Эрнесто Че Гевара

На следующий день, 21 июня 1952 года, уложив наши нехитрые пожитки на «Мамбо-Танго», мы поплыли вниз по течению величественной Амазонки в направлении к Летисии. Течение несло нас вперед. Эрнесто много фото­графировал и вел, следуя моему примеру, дневник. На­слаждаясь буйной тропической природой, мы, к нашему стыду, «прозевали» Летисию и заметили это только то­гда, когда наш «Мамбо-Танго» пристал к большому остро­ву, который оказался уже бразильской территорией.

Плыть обратно на плоту — против течения — затея без­надежная. Пришлось обменять «Мамбо-Танго» на лодку и еще в придачу отдать за нее все наши скудные сбе­режения.

В результате мы прибыли в Летисию не только до предела измотанные, но и без сентаво в кармане. Наш непрезентабельный вид вызвал естественные подозрения у полиции, и вскоре мы очутились за решеткой. На этот раз выручила слава аргентинского футбола. Когда началь­ник полиции, страстный «инча» (болельщик), узнал, что мы аргентинцы, он предложил нам свободу в обмен на согласие стать тренерами местной футбольной команды, которой предстояло участвовать в районном чемпионате. И когда «наша» команда выиграла, благодарные фанати­ки кожаного мяча купили нам билеты на самолет, кото­рый благополучно доставил нас в столицу Колумбии — Боготу.

В то время в Колумбии правил президент Лауреано Гомес. В стране господствовала «виоленсия» — насилие. Армия и полиция вели войну против непокорных кре­стьян. Убийства неугодных властям деятелей соверша­лись ежедневно. Тюрьмы были забиты политическими за­ключенными. Полиция и здесь нас встретила «гостепри­имно» — нас схватили и бросили за решетку. Пришлось пообещать властям немедленно покинуть Колумбию. Зна­комые студенты собрали нам деньги на дорогу, и мы на автобусе направились в пограничный с Венесуэлой город Кукуту. Из Кукуты мы перешли по международному мосту границу и очутились в венесуэльском городе Сан-Кристобале, откуда 14 июля 1952 года благополучно до­брались до Каракаса — конечной цели нашего путеше­ствия. За месяц до этого Че исполнилось двадцать четы­ре года.

Настало время возвращаться в Аргентину. Я, однако, решил бросить якорь в Венесуэле. И причиной тому была не только интересная работа, которую мне предложили в лепрозории Каракаса, но и то, что здесь я познакомил­ся с Хулией. Стали обсуждать с Че, как ему одному до­браться до Буэнос-Айреса. Денег у нас, как обычно, не было. Но нам, как и на всем протяжении нашего путе­шествия, продолжала улыбаться удача. В Каракасе Че случайно встретил своего дальнего родственника, торговца породистыми лошадьми. Родственник перевозил ска­кунов самолетом из Буэнос-Айреса в Майами (США) с остановкой в Каракасе. В Майами он закупал лошадей-ломовиков, которых переправлял самолетом в венесуэль­ский город Маракаибо, где продавал их и откуда само­лет летел порожняком в Буэнос-Айрес. Он предложил Че сопровождать очередную партию лошадей из Каракаса в Майами, а оттуда вернуться через Маракаибо в Буэнос-Айрес, и даже обещал денег на мелкие расходы. Че со­гласился, и в конце июля я с ним расстался. Он обещал после сдачи экзаменов и получения диплома врача вернуться в Каракас и работать со мной в лепрозории. Но этим планам не суждено было осуществиться. В сле­дующий раз я его увидел только после победы кубин­ской революции, в Гаване, в кабинете президента На­ционального банка Кубы, пост которого он занимал. Это было 18 июня 1960 года.

Чтобы закончить историю нашего путешествия, ска­жу, что в Майами Че задержался на целый месяц. День­ги у него быстро иссякли, хотя он и успел купить обе­щанное Чинчине кружевное платье. В Майами Че жил впроголодь, коротая время в местной библиотеке.

В августе 1952 года Че вернулся в Буэнос-Айрес и засел за учебники. Ему предстояло подготовить диплом­ную работу о проблемах аллергии и сдать добрую дюжи­ну заключительных экзаменов. На это ушло пять меся­цев. Он спешил распрощаться с университетом еще и по­тому, что по новому закону в следующем учебном году ему пришлось бы сдавать экзамен по «хустисиализму» — социально-политической доктрине Нерона, а это ему бы­ло явно не по нутру.

В марте 1953 года Эрнесто получил наконец диплом доктора-хирурга, специалиста по дерматологии. Но сво­бодным гражданином он себя считать еще не мог. Его призвали в армию. Не желая служить в армии «горилл», Че принял ледяную ванну, спровоцировав таким обра­зом очередной приступ астмы, после чего явился на вра­чебную комиссию, которая признала его негодным к во­енной службе.

Теперь он действительно стал вольной птицей и мог избрать любой из открывшихся перед ним путей: начать карьеру врача у себя на родине или вернуться в Кара­кас, где лепрозорий предлагал ему место врача с месяч­ным жалованьем в восемьсот американских долларов. Но, как известно, Че принял другое решение. Видно, ему было так на роду написано.

— Скажите, Альберто, после того, как вы расстались с Че в Каракасе, вы с ним переписывались?

— Пока он находился в Буэнос-Айресе, да. Я был уверен, что он вернется в Каракас. Затем, когда он направился во второе путешествие по Латинской Америке, он мне прислал открытку из Гуаякиля (Эквадор) сле­дующего содержания: «Малыш! Еду в Гватемалу. Потом тебе напишу». На этом наша связь прервалась вплоть до свержения Батисты, когда я послал Че в Гавану письмо, на которое он вскоре ответил. Че писал, что надеялся при­ехать в Каракас вместе с Фиделем, но заболел, и поэто­му наша встреча тогда не состоялась. Я, в свою очередь, стремился на Кубу, но по разным причинам мой отъезд затягивался. В 1960 году пришло новое письмо Че, от 13 мая. В письме он приглашал нас переехать на по­стоянное жительство на Кубу. Че спрашивал: «Мог ли ты когда-нибудь вообразить себе, что известный тебе лю­битель поболтать и попить матэ превратится в человека, без устали трудящегося на пользу делу».

Да, революция изменила Тэта, сделала из него желез­ного бойца и неутомимого труженика. В этом мы убеди­лись, когда в том же году приехали, наконец, на остров Свободы и встретились с ним. Теперь он знал ответы на вопросы, мучившие его в годы юности. Не изменился он только в одном: он был таким же скромным и равно­душным к жизненным благам, каким был и раньше. Вы­павшую на его долю славу и популярность Че воспри­нимал с юмором. Будучи одним из вождей революции, министром, он продолжал вести свой обычный спартан­ский образ жизни, зачастую сознательно лишая себя минимальных удобств. Из всех людских слабостей у него, пожалуй, были только три: табак, книги и шахматы.

Че неоднократно говорил, что революционный госу­дарственный деятель должен вести монашеский образ жизни. И это понятно, ведь большинство чиновников, в особенности высокооплачиваемых, в наших странах за­нимаются самообогащением, раскрадыванием государ­ственной казны, берут взятки, живут в роскошных вил­лах, пьянствуют, развратничают.

Переехав в 1960 году на Кубу, мы обосновались по совету Че в Сантьяго, где я стал преподавать на меди­цинском факультете местного университета. Че говорил нам: «Живите скромно, не пытайтесь делать капитализм при социализме». Разумеется, мы к этому и не стре­мились.

Когда вышла его книга «Партизанская война», он мне ее подарил со следующей надписью: «Желаю, чтобы дни Твои не закончились без того, чтобы не почувствовать за­пах пороха и не услышать клич народов к борьбе, — сублимированная форма испытать сильные эмоции, не менее яркие и более полезные, чем пережитые на Ама­зонке».

И еще одну книгу он подарил мне с дарственной надписью перед своим отъездом с Кубы. Он мне сказал, что уезжает, но куда и зачем конечно, не говорил, и я у него не спрашивал. Вот что он мне написал тогда:

«Не знаю, что оставить Тебе на память. Обязываю Тебя отбыть на рубку сахарного тростника. Мой походный дом снова будет держаться на двух лапах, и мои мечты будут безграничны до тех пор, пока пуля не поставит на них точку. Жду Тебя, оседлый цыган, когда пороховой дым рассеется. Обнимаю вас всех, включая Томаса. Че».