерском сане, а других было убито около 300, и много раненых; все наши орудия были захвачены отрядами Орсини, а войска наши были рассеяны.

В воскресенье, 5 февраля, был заключен мир в Роме в апостолическом дворце между Святейшим Папой нашим и Орсини. Вместо них рукопожатием обменялись высокочтимые синьоры кардиналы Неаполитанский и Сансеверино; во вторник, 7 числа сего месяца, тот же высокочтимый кардинал Сансеверино поехал к Орсини к замку Браччиано и обменялся с ним соглашением о должном исполнении обещаний и постановлений. Прибыл с ним в Браччиано капитан Джорджо Санта Кроче и много других. В условиях примирения между прочим содержалось, что Орсини должны заплатить папе 50 000 дукатов. В эти дни возвратился сиятельнейший синьор Хуан Корво, герцог Гандии, главный капитан всех вооруженных сил Святой Римской Церкви, но сегодня не вошел в капеллу…

Читает он скорее по памяти: зажигать свечи впридачу к лампе не хочется. Неровен час, карета опрокинется или попросту резко остановится, и может случиться пожар.

— Хм-м… — поводит плечами сиенец. — У вас, мессер Бурхард, получается, что Орсини так испугались своей победы, что предпочли немедленный мир и выплаты.

Да, действительно, так ведь из записей и получается. Вот зачем нужен внимательный слушатель, осведомленный и не склонный к лести… Папскому секретарю необычайно повезло.

— А как бы вы описали то, что произошло в промежутке?

— Ну то, что предшествующие сражения были весьма удачны для армии Его Святейшества вы, разумеется, указали ранее. Десяток захваченных крепостей Орсини и их союзников — это, определенно, победа, хоть финальное сражение и закончилось пренеприятнейшим разгромом. Тем более, что Орсини, Санта Кроче, Бальони и Вителли уже полностью исчерпали свои силы во время осад и обороны, а на выручку Папе явились толедцы во главе с Гонсало де Кордобой, свежие и полные сил. Так что на долю Орсини и прочих выпала только одна победа, и то трудно назвать ее славной, и десять весьма печальных поражений. Разумеется, они предпочли склонить головы, получить назад свои крепости и пополнить папскую казну. Быть бездомными им никак не хотелось… Впрочем, если бы не январь, речь бы шла уже не о домах, а о жизнях. Если Его Святейшество хотел помириться с Орсини, он очень удачно выбрал командующего.

Секретарь кивает. Покойный Хуан Корво был удивительно плохим военным. А Папа пожелал поставить его над Гвидобальдо Урбино, которому Хуан разве что в оруженосцы годился. Поговаривали, что поражение — целиком и полностью на совести покойного герцога Гандии, потребовавшего от Гвидобальдо подчинения. Впрочем, сам герцог Урбино на эту тему не распространялся, по крайней мере, публично.

— Вы правы, но я не думаю, что в январе кто-то хотел оказывать услугу Орсини — а летом того же года — Его Святейшеству.

— Так или иначе, и Его Святейшеству, и всем его добрым подданным повезло, и говоря об этом вам, я не боюсь показаться бесчувственным. Несомненно, горе отца, потерявшего возлюбленного сына, безмерно, но приобрел он куда больше, чем потерял.

— Его Святейшество потерял… человека, который не мог быть достойным полководцем церкви. Но что он приобрел? — секретарь всерьез удивлен, в конце концов это он, а не синьор Петруччи, проводит жизнь в папской канцелярии и узнает обо всем раньше всех.

— Будущего полководца Церкви, я предполагаю, и весьма достойного. Не в сравнении с покойным Хуаном, да упокоит его Господь в мире, которого он не знал при жизни, а достойного в сравнении с другими гонфалоньерами Церкви.